Прости меня, незнакомка. Рассказы и зарисовки - Дмитрий Красавин

Не прошло и минуты, как он вновь спустилась на балкон и поспешно запрыгнул в клетку.

Последующие попытки выпустить «друга» на свободу оказались такими же безуспешными.

Пернатый явно выказывал предпочтение хоть и тесной, но обжитой, «родной» клетке перед необъятными просторами внешнего мира.

Так и ум человека, соорудивший для себя клетку из прошлых обид, побед, поражений, никак не решается с ней расстаться.

Дверь открыта – лети! Весь мир открыт перед тобой! Но…

Знания и практики помогают нам очистить ум, восстановить эмоциональное равновесие – открыть дверку клетки. Но летать на воле или цепляться за золотые прутья клетки, каждый решает сам. Ни Бог, ни Гуру, ни родители не могут сделать за нас выбор. Не так ли?

Две зарисовки из Калькутты

Формула счастья

Имейте смелость принимать каждого человека таким, какой он есть.

Мать Тереза Калькуттская

Быть в Калькутте и не посетить монастырь Матери Терезы – это нонсенс. Поэтому, несмотря на плотный график различных мероприятий, включенных в программу поездки по Индии, мы с Ириной (инструктор «Искусства жизни» из Подмосковья) на второй день пребывания в городе в шесть часов утра отправились в монастырь.

При входе нас встретила доброжелательная, улыбающаяся монахиня, лицо которой светилось вселенской любовью ко всем и каждому. Она ознакомила нас с правилами посещения монастыря, показала, какие комнаты открыты для паломников и туристов.

Мы преклонили колени и постояли в молчании перед плитой, под которой покоится прах матери Терезы. Затем осмотрели комнаты с многочисленными стендами, фотоальбомами, картинами. Побыли в тишине маленькой тесноватой кельи, в которой жила, работала, принимала гостей мать Тереза…

В небольшом фойе перед выходом из монастыря нас вновь встретила улыбчивая монахиня. Завязался разговор о монастыре, о матери Терезе.

Узнав, что мы русские, женщина перешла с английского на русский.

Я спросил ее, где она научилась так превосходно говорить по-русски.

Она ответила, что до Индии много лет проработала в Казахстане.

– А почему решили из Казахстана перебраться в Калькутту? – поинтересовался я.

– Я никогда не решаю, где жить и работать, – для этого есть Папа, – ответила она.

– Но ведь это ужасно, когда кто-то другой, пусть даже очень уважаемый, распоряжается твоей судьбой! – вступила в разговор Ирина.

Монахиня рассмеялась:

– Ужасно, когда твою судьбу решает нечто временное, непостоянное – соображения выгоды, эмоции. А я от всего этого далека, так как отдала себя в руки Господа. Он мой возлюбленный. Что в этом мире и за его пределами может быть надежней и крепче Его любящих рук? Я нахожу Его везде и в каждом. Я люблю, и я любима. Разве это ужасно?

Мы стали рассказывать ей об «Искусстве жизни».

Она сказала, что знакома со многими местными учителями нашего фонда, а его основателя Шри Шри Рави Шанкара3 или Гуруджи, как его чаще называют последователи, любят и уважают во всех штатах Индии.

– Людей доброй воли роднит общность цели – через служение, через возвеличивание роли общечеловеческих ценностей приблизить этот мир к Богу.

Я поправил ее:

– К Божественному невозможно приблизиться, так как Оно – сердцевина каждого мига бытия. Надо лишь научиться видеть Его.

Монахиня ответила, что это не меняет сути: слова разные, а то, что стоит за ними, что выше любых слов, – чувства, намеренья, дела, – у нас сходно.

Ирина сделала ей комплимент, что мало встречала в своей жизни людей столь светло, привлекательно улыбающихся, столь открытых.

Монахиня оставила комплимент без ответа.

Вытащив из чехла фотоаппарат, я спросил:

– Можно я вас сфотографирую? Над вашей головой сияет нимб с надписью «я очень счастлива».

– Монахиням не пристало фотографироваться без благословения игуменьи, – отказала она.

– Что делает вас такой счастливой? Можно это как-то сформулировать? – спросила Ирина.

Монахиня снова рассмеялась:

– Я не знаю никаких формул! – помолчала, задумавшись, и тут же вновь просияла улыбкой. – Впрочем, кое-что для вас найдется.

Она взяла со столика в фойе два флайера с фотографиями матери Терезы и протянула нам:

– Здесь записана искомая вами, проверенная временем и опытом тысяч людей «формула счастья».

Я взял флайер.

