Смерть из консервной банки - Дарья Калинина

— Конечно. Для того и развожу.

Катя смотрела на мужа так, словно первый раз его увидела. И Гавриле, как ни был он горд собой, отчего-то показалось, что смотрит она на него далеко не влюбленным взглядом.

— Это же доход, — попытался воззвать он к голосу разума жены. — Шиншиллы — это самый прибыльный зверек. Я купил их по тысяче, а продам…

— И как ты собираешься их убивать? Сам? Своими руками?

Гаврила собирался сказать жене, что справится сам, дело нехитрое, довелось ему на своем веку свернуть голову не одному кролику, но что-то удержало его от этой фразы.

— Ну это… найму кого-нибудь, — отвел он взгляд. — Все равно для ухода за зверями мне помощник нужен.

Катя покачала головой:

— Мне это не нравится.

Гаврила оторопел. За все время их супружества, впрочем, весьма недолгого, это был первый случай, когда жена осмелилась ему открыто возразить. И вместо того чтобы сразу поставить зарвавшуюся бабу на место, он попытался выяснить у нее:

— Да почему?

— Они такие милые малыши! Пушистики! Прыгают, сено жуют. Один вон яблочко грызет. Ручки у него, как у человека, кусочек пальцами держит. А ты хочешь обдирать с них шкуры?!

— Так я же не сейчас их собираюсь обдирать. Пусть подрастут сначала.

— Все равно. Тебе надо было со мной сначала посоветоваться. Я бы тебе сказала…

Гаврила выпрямился и грозно глянул на жену:

— Сказала? И что бы ты мне сказала?

— Что это плохая затея. Ты должен был посоветоваться…

— Советоваться еще? С тобой, что ли?

— Да, со мной.

— С какой стати мне с тобой советоваться? Разве ты понимаешь что-нибудь в разведении пушного зверя?

— Но зато я понимаю в человечности. И это не по-человечески — держать таких милых зверьков, кормить их, поить, заботиться о них, и все это для того, чтобы в итоге убить их и содрать с них шкуру.

— Что за глупости ты несешь? — Гаврила был в бешенстве. — Если бы я завел кроликов — ты бы не возражала?

— Кролики — это другое.

— Почему другое?

Катя замялась. Она и сама не могла четко сформулировать, почему кроликов можно убивать и даже сдирать с них шкурки, а вот шиншилл — нет.

— Потому что у кроликов в ход идет еще и мясо, — нашлась она с ответом. — А тут ты мясо выбросишь, так ведь? Выходит, что ты их держишь только ради их шкуры.

— Просто скажи, что тебе завидно, что это не тебе первой пришла в голову такая замечательная мысль.

— Мысль — отстой!

— А вот и нет!

— А вот и да!

Слово за слово, и молодые крупно поругались. Это была их первая размолвка, и они оба очень жалели о том, что так получилось. И тем не менее каждый из них был настроен настаивать на своем, потому что опять же каждый считал, что прав именно он.

Увы, история учит нас, что именно так и начинаются все самые серьезные конфликты, что в жизни людей, что в жизни семей, что в жизни целых стран и государств.

Глава 2

Тем не менее ссора или не ссора, а на следующий день Катя, как обычно, пошла в Дубочки. Детский садик в поселке начинал работу не в семь часов, как городские садики, а в шесть, чтобы работники фермы могли успеть к утренним работам, в том числе и дойке животных. Но Кате даже нравилось выходить из дома так рано. Несмотря на то что сейчас был ноябрь, самое мрачное и непривлекательное время года, Катя с удовольствием преодолевала полтора километра, которые отделяли ее от места работы.

Собственно говоря, пешком ей обычно приходилось пройти не больше ста метров, весь дальнейший путь она проделывала вместе с кем-нибудь из жителей Дубочков на каком-нибудь транспорте. Чаще всего это оказывались открытая тележка или закрытые дрожки, запряженные лошадями. Если пахать и перевозить тяжелые грузы в Дубочках предпочитали на железной технике, то в повседневных своих передвижениях жители поселка чаще использовали живых лошадей. Во-первых, потому, что так было экологичнее, лошади, в отличие от машин, не отравляли воздух. А во-вторых, потому, что лошадей в Дубочках было просто очень много, и надо было их силы как-то использовать.

Само поместье, основанное Василием Петровичем исключительно на собственные средства и на собственном энтузиазме, изначально было конным заводом, который за истекшие годы значительно увеличился в размерах, оброс немалым числом хозяйственных построек и стал своего рода самостоятельным мирком, почти полностью обеспечивающим себя всем необходимым. У хозяина Дубочков была мечта, о которой знали все. Он надеялся вывести новую отечественную породу верховых лошадей, которая сможет конкурировать на равных в скачках с лучшими мировыми чемпионами. И не только участвовать, но и обходить их везде и всюду, где бы ни появлялась новая дубковская порода.

