Смерть из консервной банки - Дарья Калинина

— Обычно в храме дежурит матушка Анна, — стал объяснять ей священник. — Но сегодня она, как на грех, не смогла прийти.

— А помощник? У вас ведь должен быть помощник, не так ли?

— Помощник у меня есть всего один — отец Николай, дьякон. Но он тоже занедужил, как и матушка Анна. Последняя прибирает в храме, моет, заведует хозяйством, следит за порядком. Но она женщина уже пожилая, сегодня у нее прихватило спину. Говорит, что ни разогнуться, ни с кровати встать не может. Куда ей в таком виде работать?

— Слушайте, а мне тут пришла в голову мысль: может быть, эта девица, которая стащила вашу икону, она родственница этой матушки Анны? Или ее знакомая?

— С чего вы вдруг так решили?

— Но кто мог знать, что вы сегодня в храме будете один? Только те, кто знал, что матушка Анна осталась дома. Ее близкие!

Священник с удивлением взглянул на Катю.

— А ведь это отличная мысль! — воскликнул он. — Пойдемте, пойдемте скорее с вами к матушке Анне.

— Как? И я тоже?

— А как же? Вы же единственная, кто видел воровку. Кто же, как не вы, сможет ее узнать?

Отец Андрей сходил за ключом, затем тщательно проверил, закрыты ли окна, запер дверь, на всякий случай перекрестил еще замок и прошептал над ним короткую молитву. И лишь затем кивнул головой Кате, призывая ту следовать за ним, и помчался вниз с горки, так что полы его священнического одеяния развевались у него за спиной, словно крылья какой-то удивительной птицы.

Глава 3

Между тем в главной усадьбе Дубочков еще ничего не знали о случившемся несчастье, тут жизнь шла своим чередом. Жена хозяина поместья — Алена собрала всех людей, работавших в доме, чтобы побеседовать с ними об увеличившемся расходе порошков, гелей и прочей бытовой химии, крайне необходимой для поддержания нормальной чистоты и жизнедеятельности усадьбы и находящихся тут людей и вещей.

— Объясните мне, куда все девается? Количество людей, проживающих и работающих в усадьбе, осталось неизменным, даже несколько сократилось по сравнению с прошлым годом, а потребление моющих средств, наоборот, выросло больше чем в два с половиной раза. Как такое происходит? Мы что, стали мыться в два раза чаще? Или посуду стали перемывать по несколько раз? Так ведь потребление воды вроде как осталось неизменным. Без воды посуду моете?

— Вы, Алена Игоревна, прямо детектив у нас, — подала голос тетя Паша, их повариха и старейшая из работающих в доме слуг.

По этой причине ей позволялось куда больше, чем другим слугам. И лично к тете Паше у Алены претензий не возникало. Расход химикатов, которые проходили через кухню — вотчину поварихи, оставался неизменным из года в год. Тут воровства Алена не подозревала. У тети Паши был ряд других странностей, но в ее честности сомневаться Алене никогда в голову не приходило. Чего нет, того нет.

А вот другие сотрудники, Алена даже подозревала, кто именно, приворовывали. Как им казалось, немного и незаметно, но Алена все равно обнаружила. Ей было неприятно начинать этот разговор, но она понимала: просто уволить людей, которые, возможно, всего лишь немного оступились, она не может. Прямо сказать человеку, что он у нее ворует, она тоже не могла. Во-первых, не пойман — не вор. А за руку Алена никого еще не ловила. Хотя и понимала: если этот разговор не поможет и полироли с доместосами продолжат исчезать, придется и ловить. Потому что жить под одной крышей с человеком, которого не только подозреваешь, но и знаешь о нем, что он вор, — противно.

— Если кому-то кажется, что мы с Василием Петровичем недостаточно платим за его услуги, этот человек может подойти ко мне и поговорить. Но красть у нас за спиной — это гадко.

— Скажете уж — красть… — проворчал кто-то из прислуги. — Что такого ценного у вас пропало?

— Могу перечислить, — отозвалась Алена, извлекая из кармана список.

К разговору она готовилась не один день и даже не одну неделю, так что могла возразить любому оппоненту. Увидев в руках у хозяйки внушительных размеров список, все притихли. Впрочем, когда Алена начала читать, все снова заулыбались.

— Средство для мытья посуды — три бутылки, — читала Алена, — дезинфицирующее средство для чистки сантехники — три бутылки, чистящее средство для мытья кафеля и пола — три бутылки. Туалетная бумага — пятнадцать упаковок, туалетное мыло на основе вербены — три куска, с ароматом мяты — два куска.

— Ну, смылили его, — крикнул кто-то. — Это же мыло! Неужели вы мыло станете считать, кто и сколько истратил?

— Или туалетную бумагу?

Алена покраснела.

