Цветущий сад - Маргарет Пембертон

Коллинз стоял у открытой дверцы «роллса», поджидая ее. Внутри было привычно тепло и спокойно. Она могла бы сесть в автомобиль и выбросить из головы доктора Лорримера и его ужасную приемную. Она могла бы выпить коктейль у Консуэлы и отправиться с ней и Стьювизантом в «Метрополитен-опера». Нэнси стояла неподвижно, так долго уставившись на открытую дверцу, что Коллинз спросил нерешительно:

— Все в порядке, миледи?

Она посмотрела на него невидящим взглядом:

— Да, Коллинз. Мне не нужен автомобиль. Благодарю.

С тупым изумлением он смотрел, как она пошла на нелепо выглядевших высоких каблуках вниз по обледенелой улице, волоча край своей собольей шубы по снегу. Коллинз унаследовал от своего прежнего хозяина некоторую долю британского хладнокровия. Ему пришлось проявить сейчас всю свою выдержку, невозмутимо дожидаясь, пока Нэнси не отойдет на сотню ярдов, чтобы осторожно последовать за ней на некотором расстоянии, прижимая автомобиль к краю тротуара.

Нэнси брела наугад, не замечая, как снег падает на ее волосы и липнет к щекам. Она прошла вдоль Сорок второй улицы, по Пятой авеню, пересекла Бродвей, затем спустилась вниз до Кэнел-стрит. Прохожие, спеша укрыться в своих теплых квартирах в бедных кварталах Ист-Сайда, настороженно поглядывали на нее и уступали дорогу. Свинцовое небо стало еще темнее и в городе зажглись газовые фонари, когда она свернула в лабиринт улиц в районе доков. Наконец она остановилась, неподвижно глядя на серо-зеленые воды реки. Прошло минут пять, прежде чем Коллинз, не заглушая мотора, вышел из машины и осторожно приблизился к ней.

— «Ролле» ждет вас, мадам. — Затем повторил еще раз, слегка коснувшись ее руки: — «Ролле» ждет вас, миссис Камерон.

Нэнси обернулась и, смахнув снег с ресниц, впервые огляделась. Вокруг возвышались мрачные здания, холодные и страшные в сгущающихся сумерках. Она не представляла, где находилась.

— Да-да, конечно. Благодарю, Коллинз. — Она позволила ему помочь ей сесть в автомобиль, где наконец почувствовала благословенное тепло.

Коллинз с облегчением вздохнул и, набирая скорость, двинулся по заснеженным улицам и площадям, на которых он чувствовал себя более спокойно.

Нэнси откинулась на спинку сиденья с монограммой, ощутив жгучую боль, охватившую лицо, руки и ноги. Она попыталась наклониться и снять промокшие и испорченные туфли из крокодиловой кожи, но руки настолько закоченели, что совсем не слушались ее. Она прекратила бесплодные попытки и снова откинулась назад. Коллинз плавно вел машину вверх по Парк-авеню. Она должна сообщить новость Джеку, отцу и дочери Верити. Нэнси передернуло. Только не Верити. Незачем портить ей жизнь. А отец?.. Она закрыла глаза. Чипс О'Шогнесси во время выборов баллотировался на должность мэра Бостона, поднявшись на новой волне популярности. В день свадьбы Верити он выглядел на двадцать лет моложе, хвастаясь молодой женой, мачехой Нэнси, и забыв о том, что теперь Верити может сделать его прадедушкой еще до семидесятилетия.

Нэнси судорожно вздрогнула. Прежде всего ей нужно связаться с мужем. Было уже без четверти семь, через пятнадцать минут он покинет свою вашингтонскую квартиру и отправится на коктейли и разные приемы с бесконечным перемыванием косточек правительству. Она протянула руку к переговорной трубке и попросила Коллинза поспешить.

