Последнее расследование Димы Ермолаева - Варвара Клюева

Д.Е.: А почему с подопечными?

Ф.З.: Ты слышал о духовных упражнениях Игнатия Лойолы? Отец иезуитов придумал такую фишку: если верующий принимает важное решение - там, собирается дать какой-то обет, или принять сан, или жениться - и сомневается, угоден ли его выбор Богу, то он со своим духовником отправляется на месяц в затвор и под руководством наставника, путем молитвы, созерцания и духовных размышлений отсекает собственную волю и познает волю Божью. Бате задумка отца Игнатия приглянулась, и он взял ее на вооружение. Так вот, в последний раз с ним на остров отправились пять дам. Татьяну Юрьевну Батя прочил в директора школы, а она сомневалась, позволит ли ей здоровье. Анна Алексеевна в очередной раз собиралась порвать с общиной и уйти в монастырь. Надя Богатенко раздумывала над предложением руки и сердца. Стася - главная героиня трагедии - рвется покинуть коммуну ради учебы в Москве. По правде говоря, затвор ей на фиг не нужен, решение она приняла давно и сомнений не испытывала. Но маман наотрез отказывалась отпускать от себя дочь, и отец Глеб уговорил девчонку поехать на остров, пообещав, что после уладит конфликт. Ну и последний персонаж - Зоя Пырьева. По слухам, ни перед каким выбором она не стояла, а в затвор отправилась исключительно из пламенной любви к Бате.

Месяц, отведенный для медитаций, заканчивался двадцать четвертого. Во второй половине дня затворники должны были вернуться в деревню, чтобы принять участие в рождественской службе. Я приехал в Сосновку двадцать третьего. Народу на праздник понаехало - яблоку негде упасть. Оба странноприимных дома в Большой и Малой Сосновках забиты до отказа. Хорошо, я еще в прошлый приезд догадался через кастеляншу Ану Николаевну застолбить за собой бельевой чулан, не то пришлось бы в трапезной на столе ночевать.

Вечером все - и гости, и хозяева - собрались в хосписе чаевничать. Коммунары, соскучившись по обществу и вестям с большой земли, все не хотели нас отпускать. Разошлись только в первом часу. Я помогал убирать посуду и заметил на столе рацию. Их всего две штуки - комплект. Одна на острове вдруг понадобится помощь вызвать? Другая в Сосновке - для экстренной связи с Батей. По идее, рацию нужно держать в людном месте, где ее непременно услышат. Я побоялся оставлять эту штуку в трапезной - там стены хоть и тонкие, но люди с дороги устали, укладывались поздно, могли и проворонить вызов - и взял с собой в чуланчик.

Оказалось, не зря. В шесть утра загудел зуммер. Звонила Татьяна Юрьевна. Сказала, что на острове случилось несчастье и попросила меня срочно прибыть. Я побежал к канатке. Торопился, как мог, но в темноте то и дело терял тропу, проваливался в снег, барахтался... В общем, не слишком быстро добрался. К моему приезду все затворники уже были в часовне. Отец Глеб лежал на полу у алтаря. Навзничь, раскинув руки. Все лицо в крови, выражение страшное... рот открыт, губы растянуты как бы в оскале... Во лбу - жуткая рана, черная от сгустков крови... И осколки кости по краям. Правая рука сжата в кулак, на кисти три яркие полоски - свежие царапины. А в кулаке серый поясок от женского платья. Когда я вошел, Татьяна Юрьевна и Анна оттаскивали Зойку от Стаси, а Зойка рвалась вперед и кричала: "Не ври, гадина! ТЫ его убила! Твой поясок!"

Д.Е.: Это правда - насчет пояска? Стася его признала?

Ф.З.: Признать-то признала. Но уверяет, будто потеряла, и не помнит когда. Ткань скользкая, поясок постоянно развязывался. В принципе, кто угодно мог его подобрать.

Д.Е.: Постой, я не понял. Если отец Глеб лежал, как ты это описал, речь может идти только об убийстве. Откуда же взялась версия о несчастном случае? Или кто-нибудь из женщин перевернул тело?

Ф.З.: Нет, но я убедил их сказать милиции, что это мы перевернули Батю на спину. Якобы сначала он лежал лицом вниз... Камень, которым его ударили, острый такой, как наконечник первобытного копья, валялся тут же, в метре от него. Я вдавил камень в пол рядом с алтарем, пол-то там земляной... А поясок прибрал.

Д.Е.: И криминалист на это купился? А как же кровь, которая должна была впитаться в землю вокруг камня, если бы Батя упал лицом вниз? А гематома, которая наверняка есть на затылке? А царапины на руке?

Ф.З.: Слушай, о чем ты говоришь? Какие криминалисты? Приехали два мужика с тупыми испитыми рожами, потоптались там, написали безграмотную писульку... "Протокол осмотра места проиШествия... ПоТсохшие пятна бурого ВИДА, похожие на СВЕРНУТУЮ кровь..." Сам читал. Вели себя, как скоты. Все шуточки отпускали на тему "заставь дурака богу молиться..." К слову, несчастный случай - единственная выдвинутая ими версия. Энтузиазм, с которым в нее вцепились эти майоры пронины, не охладил бы даже расчлененный труп. Где им расследовать убийство!