На оборотной стороне фотографии знаменитой на весь мир монахини было напечатано:

«Плод ТИШИНЫ – Молитва.

Плод МОЛИТВЫ – Вера.

Плод ВЕРЫ – Любовь.

Плод ЛЮБВИ – Служение.

Плод СЛУЖЕНИЯ – Душевный покой».

Чуть ниже рукой матери Терезы было приписано: «Бог благословляет вас».

Мать Тереза и Рикша

Калькутта – один из беднейших городов Индии. Но за те три дня, что мы провели в нем, нам не встретилось ни одного нищего, требующего подачек в обмен на демонстрацию своих увечий. Зато на улицах было полно рикш. Не моторикш, привычных по улицам Мумбая или Бангалора, и даже не велорикш, наводнивших Дели, а рикш в их исходном понимании – обожженных солнцем индусов, вручную волокущих по улицам телеги с восседающими на них клиентами. Иной раз какой-нибудь жилистый паренек, согнувшись к тротуару под углом сорок пять градусов, перевозил на своей тележке по шесть-семь клиентов разом, целые семьи, с чемоданами, всевозможными коробками, мебелью…

Мы с Ириной выходили на улицу из дверей монастыря Матери Терезы. Светлый образ этой женщины еще парил над нашими головами. Беззаветное служение больным, обездоленным, неимущим. Служение без малейшей примеси корысти – как естественная потребность любящей души в самовыражении. Что может быть более возвышенное? Сотни тысяч спасенных от голода и болезней. Символ милосердия, сострадания…

И тут мы увидели рикшу – пожилого, с поседевшими волосами индуса. Он сидел на тротуаре на другой стороне улицы, привалившись спиной к колесу тележки, и ожидал клиентов.

– Ира, – осененный внезапно возникшей идеей, обратился я к своей спутнице. – Этот человек не сломался под ударами судьбы, не стал попрошайкой. Он зарабатывает на хлеб своим нелегким трудом. Его необходимо поддержать. Честный труд, честный заработок – в этом нуждается Индия, в этом источник ее будущего материального процветания. Ты согласна?

Ира рассеянно посмотрела на меня, но ничего не ответила.

– Давай наймем его, – предложил я. И в ответ на ее удивленно приподнявшиеся брови пояснил: – Мы заплатим ему не нищенские тридцать рупий, а пятьсот или даже тысячу – как оценили бы такой труд по европейским меркам. Он довезет нас до гостиницы. Я плачу. Я приглашаю тебя прокатиться на рикше!

Я ступил с тротуара на проезжую часть, уже намереваясь перейти дорогу, но она легонько коснулась рукой моего плеча:

– Постой, ты вполне отдаешь отчет тому, что сейчас предложил?

– Конечно! – обернувшись, ответил я и стал развивать свою мысль дальше. – Подавая милостыню, мы развращаем людей, а поощряя честный труд…

– Я не о том, – перебила меня Ира. – Представь себе на миг, что ты – мать Тереза.

– Ну?

– Мать Тереза, которую везет по городу впряженный в тележку человек.

– И что?

– Представил?

– Мы… – все еще окутанный флером своей идеи, начал было я, и вдруг осекся, представив согнутого под углом сорок пять градусов индуса с поседевшими волосами, впряженного в громоздкую телегу. Натруженные ноги с выпуклыми прожилками вен, мозоли на плечах, покрытый потом лоб. А на телеге, которую он тянет по многолюдной улице, восседает мать Тереза, приветствуя поднятой ладонью кланяющихся ей с тротуаров горожан…

Вот она раздает голодающим рис. Вот меняет прокаженному белье и обрабатывает раны целебной мазью. Дежурит у кроватки умирающего от рака ребенка…

Но мать Тереза, восседающая на рикше? Что-то мерзкое, отвратное открывалось в этой картине.

И в этот момент, словно иллюстрация к нашему диалогу, на дороге показался очередной рикша. Он довольно бодро тянул за собой тележку, на которой восседала пара европейцев. Молодые парни потягивали из баночек пиво, чему-то улыбались, изредка посматривали по сторонам, любуясь достопримечательностями, и вели неспешный разговор. Возможно, логически безупречный, о том, как это здорово – поощрять честный труд индусов.

В равной степени изумленный и тем, как легко можно обмануться убедительностью логики, и тем, насколько она беспомощна, когда дело касается нравственных вопросов, я шагнул обратно с проезжей части на тротуар.

До гостиницы, которая находилась в трех кварталах от монастыря, мы шли пешком.

Семь зарисовок из Бангалорского Ашрама

1. Восхитительный танец