Правила обманутой жены - Евгения Халь

Платон

Он никогда не умел правильно реагировать на женские слезы. Поэтому предпочитал просто их не замечать. Но на душе было паршиво. Нахамил, как гоблин, несчастной девушке. Из-за него она разрыдалась. А он сделал вид, что не заметил ее слез. А что прикажете делать? Подносить платки? Обнимать? Так он ее и не знает вовсе. И, скорее всего, никогда больше не увидит. Хотя… если ее муж любовник его бывшей жены, то ничего нельзя загадывать. Пошивом она занималась. Дизайнер одежды? Портниха? А чего ж одёжки такие сиротские?

Куртка-пуховик старенькая, джинсы заношенные, сапоги не презентабельного вида. На Патриках все это выглядело чужеродно. Здесь даже домработницы одеваются в кутюрный шмот, подаренный с барского плеча.

— Прости меня, боже, но если женщина себя так запускает, то ничего удивительного, что ей изменяет муж, — пробормотал он, паркуясь возле дома.

То-то этого жлоба ее муженька потянуло на его, Платона, бывшую. Адель даже за хлебом ходила при полном параде. Хотя… когда это она ходила за хлебом?

Темные окна, сугробы возле двухэтажного белого коттеджа. Никто не ждет, никто ему не рад. Тишина и холод. Соседние коттеджи были не видны за заснеженными деревьями. В элитном поселке под Москвой дорого ценили обособленность от соседей. За это и платили дикие деньги. Но откуда-то справа вдруг донесся заливистый детский смех, и Платон позавидовал тем, для кого этот смеялся ребенок.

Он давно хотел детей. Но как-то не складывалось. Адель все время придумывала отговорки: то боялась испортить фигуру, то график слишком плотный, то еще что-то. Платон пару раз пытался ее обмануть: мол, не удержался, не успел принять меры и прервать вовремя любовные утехи так, чтобы обошлось без орущих по ночам последствий. Тогда-то и выяснилось, что его жена тайно принимает противозачаточные таблетки. А он и не знал.

Платон зашел в пустой дом, разжег камин, сел в кресло. В углу стоял мольберт, прикрытый белой тканью. Платон сварил кофе, отхлебнул, подошёл к мольберту, откинул ткань и заскрипел зубами. Не удалось ему схватить суть, и, видимо, уже не удастся. С золотого фона незаконченной картины на него смотрела бывшая жена. Его Адель. Платон включил ультрафиолетовую лампу, закрепленную над мольбертом, и на картине проступил второй слой, написанный невидимой ультрафиолетовой краской: хищные чудовища, сплетенные в замысловатом узоре, из которого состояло тело его жены.

Платон горько улыбнулся и с яростью швырнул чашку в стену. Осколки разлетелись по всей гостиной. Он сорвал холст с мольберта, бросил на пол и принялся топтать его ногами. Бездарь! Мечтал написать одну-единственную картину, но такую, чтобы осталась в искусстве навсегда. Как Густав Климт с его «Золотой Аделью». Этот известный австрийский художник написал множество картин. Но в истории осталась одна: «Золотая Адель», портрет его любимой женщины, Адели Блох-Бауэр.

Бизнесмен из Платона получился гораздо более успешный, чем художник. Платон Аверин был третьим в династии художников. Дед и отец прославились на весь мир. Поэтому проблема выбора профессии перед ним никогда не стояла. Платон закончил Институт Сурикова. Но отец, рассматривая его работы, лишь снисходительно пожимал плечами:

— Это мазня, сынок. Нет в тебе искры божьей. Природа, сам знаешь, отдыхает на детях гениев.

Но природа была щедрее, чем утверждал отец, потому что одарила Платона безупречным вкусом и чутьем на таланты. Из неудавшегося художника получился прекрасный и очень успешный арт-дилер. Его галерея была самой известной не только в Москве, но и в России. И на международных аукционах «Сотбис» и «Кристис», где крутили миллиардами, его уважали и считали своим. В историю искусства он все же попал. Пусть не так, как мечталось. Пусть не как художник, но как гениальный продавец чужих шедевров.

Картина жалобно трещала под ногами Платона. А он всё рвал ее и рвал. Пол гостиной усеяли ошметки золотых цветов и фрагменты лиц богов. Он ведь хотел написать свою жену в манере «Золотой Адели»: яркий золотой фон, холодные тона рук и лица, одежда, состоящая из глаз египетского бога Гора. Его жене Египет совсем не шел. Поэтому Платон заменил Гора славянскими богами. Но и они смотрелись чужеродно на фоне его жены и превращались в плотоядных чудовищ. Таких же, как и она.

Хищная, яркая, Адель никогда не скрывала своих желаний. Они познакомились, когда Платон заканчивал факультет живописи в Институте Сурикова. А она только поступила на факультет теории и истории искусств. Сначала хотела на живопись, но выслушав жесткий вердикт профессионалов, что таланта нет, быстро сориентировалась и пошла в искусствоведы.

Они были совсем разными. Платон— лед, она — пламя. Он серьезен и почти не улыбается. Она все время хохочет, закинув голову, никого не стесняясь. И от ее наглого и слегка вульгарного смеха у мужчин загорались глаза.

Они сходились только в одном: в любви к «Золотой Адели» Густава Климта. Она даже поменяла себе имя в папорте. При рождении получила имя Клава, но поменяла его на Адель, когда приехала в Москву. В богемных кругах для Клавы нет места, но для Адель все пути открыты. Конечно, если грамотно распорядиться красотой и смекалкой. А жена Платона это умела, как никто другой.

Ей больше нравилась не сама живопись, а атмосфера мастерских: пьянки, случайный секс, полная свобода от условностей. Так же, как и Адель Климта, она обожала золотой цвет и все яркое. Покрутившись по мастерским, выставкам и галереям, она быстро поняла, что вход в богемную тусовку открыт только для своих. Платон влюбился в нее с первого взгляда и с первого разговора о Климте. Через неделю сделал ей предложение. Она согласилась. Теперь путь в закрытую тусовку был открыт.

Адель очень хорошо понимала в искусстве. А ещё лучше разбиралась в методах отмывания денег через аукционы. Она хотела денег. А Платон хотел ее. Поэтому он бросил поиски себя в живописи и открыл галерею «Лунный свет». Ему хватило ума, чтобы сколотить состояние. Он находил в провинции спившихся, на все согласных художников, выкупал у них картины, щедро платил за то, что покрывалось пылью в мастерских, и продавал на аукционах за огромные деньги. Не потому, что эти художники были гениальными. А потому, что сегодняшние арт-дилеры назначают гениев, чтобы отмывать деньги.

Фальшивые компании в свободных экономических зонах, аукционы, на которых выставляются посредственные картины, подставные покупатели, которые накручивают цены на торгах до десятков миллионов долларов за плёвую мазню. Адель чувствовала себя в этом бизнесе, как