Корниловский мятеж - Леонид Корнилов

Колыбельная "цинку"

Экскаваторный ковш нашу русскую землю грызет.

То жует чернозем, то вонзается в глину.

Мы упали ничком, потому что стремились вперед

А теперь все равно нас положат на спину

Бьет Чечня по Уралу, по Хабаровску бьет

Бьет по стару и малу, выбивая народ.

У какого предела скажет Родина-мать:

не солдатское дело за господ помирать.

Нам сказали, страна о Кавказский споткнулась хребет,

Мы не умники, чтоб обходить эти горы

И надежды свои запечатав в почтовый конверт,

мы ушли без надежд, передернув затворы.

Бьет Чечня по Уралу, по Хабаровску бьет.

Бьет по стару и малу, выбивая народ.

У какого предела скажет Родина-мать:

не рабочее дело за господ помирать.

Барабанят по нам в аккуратных окопах могил

то приморский песок, то московская глина.

Но хотелось бы знать, почему мы дожить не смогли

человеческий век, ну хотя бы его половину?

Бьет Чечня по Уралу, по Хабаровску бьет.

Бьет по стару и молу, выбивая народ.

У какого предела скажет Родина-мать:

не народное дело за господ помирать.

Эх, Россия

Эх, Россия, где тебя носило?

Я родился, а тебя нема.

В строку - лыко.

Да беда от силы.

Как мне мыкать горе от ума?

То ли русский? То ли россиянин?

То ли песня, то ли стон навзрыд?

Эй, этруски, братья-праславяне,

расскажите мне про остров Крит.

Будем снова вырубать мечами

из Земного шара Землю-мать.

Было слово, кажется, вначале.

Не забыть бы нам с него начать.

А за словом явится и слава.

И славяне не заставят ждать.

Будут снова русские заставы

от Ивана до Петра стоять.

Ну а дале пушкинские строки

светлой далью вышьют горизонт.

Мы, славяне, в мире одиноки

тем, что нам без славы не резон.

Нету славы - нету и России.

В сорок пятом Русь еще была.

Боже правый, в космос нас носили

звезды, догоревшие дотла.

А двуглавый крыльями не машет,

словно брат цыпленка табака.

Нету славы в бедной жизни нашей.

Не кольчужка - память коротка.

Эх, Россия, где тебя носило?

Я родился, а тебя нема.

Я б сгодился для великой силы.

А на что мне нищая сума?

Русский

Я - русский! В грудь стучу рукой.

Но в этом есть оттенок грустный.

Как будто на вопрос: какой?

Я отвечаю: "Русский, русский"...

Не сразу предков извиня,

кричу им: как вы жили-были,

что прилагательным меня

так неудобно приложили?

Неужто беден наш язык,

и не нашлось другого слова?

Хоть я к другому не привык,

хоть мне и с этим не хреново.

Но... существительное - я!

Не стану даже подлежащим.

Я сдачу не беру с рубля.

Я не какой-то там пропащий.

Мне не нужна приставка "при".

К России я не прилагаюсь.

Я существую с ней, внутри,

не сопрягаясь, не склоняясь.

И не желаю я служить

при ней бесплатным приложеньем.

Мне легче голову сложить,

чем быть частицей предложенья.

Во мне бузит великоросс.

И всякой выходке навстречу,

как на шести шагах - всерьез,

вполне существенно отвечу.

Да, русский, русский я навек!

А кто не понял, растолкую:

в значенье Русский Человек

я в этом мире существую.

Американских... нет как нет.

Голландских... нет, английских... тоже,

А русский - есть! Уж тыщу лет.

И значит, русским быть - дороже.

Тоска по народу

Я оглох от высокого слога.

Мне не в мире бы жить, а в миру.

По обруганным русским дорогам

возвращаюсь на колком ветру.

И роняю им тихое слово

в благодарность за тот поворот,

за которым увижу я снова

распростертые крылья ворот.

За бревенчатой чуткой стеною

свет полночный не буду гасить.

Вся Россия, прожитая мною,

соберется ко мне погостить.

Образа переглянутся строго

И сочтут, что без тяжкой вины

Я прокладывал линию Бога

на рабочей ладони страны.

Из цепей на Владимирском тракте

до ракет во вселенской глуши

вырос кряжистый русский характер

брат загадочной русской души.

