HHhH - Лоран Бине

Я в сотый раз вернулся в Прагу. Теперь со мной была другая молодая женщина, ослепительная Наташа (француженка, несмотря на имя, и дочь коммунистов, как мы все), и вместе с ней я снова отправился в крипту. Музей оказался закрыт по случаю национального праздника, но я вдруг заметил напротив то, чего никогда не замечал раньше, – бар под названием «У парашютистов». Внутри, на стенах, – фотографии, документы, рисунки и плакаты, относящиеся к истории покушения на Гейдриха; в глубине зала большая, во всю стену, роспись – карта Великобритании, на которой помечены разные военные базы или места расположения боевых диверсионных групп, – места, где бойцов диверсионных отрядов чехословацкой армии в изгнании готовили к порученной им миссии.

Мы с Наташей выпили пива и ушли, а назавтра вернулись к открытию музея, я показал ей подземелье, и она сделала по моей просьбе несколько снимков. В холле крутили короткометражный фильм о покушении, я попытался запомнить, где разыгрывалась драма, чтобы пойти туда и посмотреть, но выяснилось, что это далеко от центра, в предместье чешской столицы. Названия улиц изменились. Я и сейчас, плохо ориентируясь в окраинах, толком не понимаю, куда податься, а тогда, выходя из крипты, я взял буклет на двух языках с анонсом выставки, которая по-чешски называлась Atentát, а по-английски – Assassination. Между двумя этими названиями на обложке – фотография Гейдриха, окруженного немецкими офицерами в парадной форме. Рядом с Гейдрихом – судетский немец Карл Герман Франк, его правая рука[7]. Вся компания поднимается по лестнице, устланной ковровой дорожкой. На лице Гейдриха напечатан красный кружок – мишень. Выставка открыта в пражском Музее армии[8], неподалеку от автовокзала Флоренц, рядом с метро – так было написано в буклете, но я нигде не смог найти никаких дат, только часы работы музея. И мы поехали туда в тот же день.

В музее нас встретила и сразу окружила заботой пожилая дама. Обрадованная появлением посетителей, она предложила нам осмотреть все залы, однако меня интересовал лишь один, и я не откладывая дела в долгий ящик показал даме, какой именно – тот, где у входа красуется громадный плакат, очень похожий на афишу голливудского фильма ужасов, тот, где разместили выставку, посвященную Гейдриху. Я не понял, была ли эта выставка частью постоянной экспозиции, но в любом случае пускали туда бесплатно, как и вообще в музей, мало того, пожилая дама, спросив, откуда мы приехали, выдала нам брошюрки на английском (и огорченно сказала, что выбор невелик: кроме этих, только немецкие). Увиденное превзошло все мои ожидания. И впрямь – чего только не было в этом зале! Помимо писем, снимков, плакатов и разных документов здесь оказались выставлены оружие и личные вещи парашютистов; их составленные англичанами досье с заметками и оценками деловых способностей и умений; «мерседес» Гейдриха со спущенной шиной и дыркой от пули в задней правой двери; роковое любовное письмо, ставшее причиной бойни в деревне Лидице, а рядом – паспорта адресата и адресанта с фотографиями и множество других подлинных вещей и документов, волнующих следов того, что произошло. Понимая, что имен, дат и подробностей слишком много, я лихорадочно записывал, а выйдя из зала, спросил у пожилой дамы, можно ли купить путеводитель по выставке, которым она меня снабдила для осмотра. В нем кроме комментариев имелись подписи ко всем экспонатам. Дама с сокрушенным видом ответила «нет». Эта очень хорошо сделанная, сшитая вручную книжечка совершенно точно не предназначалась для продажи. Я не знал, как теперь быть, и дама, увидев мою растерянность, а может быть, и растрогавшись моими стараниями объясняться по-чешски, в конце концов взяла у меня брошюрку, весьма решительно запихала ее в Наташину сумку и показала жестом, что нам надо молчать и уходить. Мы очень тепло с ней распрощались. Думаю, при полном отсутствии на выставке посетителей путеводитель этот вряд ли кому понадобился бы, но все-таки поступок был ужасно милый. Через день, за час до отхода автобуса на Париж, я вернулся в музей с коробкой шоколада для симпатичной дамы, она смущенно отказывалась. Но содержание подаренного ею издания оказалось настолько богатым, что без него – а стало быть, и без моей музейной благодетельницы – эта книга, скорее всего, не смогла бы стать такой, какой обещает быть. Единственное, о чем жалею: из-за того, что я не решился спросить, как зовут даму, у меня нет возможности поблагодарить ее и здесь тоже – более официально, как полагается в книгах.

