Грехи и погрешности - Алексей Владимирович Баев

в отличие от вполне осязаемых госпремий и грантов, можно было отнести к разряду гипотетических. Высшие приматы – изучай их, обучай, создавай им различные условия содержания – ни малейших признаков «чисто человеческого» поведения не проявляли. Инстинкты упорно продолжали доминировать над разумом.

С началом же наблюдений за Патчем, Дорой и Джумбо ситуация кардинально изменилась. Приматы – а то, что среди питомцев казариновской команды теперь оказались неизвестные ранее, но всё ж обезьяны, никто не сомневался – эволюционировали. Простите за громкое и не совсем верное слово. Не эволюционировали, конечно. Но. Они прекрасно обучались и серьёзно развивались. В полном соответствии с теми, естественно, условиями, в которые были помещены.

Данные серых (увы, видовое имя им так и не придумали) впечатляли и изначально. Объём головного мозга около девятисот кубических сантиметров – почти в три раза больше, чем у шимпанзе. Генетическая база совпадает с человеческой на девяносто девять и две десятых процента. «Офонареть…» – только и смог вымолвить Евгений Иванович, увидев результаты первых тестов. И немедленно взял подписку со всех причастных сотрудников: информация никоим образом не должна была покинуть стен Гуманиториума до полного окончания исследований и официальной публикации отчёта. «Это, друзья мои, не просто сенсация. Гарантированная Нобелевка. Бомба!»

Да, Нине было безумно интересно проводить время с этими странными созданиями. Ну, если быть до конца откровенной, не с тремя. Только с одним. С Патчем.

Миниатюрная кокетливая (если только возможно применить сей эпитет к обезьяне) Дора и долговязый – под метр восемьдесят – Джумбо всем своим образом жизни отдалённо напоминали героев туповатых телесериалов о жизни обеспеченных бездельников. Побрей им морды, сделай пластические операции, заставь одеться – и будет не отличить от каких-нибудь дона Альвареса и сеньоры Гутиэррес. Знай, целыми днями в бассейне плещутся, в телевизор пялятся, орехи лузгают, сплёвывая скорлупу прямо на пол, да (пардон) совокупляются в любых местах, не обращая ровно никакого внимания ни на сотрудников, временами присутствующих в «апартаментах», ни на Патча. В общем, ведут себя, как животные. Впрочем, а кто они, если вспомнить? Животные и есть. Приматы. Даром что высшие.

Другое дело – Патч. О его художественных способностях уже упоминалось. А ещё…

Нина, несмотря на свои годы – продолжающиеся второе десятилетие «чуток за тридцать» – выглядела гораздо моложе своих лет. Как говорится, маленькая собачка до старости щенок. Единственное, что могло испортить её не лишённое привлекательности лицо – очки. Но это случилось бы в прошлом, когда страшные минус девять обрекали хозяина на постоянную носку массивной роговой оправы – другая просто не выдержала б веса толстых стёкол. Продвинутые ж «нулевые» решили проблему легко и элегантно. Даже если отказаться от контактных линз, невесомый оптический пластик в тоненькой модной оправе просто не мог испортить внешность ни в каком другом случае, кроме полного отсутствия вкуса. Вкус у Варламовой был. Что называется, врождённый. Но – остаточное явление детства и юности, нашпигованных презрительными усмешками – раскрепощённой особой Нину назвать никто б не осмелился. Видимо, по причине внутренней скованности и замуж она вышла слишком поздно. Рожать не захотела. Испугалась собственного возраста. Или перегорела. Если б муж настоял, Нина, конечно б, решилась. Но в том то и дело, что Лёша не настаивал. В его первой семье дети были. Два великовозрастных балбеса студиозуса…

В общем, что там, да как – не со стороны судить. Много нюансов, разбирать которые – только время тратить. Да и незачем в личную жизнь нос совать глубже позволенного элементарными приличиями. Уж коль речь пошла о серых, пусть о них и продолжается.

С Патчем было действительно интересно. Если сотрудники Гуманиториума, не исключая и самого Евгения Ивановича, относились к нему как простому объекту исследования, то Нина видела в этом странном примате… личность? Пожалуй. Как бы неожиданно это ни звучало.

Началось всё с того – это произошло ещё в первые недели пребывания серых в лаборатории, – что Патч затребовал себе одежду. Случилось это так.

Утром после кормежки, когда в «апартаменты» для уборки вошла Нина – было её дежурство, – Патч забился в угол и прикрыл скрещёнными ладошками… Ну, вы понимаете. Застеснялся? Хм… Варламова среагировала неожиданно. Она, оставив метёлку у стены, вышла и вернулась через минуту в сопровождении Казаринова. И с чистым халатом, захваченным в кладовой. Примат повёл себя в высшей степени по-человечески. Взяв протянутую ему одежду одной рукой и продолжая прикрывать причинное место другой, он негрубо, но очень настойчиво начал подталкивать женщину к выходу. Плечом. Евгения Ивановича не тронул. Гендерная идентификация? Скорее всего. Но и ещё кое-что. Некто ж должен был помочь облачиться в униформу, не так ли?

Нет, оставаясь в помещении со своими сородичами, Патч вновь раздевался. Видать, халат он всё-таки недолюбливал. Тот сковывал движения, ясное дело. Но с тех пор в Гуманиториуме вошло в привычку стучаться перед входом к серым. И входить только после пронзительного крика, извещающего о разрешении. Казаринов, да и другие сотрудники, глядя в монитор, как Патч реагирует на стук – бросается к кровати, на которой лежит халат и неуклюже его натягивает на свои широкие плечи, – только дивились. Смеялись, видя, как пытается застегнуться, как у него ничего не получается – из толстых пальцев гладкие пуговицы постоянно выскальзывают, в отчаянье машет рукой, запахивается и только после этого кричит в направлении двери, позволяя войти. Не смешно было только Варламовой.

– Изверги, – только и произнесла она, увидев однажды на экране мучения бедного примата.

– А послушайте-ка, Ниночка, – обратился к ней тогда Казаринов, – вы ведь у нас теперь полноправный научный сотрудник. Так?

Нина, отчего-то смутившись, нерешительно кивнула.

– Вот вам и карты в руки, – улыбнувшись, ответил Евгений Иванович. – В конце концов, это ж вы принесли Патчу халат и тем самым обрекли его на перманентную пытку. Предложите что-нибудь другое, чтобы избавить товарища от мук…

На следующий день Патч щеголял в новых пижамных штанах. Во фланелевых. На резинке. Сшитых Ниной пусть без мерки, на глазок, но старательно и очень аккуратно. Джумбо с Дорой смотрели на сородича, как на идиота. Впрочем, тот на них особо внимания не обращал и выглядел по-настоящему довольным…

Ещё через год на весь Гуманиториум прогремела другая сенсация.

К этому времени к штанам Патча все уже более-менее попривыкли и посмеиваться перестали.

Нина, которая в тот памятный день дежурила на раздаче корма, заметила, что её любимец какой-то слишком уж печальный. И голодный, что ещё хуже. Меж тем в тазике с гречневой кашей и курицей – любимым лакомством серых – еды