— Дело не в том, что мне жалко этого мыла, или салфеток, или полироля. Просто я чувствую, что в доме завелся человек, который считает себя умнее остальных. А это до добра никого еще не доводило.

— Так вы скажите прямо, кого подозреваете. И все!

— Нет, так было бы слишком просто. А я бы хотела, чтобы этот человек сам осознал свое недостойное поведение. Я понимаю, что он думает. Ему кажется: ну, что я там у хозяев взял? Пустяк. Они и не заметят. Но с пустяков-то все и начинается. Сегодня — пара баллончиков средства для освежения запаха туалетных комнат, завтра килограммчик стирального порошка, послезавтра — резиновые перчатки. Кто заметит? Ведь ерунда, как вы правильно сказали, расходный материал. Но начинается-то все как раз с малого. Сегодня — туалетная бумага, завтра — бумага для принтера, а послезавтра что? Секретные документы из сейфа?

— Ну, это вы скакнули! Где просто бумага, а где документы!

— Путь всегда начинается с маленького шажка. Потом еще и еще. И очень важно вовремя понять, в какую именно сторону ты движешься. Потому что может быть и такое, что, когда обнаружишь, что дорога-то совсем не та, которую ты когда-то для себя выбирал, уже слишком поздно. И забрел ты по ней уже так далеко, что вернуться очень трудно, если вообще возможно.

Она еще поговорила в том же духе, чувствуя, что люди начали прислушиваться к ее словам. Но нравоучительную беседу прервал телефонный звонок.

— Да, — ответила Алена. — Да, отец Андрей. Подождите, не кричите так. Что случилось? Что у вас украли?

И сделав знак сотрудникам, что на сегодня разговор с ними окончен и они могут расходиться по своим делам, Алена повернулась и вышла из комнаты. Оставшиеся одни сотрудники переглянулись между собой.

— Вот так, — произнесла тетя Паша, вроде бы ни к кому конкретно и не обращаясь. — А я ведь предупреждала, что Алена Игоревна дурачить себя не позволит.

— Да что ты, Паша! — откликнулась с усмешкой полная женщина — ровесница поварихи, но с неприятным, каким-то лукавым лицом. — Ну, почудилось хозяйке. Может, чуток больше истратили мои девочки в этом месяце моющих средств, чем в прошлом, так из-за чего тут огород городить?

— А из-за того, моя дорогая, что банка к банке, коробка к коробке, флакон к флакону, а тысяча рубликов в день у кого-то набегает. А в месяце, напомнить, сколько дней? То-то и оно, что тридцать, а иногда и тридцать один. Да еще если сама приворовываешь, а подчиненным не даешь, так донести могут. Выходит, надо и им хоть на сотку в день чего-нибудь дать. А сотка в день на десятерых — это уже новая тысяча. Снова неладно выходит. Им тысячу и себе только тысячу? Нет, себе надо больше! Ведь как же: начальство — и меньше своих подчиненных воровать станет?!

— Ты это, Паша, в чей огород метишь? — спросила та же самая женщина, но уже без всякой улыбки. — Ты чего мелешь? Какая тысяча? Кому?

Тетя Паша не стала отвечать, поднялась и молча направилась к дверям. Но женщина, явно обиженная ее репликой, не желала отстать от нее.

— Ты тут не намного дольше моего работаешь, так что нечего меня и учить. Или ты хозяев пожалела? Так небось, когда ты у себя на кухне свои дела крутишь, я к тебе не лезу и в кастрюли твои не заглядываю. А ведь тоже могла бы посчитать, сколько ты на мясе в месяц выигрываешь! Небось по кастрюле каждый вечер за ворота выносишь! Видала я тебя!

— Дура ты, Лорка, — беззлобно ответила ей тетя Паша. — Кастрюля эта пустая. У меня такой родни, как у тебя, нету. Одна я, для кого мне хозяйский кусок тайком таскать?

И вышла. Следом за ней вышли еще несколько человек. Но большая часть прислуги осталась в комнате возле той женщины, которую тетя Паша назвала Лорой. По взглядам, которые эти люди кидали на Лору, было ясно, она у них пользуется авторитетом.

— Достала меня эта дура, — злобно произнесла Лора, глядя вслед тете Паше. — Наушница хозяйская.

— Думаешь, это она наябедничала про нас?

— Вряд ли. Хозяйка сама что-то смекнула.

— То-то она только про бытовую химию говорила!

— О прочем и не заикалась!

— Я уж испугалась, что она про списанную мебель спросит, — произнесла старшая горничная. — А она-то у моей мамы на даче под Харьковом стоит, обратно везти далеко будет да и накладно. Если всякий раз, как Алене Игоревне придет охота на свою старую мебель взглянуть, ее туда-сюда таскать, так это дешевле было бы на месте хоть какую-нибудь мебелишку купить.