Последнее расследование Димы Ермолаева - Варвара Клюева

Д.Е.: Понятно. И что было после того, как Анна к вам прибежала?

Т.К.: Вы не представляете, что с ней творилось. Говорить не могла, только выла и кричала: "Мертвый! Батя мертвый!" Боюсь, я вела себя не очень красиво, наорала на нее... Велела отвезти меня к часовне. Я ведь неважный ходок, а когда волнуюсь, ноги и вовсе отказывают, без инвалидной коляски никуда. Но у часовни я заставила себя встать. Анну отослала за остальными затворницами, а сама вошла внутрь. Увидела отца Глеба, этот поясок в его руке, царапины... И поняла, что если ничего не предпринять, то общине нашей конец. Только у самой у меня смелости не хватило... Схватила рацию и стала соображать, кого бы вызвать на подмогу. Тут ведь нужен был особый человек умный, хладнокровный. А за наших я поручиться не могла. Если уж Анну так развезло... В конце концов решила позвать Катю, нашу старосту. Она, хоть и гневлива бывает сверх меры, но отходит быстро и соображает. Но на вызов вот чудо! - ответил Филипп. У меня совсем из головы вылетело, что он собирался к нам на праздники. О лучшем помощнике я и мечтать не могла...

Д.Е.: Значит, это вы предложили ему идею несчастного случая?

Т.К.: Нет, он и сам додумался. У нас с ним не получилось поговорить наедине - когда Филипп пришел, все уже были в часовне. Сначала прибежали Надя со Стасей, потом Анна с Зоей. Нам повезло, что Анна под конец выдохлась, и Зою привела почти перед самым приходом Филлипа. Не знаю, удалось бы нам без него предотвратить еще одно убийство...

Д.Е.: Как же вы убедили Зою молчать в присутствии милиции?

Т.К.: Милиционеры ее и не видели. Филипп отправил ее в Сосновку еще до их приезда. А чтобы Зое не вздумалось самой искать с ними встречи, объяснил, в каком свете предстанет отец Глеб, если узнают о Стасином пояске.

Д.Е.: Татьяна Юрьевна. Скажите, у вас есть какие-нибудь предположения, что произошло на самом деле?

Т.К.: Даже не знаю... История настолько дикая и безобразная... Знаю только одно - версия, которую нам пытались навязать, липовая. Головой ручаюсь: отец Глеб не был тайным сладострастником и никогда не покушался на Стасину честь. И Стася... при всей своей резкости и строптивости девочка честная и прямодушная. Если бы ей пришлось убить человека, она бы не стала запираться.

Д.Е.: Вы так хорошо ее знаете?

Т.К.: Очень хорошо. Мы знакомы еще со времен "Детей Божьих". Я ведь тоже из них. И Анна, кстати...

Д.Е.: Что?! Вы - тонкая, интеллигентная женщина - и эта секта махровых истеричек во главе с психопатом-садомазохистом?

Т.К.: Представьте себе. В свое оправдание могу сказать только, что пришла туда не сама. Меня привели, вернее, даже привезли в кресле. А я была в таком отчаянье, что не сопротивлялась бы, даже если бы меня отвезли на бойню. Мне тогда здорово досталось. Сначала медленно, в муках умирал муж. Потом выяснилось, что, пока я за ним ухаживала, сын пристрастился к наркотикам. У меня отказали ноги на нервной почве. Но мало того, я случайно узнала, что сын подумывает меня убить, чтобы продать нашу квартиру и расплатиться с поставщиком зелья. Жить мне уже не хотелось, но я не могла допустить, чтобы сын взял такой грех на душу, и решила уйти сама. Непростая задача для безногого инвалида. Попыталась выпросить у нашего участкового врача рецепт на большое количество снотворного, мотивируя просьбу тем, что не могу ходить в аптеку, а гонять без конца соседей совестно. Но эта дама не вчера родилась, она мою хитрость сразу разгадала и предупредила соседку, чтобы та мне снотворное лично выдавала, и не больше двух таблеток за раз. Тут и соседка сообразила, что к чему. Пришла ко мне, обругала на чем свет стоит, вытянула из меня все, а потом отвезла к отцу Валентину - дескать, он придумает, как помочь. Он и придумал. Правда, в итоге моя квартира досталась ему, а меня поселили в квартире общины, в одной комнате с двумя соседками. Но тогда я этому даже радовалась - намучилась одна-то... А отец Валентин, кстати, не производил впечатления психопата. Он был похож скорее на сурового аскета, немного фанатичного адепта веры. Это уж потом я начала подмечать за ним всякие странности... Ох, Дима, заболтала я вас! Вы уж простите, голубчик.

Д.Е.: Что вы, Татьяна Юрьевна, я слушал вас, забывая дышать. Спасибо великое за рассказ, за доверие. Позвольте последний вопрос: вы не заметили тогда в часовне чего-нибудь... не знаю. Чего-то, что не укладывалось в общую картину?

Т.К.: М-м... пожалуй, нет. Разве что свеча... Но это такая мелочь.

Д.Е.: Не томите, Татьяна Юрьевна! Что там со свечой? Ее не должно было быть?