И загадочна наша дорога

тем, что есть у нее поворот.

И важнее явления Бога

то, чтоб снова явился... Народ.

За честь слова

Меня приговорила муза

военно-полевым судом

за гибель Слова и Союза

сослать в сегодняшний дурдом.

Плюю на речи по бумажке.

Как ночи просыпаю дни.

Хожу в смирительной рубашке

пустопорожней болтовни.

Полубредово зарекаюсь

любить Отчизну до конца.

И как сподвижник слова каюсь

в бесплодье красного словца.

И понимаю: дело плохо.

Я признаю свою вину

и в том, что бросила эпоха

под ноги целую страну.

Она затоптана толпою.

И от подошвы след кровав.

И сердце рвется: к бою! к бою!

А разум держит: ты не прав.

Смотрю в написанное тупо.

Меня свободою свело.

Свобода слова... от поступка,

считай, свобода от всего.

Свобода голой ходит дома.

Ори до утренней зари.

И нет свободнее дурдома,

где все, что хочешь, говори.

Да будь ты трижды Юлий Цезарь.

Но слово - как предавший друг.

Язык прижизненно отрезан

не от гортани, а от рук.

Да будь ты трижды Маяковский.

Но если нету баррикад

на людных улицах московских,

ты - просто безымянный бард.

И рифмы жалкая обнова.

И мысли злая нагота.

В утиль посеянное слово

ржавеет гайкой без болта.

И нервы, вкручиваясь в душу,

опять срываются с резьбы.

Я из дурдома пру наружу

не вдоль, а поперек судьбы.

И кто перешагнет - споткнется.

И обходить не по пути.

И кто-то грязно матернется,

навроде, так его ети.

За оскорбленье врежу в зубы

по-свойски, раз и навсегда.

Отныне быть желаю грубым.

От слова - к делу, господа.

Я речи впитывал, как губка.

Но блеф - ораторская прыть.

Слова, лишенные поступка,

меня не в силах убедить.

Хорош трепаться бестолково.

За слово русское в бою,

за оскорбленье чести слова

я морду каждому набью.

Аркаим

Историки, не надо "липы".

Отечества мне сладок дым.

Древнее пирамид Египта

славянский город Аркаим.

Для славы Тигра и Евфрата,

как говорится, кончен бал.

Давайте воспоем, ребята,

реку Тобол с рекой Урал.

В их заповедном междуречье

шестнадцать тысяч лет назад

рождался вместе с русской речью

Земного шара стольный град.

Шестнадцать тыщ!..

Подумать только!

А уж обсерваторский глаз

ласкал космическую зорьку

шестнадцать тысяч лет назад.

Был в виде знаков Зодиака

построен город Аркаим.

Шестнадцать тысяч лет! Однако.

Авось и мы так постоим.

Шестнадцать тысяч лет до нашей,

а так еще прибавьте две.

До нашей эры было нашим

все то, что было на Земле.

И аж от Финского залива

через Сибирь, туды-сюды,

а там - за Беринга проливом

шли праславянские следы.

Плетут интриги инородцы.

И, видимо, завидно им,

что пьем мы воду из колодца

столицы мира - Аркаим.

Скажу, завидовать нам не фиг.

Не зарекаясь от сумы,

рожали в муках крекинг нефти

и паровоз, и космос - мы.

И радиво, и телеящик,

и даже бешеный "харлей"

два наших мужика пропащих

собрали между стопарей.

И почву этой эры ржавой

пронзя, но не нарушив связь,

литературная держава

до "нашей" эры родилась.

Проста, Кирилл, прости, Мефодий,

но наша письменность древней.

Славяно-русские Афони

давно собаку съели в ней.

И разбрелись по белу свету

с добром, а не наоборот.

И подсказали Архимеду,

как смастерить водопровод,

И знайте, люди-человеки,

что с легкой нашенской рука

пошли и майи, и ацтеки

по сути, наши мужики.

И че Колумб туда поперся,

чего там было открывать?

Да лучше б нас спросили просто.

Уж мы б смогли им втолковать,

что, мол, Аляска - русский берег,

хоть так, хоть этак повернуть.

Что нет и не было Америк,

а был и есть - славянский путь.

Что всех земных цивилизаций

одна - славянская - древней.

Я не к тому, чтобы зазнаться,

а я к тому, что нам видней.