Д.Е.: Но тебе-то это зачем, Филипп?..

Ф.З.: Что - зачем? Косить под несчастный случай? А ты представь, Дим, как порезвились бы твои коллеги, узнай они об убийстве в секте? Представляешь, сколько бы грязи вылили на Батю, пронюхав о женском пояске, зажатом в его кулаке, о царапинах на руке? А если бы всплыла фамилия Стаси... Ты, возможно, не знаешь, но она уже была замешана в одном грязном скандале лет шесть назад.

Д.Е.: Но... сколько же лет ей тогда было?

Ф.З.: Двенадцать. Тогда мамаша таскала ее в другую общину, "Дети Божьи" - не слыхал?

Д.Е.: Постой-постой... что-то такое припоминаю. Как же его звали? Валентин Бережной, да? Дело, по-моему, кончилось психушкой.

Ф.З.: Да, и ему еще повезло. Потому что альтернативой был хороший срок за развратные действия в отношении несовершеннолетней.

Д.Е.: Стаси?

Ф.З.: Стаси. Я не знаю, почему она убила Батю - да и она ли убила? - но знаю совершенно точно: если предать факты огласке, батина община, дело его жизни, быстро, но болезненно сыграет в ящик.

Д.Е.: Н-да, наверное, ты прав. Но я все равно выясню, кто убийца. И почему убил. Хотя бы ради светлой памяти отца Глеба. Иначе этот поясок еще долго будет наводить его чад на грязные мысли. И возможно, община распадется сама по себе, без помощи моих коллег.

Ф.З.: Что ж, выясняй. Тебе с твоим опытом дело не должно показаться слишком сложным. Всего пятеро подозреваемых...

Д.Е.: Почему всего пятеро? До острова, насколько я понял, не так уж сложно добраться.

Ф.З.: Ты понял неправильно. Канатка запускается при помощи единственного пульта. Пульт держал при себе отец Глеб. Даже если допустить, что некто по рации уговорил Батю включить вертушку, причем договориться они должны были заранее, ведь рация всю ночь была при мне, то уехать с острова без пульта этот некто не мог. А пульт лежал в часовне на скамеечке, метрах в ста от посадочной площадки. Пока твой злоумышленник добежал бы до кабинки, она бы скрылась в туманной дали.

Д.Е.: Ну так приехала бы другая.

Ф.З.: Приехала бы. Да тут же бы и встала. Мотор выключается автоматически.

Д.Е.: А как насчет тропинки? Зима-то довольно морозная.

Ф.З.: Я проверял. Следов нет. Да ты сам увидишь. С тех пор снег не шел ни разу.

28 декабря. Малая Сосновка. Беседа с Татьяной Кораблевой, членом коммуны "Путь к Свету", учителем местной школы

Д.Е.: Татьяна Юрьевна, Филипп сказал мне, что это вы его на остров вызвали. Значит, вы в то утро первая пришли в часовню?

Т.К.: Нет, первой была Анна. Но она, увидев отца Глеба, совсем потеряла голову. Выскочила из часовни, как ошпаренная, заголосила и помчалась ко мне. Меня разбудили вопли минут за пять до ее появления. Никогда бы не подумала... Она всегда производила впечатление фельфебеля в юбке, а тут такая истерика...

Д.Е.: Вы считаете, она притворялась?

Т.К.: Вряд ли. Так не всякий актер сыграет. Просто еще одно подтверждение истины: никто не может знать, как поведет себя человек в критическую минуту. Я, например, действовала, словно автомат.

Д.Е.: А зачем Анна пришла в часовню в такую рань?

Т.К.: Так было условлено. В последний день затворничества все мы должны были напоследок побеседовать с батюшкой, помолиться... Отец Глеб по опыту знал, что эти заключительные беседы длятся часа по полтора. Пять человек восемь часов. А нам нужно было еще вернуться в Сосновку и отдохнуть перед всенощной. Потому батюшка и назначил первую встречу на пять утра.

Д.Е.: Понятно. И что было после того, как Анна к вам прибежала?

Т.К.: Вы не представляете, что с ней творилось. Говорить не могла, только выла и кричала: "Мертвый! Батя мертвый!" Боюсь, я вела себя не очень красиво, наорала на нее... Велела отвезти меня к часовне. Я ведь неважный ходок, а когда волнуюсь, ноги и вовсе отказывают, без инвалидной коляски никуда. Но у часовни я заставила себя встать. Анну отослала за остальными затворницами, а сама вошла внутрь. Увидела отца Глеба, этот поясок в его руке, царапины... И поняла, что если ничего не предпринять, то общине нашей конец. Только у самой у меня смелости не хватило... Схватила рацию и стала соображать, кого бы вызвать на подмогу. Тут ведь нужен был особый человек умный, хладнокровный. А за наших я поручиться не могла. Если уж Анну так развезло... В конце концов решила позвать Катю, нашу старосту. Она, хоть и гневлива бывает сверх меры, но отходит быстро и соображает. Но на вызов вот чудо! - ответил Филипп. У меня совсем из головы вылетело, что он собирался к нам на праздники. О лучшем помощнике я и мечтать не могла...