Кое-что у Василия Петровича и его зоотехников уже получалось, кое-что не удовлетворило бы взыскательного критика. И весь побочный продукт, все поголовье, которое не удовлетворяло заводчиков по тем или иным качествам, переходило в частное пользование селян. Брали лошадей в хозяйство охотно. С кормами проблем тут не возникало, земли вокруг было предостаточно. Поэтому если не в каждом дворе, то в очень многих жили одна или даже две лошади. На них ездили на работу, на них перевозили нетяжелые грузы, на них просто катались ради собственного удовольствия. И конечно, любой житель Дубочков был рад оказать услугу новой воспитательнице малышей и подвезти ее до детского садика на своем возке.

Сначала Катя смущалась от такой доброты жителей Дубочков, но те неизменно объясняли ей свою позицию одинаково:

— Нам ведь не трудно вас подкинуть до садика. А чем раньше вы приступите к работе, тем раньше мамочки сумеют прибежать на работу, тем лучше будет для всех нас.

Катя уже отметила, что люди в Дубочках работали, что называется, с душой. Никто не отлынивал от дела, все старались, как могли. Но и надрываться из последних сил тут тоже никому не позволяли. Если начальник видел, что кто-то из его сотрудников плохо себя чувствует или ему просто нездоровится, человека немедленно отправляли отдохнуть. А иначе можно было схлопотать выговор и от самого хозяина поселка, который, казалось, обладал удивительным даром быть одновременно в нескольких местах, присутствовать всюду и знать обо всем, что делалось у него в Дубочках.

Обычно стоило Кате выйти из дома и двинуться к Дубочкам, как настроение у нее тут же повышалось. Она и сама толком не могла определить, почему так получается. Вроде бы мужа своего она любила, новый дом ей очень нравился, но по пути к Дубочкам настроение у нее неуклонно повышалось, а вот на обратном пути вроде как понижалось или, во всяком случае, оставалось без изменения, лишь нарастало какое-то тревожное чувство. Катя никогда не знала, к чему она вернется домой. Ее муж оказался большим фантазером и выдумщиком. И далеко не все его выдумки казались Кате удачными.

Возможно, именно потому она так сильно и вспылила вчера из-за этих шиншилл, что муж за истекшие дни уже изрядно потрепал ей нервы. То он куда-то исчезал, не сказав ей ни слова и даже позабыв оставить записку. То в доме появлялись какие-то запакованные тюки, которые потом так же таинственно исчезали. То в гараже появлялась машина, которая через день-другой опять же куда-то девалась. Кате даже стало казаться, что из-за всех этих появлений и исчезновений Гаврила и захотел жить не в Дубочках, а поселился отдельно от других людей. Так никто, кроме Кати, не мог видеть всего этого, соседей рядом с ними никаких не было. А вот поселись они в поселке, любопытных глаз было бы не избежать.

Сама Катя, предоставь муж ей выбор, предпочла бы жить в самом поселке. Так ей было бы и удобнее добираться до работы, и веселее в плане общения. Народу в Дубочках было много, в том числе и молодежи. Так что по вечерам тут и пели, и плясали, и концерты бывали, и много еще разных развлечений — ярмарки, выставки и прочее, прочее, что придумывали Василий Петрович и здешний священник — отец Андрей.

После вчерашнего объяснения с мужем весь день Катя была сама не своя. Первая ссора с мужем больно потрясла ее. А еще хуже было то, что Катя не понимала, почему ей показалась такой отвратительной вся эта задумка Гаврилы с шиншиллами. Ведь если вдуматься, что тут такого особенного? Будто бы сама она не ходит зимой в шубке. И пусть шубка у нее всего лишь из полированного мутона, но все-таки какая-то овечка, а то и несколько были вынуждены расстаться с жизнью, чтобы ей — Кате — было зимою тепло. Почему же задумка мужа вызвала у нее такое отторжение?

Даже в садике заметили, что с новой воспитательницей что-то не так. После обеда Катю позвала к себе заведующая и спросила:

— Вы чего такая квелая? Не выспались?

— Да, что-то мне не по себе.

— Небось молодой муж спать не давал?

Она улыбнулась, но Катя на ее улыбку не ответила. Все утро она держалась, но тут на глазах у нее неожиданно навернулись слезы, а потом и вовсе потекли по щекам.