Когда Наташа училась в лицее, она два года подряд участвовала в конкурсе, посвященном Сопротивлению, и оба раза победила, – такого, насколько я помню, не было никогда ни до, ни после. По случаю этой двойной победы Наташа среди прочих наград получила право нести знамя на торжественной церемонии и поехать на экскурсию в эльзасский мемориальный центр Нацвейлер-Штрутгоф, на месте которого во время войны был концентрационный лагерь. В автобусе она сидела рядом с бывшим участником Сопротивления, тот сразу к юной лауреатке проникся, наодалживал ей разных книг, бумаг, и… и больше они не виделись. Рассказывая мне эту историю десять лет спустя, Наташа говорила, что чувствует себя виноватой, и это понятно: ведь у нее так и остались полученные на время книги и документы, а она даже не знает, жив ли еще их владелец. Я уговорил ее возобновить знакомство и, хотя ветеран перебрался на другой конец Франции, нашел его.

Нашел – и мы поехали к старику в гости. Теперь он жил с женой в маленьком белом домике неподалеку от Перпиньяна.

Попивая мускат, мы слушали рассказ ветерана о том, как он помогал Сопротивлению, как вступил в ячейку маки, что делал в партизанском отряде. В 1943 году ему было девятнадцать лет, он работал на молочной ферме своего дяди. Швейцарец по происхождению, дядя так хорошо говорил по-немецки, что солдаты, приходя за продуктами, задерживались поболтать с человеком, владеющим их родным языком. Ну и сначала партизаны попросили парня выцедить из разговоров оккупантов с его дядей какую-нибудь интересную информацию – например, о передвижениях войск. Потом привлекли к работе с парашютами – он помогал найти ящики с оружием и боеприпасами, сброшенные ночью с самолетов союзников. И наконец, когда его по возрасту уже могли призвать в вишистский[9] трудовой отряд и принудительно отправить в Германию, он сбежал в горы, надел баскский берет[10], воевал, принимал участие в освобождении Бургундии – наверняка весьма активное, если судить по количеству убитых им немцев.

Конечно, история Наташиного ветерана была мне очень интересна и сама по себе, но я надеялся заодно узнать хоть что-то, что могло бы оказаться полезным для книги о Гейдрихе. Что именно узнать, не имел понятия.

Я спросил, как насчет военного образования – учили ли его чему-нибудь в партизанском отряде? Никакого образования, ответил старик. Научили обращению с тяжелым пулеметом, дали возможность немножко потренироваться в сборке-разборке с завязанными глазами, ну и в стрельбе, конечно, – но это было потом. А когда пришел, дали в руки автомат, и все. Вернее, английский пистолет-пулемет Sten. Между прочим, никуда не годное оружие: достаточно ударить прикладом о землю, чтобы вылетели в воздух все патроны. Черт знает что! «Этот Sten – полнейшее дерьмо, иначе и не скажешь…»

Вот оно как: полнейшее дерьмо…

Я сказал раньше, что серый кардинал Хинкеля-Гитлера в чаплинском «Великом диктаторе» скорее всего Гейдрих. Нет, это не так. И дело не в том, что я не сообразил тогда: в сороковом году Гейдрих был теневой фигурой, его мало кто знал, а уж тем более в Америке, – Чаплин вполне мог бы догадаться о существовании такого человека и попасть в яблочко. Главное тут в другом. Конечно, приспешник диктатора в кино – змея, умом и ловкостью которой подчеркивается смехотворность персонажа, пародирующего толстяка Геринга, но и сам он не обходится без шутовства, и самому ему присущи мягкотелость и бесхарактерность, каких было не найти в будущем Пражском мяснике.

Да, кстати, о кинематографических воплощениях Гейдриха… Я только что посмотрел по телевизору старую картину Дугласа Сёрка[11] «Безумец Гитлера» («Hitler’s Madman»). Это опять-таки американский пропагандистский фильм, снятый всего за неделю и показанный в сорок третьем совсем незадолго до картины Ланга «Палачи тоже умирают». Сюжет, как и у Ланга, выдуман от начала до конца, и центром чешского Сопротивления в «Безумце Гитлера» стала деревня Лидице, деревня-мученица, деревня-жертва, разделившая судьбу Орадура[12]. Главное, вокруг чего вертится сюжет, – отношение местных жителей к прибывшему из Лондона парашютисту: захотят ли сельчане ему помочь или останутся в сторонке, а может быть, даже и предадут. А проблема с этим фильмом в том, что организация покушения выглядит в нем как местная инициатива, основанная на цепи совпадений и случайностей (Гейдрих случайно проезжает через Лидице, где в это время скрывается случайно попавший в Лидице парашютист, случайно становится известно, в котором часу машина протектора окажется в деревне, и так далее). Иными словами, интрига тут закручена куда слабее, чем в фильме Ланга и Брехта, сюжет которого благодаря драматургической своей мощи разворачивается в настоящую национальную эпопею.