Правила обманутой жены - Евгения Халь

Улыбнётся Сереженька — уже хорошо. Цветы за окном красивые расцветут — радость, маленькая, но все же. Погода весенняя — праздник. А надо было не это всё, а шубу на голое тело. И под шубой чулки с кружевными резинками. Как в итальянском кино.

Как-то мы с подругой решили пассануть контрольную по геометрии, сбежали из школы и пошли в кино. Билеты купили, даже не зная, о чем фильм. Холодно было очень. Метель была лютая. А в киношке тепло и утром нет никого. Можно развалиться в кресле и подремать.

Сам фильм я толком и не запомнила. Мне тогда лет четырнадцать-пятнадцать было. Но меня поразила одна сцена: обалденно красивая итальянская актриса шла по зимней вечерней улице в шубе на голое тело и в черных чулках с ажурными резинками. Мужчины прятали лица в воротники, спеша домой, в тепло. Но вдруг натыкались на ее взгляд: загадочный, призывный, манящий. Они замирали, впиваясь глазами в ее лицо. Рассматривая полные губы с кричаще-алой помадой. Как свежая кровь: не бордовой, не красной, а именно алой.

И в этот момент полы шубы слегка распахивались от ветра, обнажая ажурную резинку черных чулок и точеное, совершенно голое бедро. И мужчины замирали. До сих помню их глаза. Самые скромные и тихие мужики типа «бухгалтер, милый мой бухгалтер» вдруг срывались с цепи. Их глаза загорались. Они, как заколдованные, шли за ней, боясь упустить из виду. Им становилось жарко и они рвали воротники пальто, ловя зимний воздух широко открытыми, как у рыб, ртами. А она снисходительно улыбалась. Этот подарок предназначался не им. И они умирали от зависти к тому счастливчику, для которого она так оделась. Вернее, разделась.

— Вот придурки, — хихикала моя подруга. — У меня бабуля в деревне так делает, когда зимой в туалет во двор бежит. Старую шубу на ночнушку накидывает — и чешет. Может, на моей бабуле итальянец женится? Вот извраты они там, в этой Европе.

Она не понимала. А я тогда себе поклялась, что когда-нибудь сделаю так же. Денег скоплю, куплю шубу. Можно простенькую, но чтобы длинную и под норку, как у той итальянки. И чулки. В нашем городке тогда такие было не достать, а интернет-магазинов еще не было. Ну ничего, думала я, можно в Москву съездить ради такого случая.

И мужчина, для которого я приготовлю этот подарок, сойдёт с ума. И будет до конца жизни меня на руках носить. И повезет в Италию. И купит настоящую шубу. А я в ней элегантно так сяду в длинный лимузин. А лучше в гондолу. Мой мужчина повезет меня в Венецию, на карнавал. Там как раз в феврале карнавал. И я в этой шубе на голое тело сяду в гондолу. А гондольеры ведь всегда мужчины. Он заметит, что у меня под шубой чулки и больше ничего нет. Он занервничает, а я загадочно улыбнусь ему алыми губами с толстым, но аккуратным слоем помады. И мой мужчина будет подгонять его, чтобы плыл быстрее. И запустит руку мне под шубу, умирая от желания. А гондольер будет пожирать нас глазами. И потом долго мечтать обо мне по ночам.

Я даже помаду купила на рынке. Дорогущую, но точно такого же оттенка, как у итальянки: алого. Этот тюбик до сих пор у меня в шкатулке с украшениями лежит. Помада уже вся потекшая и засохшая. Рука так и не поднялась ее выбросить. И с тех пор каждую зиму я теряла покой, так хотелось исполнить детскую мечту. Наверное, если бы исполнила, такая беда, как измена мужа, меня стороной бы обошла.

Хотя не факт, что помогла бы мне эта шуба на голое тело. А с другой стороны, любовница явно не борщами моего Диму взяла. Яркая, дерзкая, такая не станет борщи варить и котлеты жарить. У нее бизнес, салоны, маникюры, массажи. Холеная вся, ухоженная. Сразу видно, что сильно себя любит.

Очень хочется ей в глаза вцепиться. Но выглядит так, что закачаешься. Факт. Высокая, статная, спина прямая, как будто швабру проглотила. Пышная копна медового оттенка рассыпается по плечам, когда она поворачивается. Глаза насмешливые, губы полные. Свои, не накачанные, сразу видно. И фигура точёная, Наверняка из спортзала не вылазит. Ноги от ушей. И одета очень дорого. Хоть и ярко, но ей идет, потому что она вся очень яркая. И смех такой звонкий, что доносился до той машины, за которой я пряталась, когда сегодня следила за ними. Уверенный смех красивой женщины. Чуть более громкий, чем нужно, немного вульгарный. Но когда она засмеялась, все мужчины, что были в ресторане, повернулись к ней и занервничали. А Дима так возбудился, что аж пошел красными пятнами. Господи, о чем это я? Гадость какая!

Что она нашла в Диме? Простоватом и без изысков мужике? А он в ней? Ведь такой женщиной невозможно управлять. А мой муж помешан на контроле. Неужели я так и не поняла своего мужа за столько лет? Или все дело во мне? Ну да, скорее всего. Плохая жена, плохая мать, никчемная женщина.

Вся наша с Димой жизнь разделилась на две части: на «до», когда Сереже было три годика и он еще был здоров. И на «после», когда с ним случилось несчастье. И это я впустила беду в наш дом. Дима мне этого так и не простил. После этого на его лице навсегда застыл немой укор. Мою вину он подчеркивал постоянно, прямо ли, косвенно ли, но я всё делала не так. И даже если у меня что-то получалось, Дима никогда не хвалил.

Не полагалось мне. Потому что я сделала самую ужасную вещь на свете: лишила его сына. Такого сына, о котором он мечтал. Один только раз я заикнулась о втором ребёнке. Мы уже переехали в Москву. Сереженьке было семь лет. У меня была задержка. Дима лишь поднял бровь и сказал, как отрезал:

— Пойдешь на аборт. Не твое это: быть матерью. Одного уже погубила, хочешь и других погубить? Не справляешься ты.

Горький ком застрял в горле. Я закусила кулак, накрылась одеялом с головой и спрятала лицо под подушку. На меня навалился тяжелый сон. Мне приснилось, что вся квартира вместе со спальней покрылась серой грязью. Она затянула весь дом. Затопила его бедой. Серая, худая, костлявая, как смерть, беда, сейчас прижалась уродливой шакальей мордой к окнам нашего дома и дышала смрадом. Я чувствовала этот гнилой запах. Я задыхалась. От беды пахло чужими женскими духами и любовным