Т.К.: Нет-нет, она всегда там стояла - на столике, рядом с Библией и другими книгами... Небольшой такой столик для чтения у окна. И с краю подсвечник, массивный такой.

Д.Е.: И что, свеча была не в подсвечнике?

Т.К.: Нет, свеча стояла на месте. Только выглядела немного странно. Фитиль утоплен в воске, на одном краю - высокий восковой нарост, а другой совсем ровный, будто ножом срезан. Вы думаете, это имеет какое-то значение?

Д.Е.: Пока не знаю. Все может быть...

29 декабря. Малая Сосновка. Беседа с Анной Рябушкиной, членом коммуны "Путь к Свету"

Д.Е.: Анна Алексеевна, что вы думаете по поводу этой трагедии?

А.Р.: А чего тут думать-то? Все ясно. Распустил Батя себя и нас, все грехи плотские защищал, потворствовал. Вот и допотворствовался. Блудный бес, он, известно, не дремлет. Ему только лазейку оставь - он уж тут как тут. Помутил Бате мозги, тот и полез к девке. А девка - оторви да брось, такая сопли развозить не станет, тронь ее - за ней не задержится! Наглая, на язык бойкая, слова без дерзости не скажет. Чума, а не девка. Но за душегубство ее грех судить. Нарвалась уже однажды на блудодея, дитем еще, чуть умишком не повредилась. Ее ж в больнице закололи до полного отупения. Батя еле отбил у вредителей. Никто не верил, что она оживет. Ожила, да еще как! Все сразу пожалели, что в больнице ей мозги не отшибло. Один Батя за нее заступался. И вишь, чем все кончилось? Ох, играют нами бесы, ох, играют!

Д.Е.: Но, насколько я понял, Стася не признается, что убила.

А.Р.: Ясно дело, не признается. Робеет. Кому охота без вины в тюрьму идти? Они ж там разве станут разбираться, что у нее мозги на этом деле заклинило?

Д.Е.: То есть вы считаете, что она ударила отца Глеба, защищаясь от его домогательств? В состоянии аффекта? Но тогда откуда взялся камень? Или его использовали в часовне как пресс-папье?

А.Р.: Не-е, не было его в часовне, будьте уверены. Я сама там чуть не каждый день прибиралась. Пыль протирала и все такое. Камень бы уж точно не пропустила. Не иначе как бес ей в руку вложил. Чего фыркаешь? Бесы, они такие. И камень вложат, и под руку толкнут. Что хошь сотворят, лишь бы душу бессмертную погубить!

Д.Е.: Анна Алексеевна, а как вы пришли в эту общину? Ведь не секрет, что ваши гм... религиозные воззрения сильно отличаются от тех, что исповедовал отец Георий и его ученики.

А.Р.: Да уж, бились мы с Батей, будьте уверены! Я им, еретикам заумным, спуску не даю. Ишь, чего удумали - сладкими сказочками спасаться! Дескать, и плоть можешь тешить, и молитву творить как придется, лишь бы в сердце была любовь. Вот, небось, нечистый сейчас над Батей потешается! Ох, прости Господи, что я несу! Свят, свят, свят! Изыди, сатана! Помилуй, Господи, раба твоего Глеба, прости ему прегрешения, вольныя и невольныя. Со святыми упокой! Ты меня, милый, не слушай, это я сдуру болтаю. Батя, знамо дело, большой грешник, но душа у него добрая, светлая, прости его Господь. По доброте своей, он нас, детей Божьих, в секту свою забрал. После грехопадения отца Валентина о нас все газеты кричали, а у него, сердешного, душа за нас болела, как-то мы оправимся от такого удара. Пришел к нам в общину, утешил, как мог, кому помог советом, кому делом... И позвал к себе. Кое-кто походил, походил, да и бросил. Больно уж непривычно там было. Отец Валентин брал суровостью, грехи карал безжалостно, плоть умерщвлял рьяно, и себя, и нас бичевал без устали...

Д.Е.: Что же он со своим блудным бесом не сумел справиться?

А.Р.: А ты не ухмыляйся, бесстыдник, не ухмыляйся! Бес тех, кто на него ополчился, лютее прочих ненавидит. День и ночь сторожит, не наступит ли у ворога минута слабости, чтобы вернее сгубить чистую душу.

Д.Е.: Выходит, борись с бесом или потвортвуй ему, исход один?

А.Р.: Не смей искушать меня, нечестивец! И вообще, заболталась я тут с тобой. А меня дела ждут.

Д.Е.: Анна Алексеевна, еще один вопрос, умоляю! Вы ведь первая вошли в то утро в часовню. Скажите, вы не заметили, уже когда вернулись уже с Зоей, там ничего не изменилось? В смысле обстановки. Может, вещи какие появились или исчезли? Или не на месте стояли?

А.Р.: Не заметила я ничего. Неуж ты думаешь, что я при такой-то страсти обстановку разглядывала?

Д.Е.: Ну, может, что-нибудь само в глаза бросилось.

А.Р.: Труп мне в глаза бросился! С дыркой во лбу! А после уж не до гляделок было, меня оттуда как ветром вынесло.

29 декабря. Малая Сосновка. Беседа с Надеждой Богатенко, членом коммуны "Путь к Свету"