Святослав. Хазария - Валентин Гнатюк

И опять вздохнул Боян, вспоминая, что и сам когда-то был молодым и здравым. А теперь пришла старость, лишила очи света, и не осталось ни детей, ни родственников, кто бы приютил старика. А жил он у самого берега днепровского, имел угол в чужом доме. С утра, настроив гусли, уходил на Торжище и возвращался лишь к ночи. Находил в углу кусок хлеба, рыбу или горшок млечной каши, что приготовила хозяйка, вечерял и ложился спать. Утром вставал, шёл к реке, умывался, славословил богов, потом снедал, что было, платил хозяйке медных монет из подаяния, брал клюку и гусли и вновь шёл на Торжище, чтобы воспевать прохожим людям минувшую русскую славу.

Не сразу ведь стал он слепым Бояном, а прежде был храбрым дружинником у князя Олега, ходил с ним в походы на разбойных печенегов, жестоких хазар и хитрых греков. И, слава Перуну, во многих боях сражался, и немало ран получил от врагов во славу земли киевской. Сохранил его Перун от стрел и мечей вражеских, но крепкое здравие ущербилось. Начал старый воин мучиться, долго хворал, а с тем и зрение понемногу утратил. И тогда с печалью в сердце впервые взял гусли, и струны зарокотали-запели в его руках. Сам Велес-бог открыл ему вещий дар и поручил пробуждать песнями людские сердца. И дал ему слово грозное, как оружие крепкое, которое в самые недра души проникало и ранило. И сам князь Игорь тех словес опасался, и старался Бояна приласкать, не обидеть, и зазывал часто в свои хоромы послушать те песни на праздники. Теперь уже не зовут его в княжеский терем, княгиня Ольга Бояновы песни боле не слушает, а слушает льстивые речи ромейских попов. Одно отрадно, что князь младой славу русскую помнит и богов славянских почитает, да продлят они его дни!

И Боян стал творить молитву за Святослава.

Между тем в княжеском тереме только начиналось настоящее празднество. Большая гридница была полна народу. Множество греческих свечей и светильников-хоросов, заправленных бараньим жиром, пылали так ярко, что было светло как днём.

Весело звенели кимвалы, гудели рожки и волынки. Неутомимые скоморохи плясали, вертелись и выкидывали такие коленца, что гости то и дело разражались смехом и сами готовы были пуститься вприсядку, да присутствие княгини и именитых гостей сдерживало их.

Ольга со Святославом сидели во главе уставленного яствами и хмельными мёдами стола. Справа от Святослава сидел Свенельд и старые темники, дальше – темники Молодой дружины. Слева от княгини – родственники, знатные бояре, а затем купцы. По важной причине собрались здесь именитые гости и звенели гусли с кимвалами, – ещё бы, нынче справлялся день полнолетия Святослава!

Минуло трижды по семь годовых коловоротов: коло познания Тайных Вед, коло постижения Ратной науки и коло Возмужания. Святославу исполнился двадцать один год. Он стал не только князем, но и главным военачальником. Ещё вчера на утреннем построении Святослав стоял подле воеводы. А нынче Свенельд сам докладывал ему о готовности полков.

Накануне был долгий разговор с Великим Могуном и кудесниками. Никто не ведал и никогда не поведает, о чём говорили волхвы с князем, какие напутственные слова сказали ему, – тайны могунские твёрже самого крепкого камня. И не зря, видно, на столешнице перед Святославом рядом с дорогой посудой стояла старая медная чаша Велесдара, а за голенищем новых красных сапог торчала роговая рукоять ножа – вещи старого наставника, с которыми Святослав никогда не расставался. Живо, словно это было вчера, он вспоминал, как этим ножом Велесдар впервые обрил его мальчишескую голову, а в чаше принёс серьгу с синим камнем. Видит ли теперь старый волхв и узнаёт ли своего ученика? Вот он сидит во главе стола, с тёмным оселедцем и пущенными вниз усами, с заметным шрамом на щеке, оставшимся от печенежской сабли. Крепкие плечи под шёлковой рубахой бугрятся мышцами искусного и опытного воина. Синие, источающие силу глаза смотрят уверенно и пронзительно, выдавая острый ум и недюжинную волю. Таким бы увидел воспитанника старый кудесник Велесдар и остался бы им доволен.