Что сделает Джек? Примчится на автомобиле? Успеет на последний поезд? Прилетит на самолете? Как угодно, лишь бы поскорее. Мысль о том, что ей придется провести длинный скучный вечер в одиночестве, внезапно ужаснула ее. Ей не хотелось сидеть одной в темноте.

«Роллс» плавно подкатил к стоянке у роскошного особняка, в котором жило уже третье поколение Камеронов. Нэнси не стала дожидаться, когда Коллинз откроет ей дверцу. Она сама распахнула ее и побежала к дому.

Рамон Санфорд нетерпеливо постукивал кончиком черной сигареты по крышке портсигара. Он не привык ждать, а Нэнси Ли Камерон опаздывала почти на час. Его удерживали от ухода только фотографии, развешанные по всей комнате в овальных серебряных рамках. На них были запечатлены представители семейств Камеронов и О'Шогнесси — ушедшие и ныне здравствующие. Рамону не нравились Камероны с их вздернутыми подбородками и плотно сжатыми губами. Несколько раз он возвращался к фотографии Нэнси, сделанной на борту яхты. Она стояла, опершись о поручень, ее темные волосы развевались на ветру, шею обвивал длинный шифоновый шарф. Голова была слегка откинута назад, на лице сияла улыбка. Это был необычный снимок. Он резко отличался от тех, где нарочито позировал ее муж. Улыбался ли когда-нибудь сенатор так непосредственно и естественно, как его жена? Вряд ли. Все, что делал Джек Камерон, преследовало определенную цель. Даже смеялся он только тогда, когда это было выгодно.

На секретере красного дерева рядом стояли две фотографии. Рамон с любопытством вгляделся в них. На одной, пожелтевшей от времени, был снят пожилой человек. На другой он увидел знакомое лицо мэра Бостона. Рамон никогда не встречался с Патриком О'Шогнесси, дедом Нэнси, властным и стройным, с копной седых волос, со взглядом, полным достоинства, устремленным прямо в камеру. И все же Рамону было знакомо это лицо. Точно такой же портрет красовался на письменном столе его деда уже более сорока лет. Санфорд и О'Шогнесси. Легкая улыбка тронула губы Рамона. Друзья и враги. Знала ли об этом Нэнси так же хорошо, как он? Лео Санфорд обожал воспоминания и любил поболтать. В детстве Рамон часто сидел у него на коленях на террасе их виллы в Опорто и не раз слышал рассказ о том, как лучший друг деда Патрик О'Шогнесси спас его пасынка, когда тот тонул. Затем каким-то образом, всего лишь при незначительной поддержке Лео, он превратил небольшую съестную лавку в Бостоне в мультимиллионную империю бизнеса. После смерти деда эта фотография куда-то исчезла. Отец Рамона, тот самый ребенок, которого Патрик О'Шогнесси вытащил из мрачных вод Атлантического океана, не любил своего спасителя. Точнее — никого из его потомков. Он ненавидел Чипса О'Шогнесси так непримиримо, что Рамон из уважения к отцу никогда не стремился познакомиться с ним. Только сейчас, со смертью Дьюарта, он попытался по просьбе матери возобновить связи, существовавшие некогда между их семействами. Причем таким способом, который отец наверняка одобрил бы. Он улыбнулся еще шире, когда поиски фотографии второй жены мэра оказались безрезультатными. Ее нигде не было видно. Отсутствие снимков Глории бросалось в глаза.

Рамон взглянул на часы. Без пяти минут семь. Он погасил сигарету и направился к двери. Внезапно она распахнулась, и в комнату влетела темноволосая женщина. Она резко остановилась в оцепенении, заметив, что в комнате кто-то есть. Темные брови Рамона приподнялись в изумлении. Женщина держала в руке смятую шляпу. Ее спутанные волосы были покрыты снегом, лицо побледнело, под глазами виднелись синие круги. Дорогая соболья шуба намокла, а снизу была забрызгана грязью и талым снегом. Изящные туфли из крокодиловой кожи потрескались и, казалось, вот-вот развалятся.