Средь весёлого всеобщего пира молодой князь Святослав Игоревич казался задумчивым. Он мало ел и пил, нечасто улыбался. То ли нечто, открытое ему волхвами, заставило замыслиться, то ли осознание ответственности с этого дня не только за Молодую дружину, но и за всю Русь, которую он брал под свою руку. Нужно достойно продолжить дело славного отца князя Игоря, настоящего воина и радетеля земли Русской, что с честью воплощал заветы великого Олега Вещего и, продолжая начатое им, сумел укрепить и расширить мощь государства славянского, усмирить и принудить к миру воинственных соседей. Он, Святослав, просто обязан вернуть Руси те земли, которые недобрые соседи вновь захватили, пользуясь отсутствием во главе Руси сильного князя. Мать его, мудростью славная, много делала для сохранения Руси, да только с коварным и алчным противником прежде всего сила надобна. Волк хищный уговорам не внемлет, его добрый хлыст, нож или палица лепше вразумляют…

А пир кипел. В честь князя и княгини-матери звучали здравицы, вздымались кубки с хмельным греческим вином и ковши с русским мёдом-сурицей, смеясь, что-то рассказывали друг другу гости, стараясь перекричать соседей и громкую музыку. Кто-то, уже крепко разгорячённый весельем, доказывал свою правоту. Беспрерывно снующие отроки убирали пустые блюда и несли новые, чашники то и дело наполняли кубки гостей из кувшинов и греческих амфор.

Иногда музыка прерывалась, скоморохи и плясуны освобождали проход, и к княжескому столу с достоинством шагали иноземные купцы и посланцы. Византийцы, фряги, жидовины, словенцы, варяги, готы и прочие послы, высказав поздравления Святославу и его матери, подносили дары: цветные ткани, оружие, конскую сбрую, посуду, золотые и серебряные монеты и многое другое. Всяк понимал, что отныне на Руси полновластный князь, и стремился заручиться его добрым отношением, посему на подарки гости не скупились.

Святослав с одинаково сдержанным вниманием принимал подношения, только при взгляде на хорошее оружие в его глазах вспыхивали искры.

– А знаете, братцы, что я сейчас на княжеском дворе видел, когда сюда шёл? – обратился к своим друзьям темник Веряга. – Коня, да какого! Чисто-белого, будто самим Белобогом посланного! Рекут, мать Ольга сыну в дар преподнесла…

– Так вот кто его у нас перехватил! – воскликнул Горицвет и поведал Веряге об их злоключениях на Торжище.

– Ну, для матери Ольги не жалко, – пробасил Притыка, – она всё одно его Святославу подарила, как и мы хотели. Князю наручи наши тоже понравились, сказал, непременно наденет…

– Значит, будет-таки наш князь, как Перун, скакать впереди дружины на белом коне! – заключил Издеба, радостно сверкнув единственным оком. После тяжкого ранения на Курянских границах Издеба был поставлен на должность начальника Ратного Стана.

– Да, теперь князь воеводой стал, гонять нас зачнёт нещадно, как свою Молодую дружину, – рассмеялся Горицвет. – Вон сыновья наши сидят, – кивнул он на противоположный конец стола, – у них спроси, каково под началом Святослава быть…

– Э-э, нет, – прогудел Притыка, сменивший Издебу на посту начальника Старшей дружины, – коль меня так гонять, то я потом спать залягу на три дня.

– Точно! – поддержал Веряга. – Старые мы уже для таких изворотов.

– Ага, немощные, – отозвался Горицвет, – особенно ты, брат Веряга. Надобно с десяток лучших печенежских воинов, чтоб с тебя сон согнать да заставить за меч взяться! Помнишь небось, как у Перуновой Прилуки один против десятерых управился, почище молодого!

– Деваться мне некуда было, вот и пришлось… – отвечал Веряга, смачно отправляя в рот изрядный кус печёной поросятины.

– Что ни говори, братья-темники, а одно знаю доподлинно, что князь младой великие дела сотворит, – задумчиво проговорил Издеба. – Сами видели, как он сызмальства старательно и истово дело ратное постигает, будто рукомысленник, который задумал вещь, коей свет не видывал. Без шуток реку вам, попомните слово старого Издебы!

– И что важно, братья, Святослав веры пращуровой держится и волхвов слушает, потому их сила и разум нашему князю всегда в помощь будут! – наклонившись, вполголоса, чтоб не услышала мать-княгиня, дополнил Горицвет.

Снова смолкла музыка, и к столу с почтительными поклонами приблизились на сей раз хазарские гости.

– От имени Великой Хазарии, что владеет тремя морями, бесчисленными градами и народами, от лица великого Бека и божественного Кагана нашего, – рёк через молодого толмача-жидовина посол, – шлём поздравления тебе, великая княгиня Ольга, с полнолетием сына твоего единственного. К радости твоей материнской хотим присовокупить наши дары!

Хазарин сделал едва заметный жест, и к ногам княгини легли дорогие платки и ценные меха. В ларцах, резанных из красного и чёрного дерева, изукрашенных перламутром и золотой чеканкой, заискрились драгоценные каменья. В других сверкали браслеты, кольца и ожерелья. Третьи источали благоуханные ароматы из далёкой Асии.