«Душа моя спокойна...» - Георг Мясников

Вручили всем благодарственные грамоты. Одному — нет. Говорят, пришел пьяный. Выбежал от злости…

31 мая. День солнечный. Поднялся около 7-ми утра. Завтрак с Щербаковым[8]. Потом поехали в сторону Рахмановки[9]. Щербаков хочет показать поля в лучшем виде. А район Рахмановки — это Вадинская Кубань. Всходы действительно хорошие, да и культура полей стала приличной…

Остановились на горе. Внизу привольно раскинулась Коповка[10], а ее центр — церковь — величественно стягивает эту панораму. Сразу на могилу отца[11]. Сегодня (по старому обычаю) — родительская суббота — дети должны приходить на могилы родителей. Не загадывал заранее, но приехал как раз. Кругом цветут яблони, низко наклонив свои старые отяжелевшие ветви. Буйно цветет сирень, луговина полна ярких красок. Долго стоял я у этой дорогой мне могилы — маленького клочка земли, на котором ушла в вечность, в тлен и прах частица того, что создало меня. Где-то рядом в заросших кустах вишни, могила прадеда — А.Н.Владыкина. 61 год и отсутствие заботы все давно сровняли, следы могилы выдает лишь цветущая вишня. А рядом сосна. Около нее, как мне говорили, могила отца моей прабабки — Григория Прозорова. Почти сто лет, а может чуть и больше, с этим селом, даже с этим местом связана ниточкой прошлого моя жизнь. В старой деревянной церкви, от которой теперь в саду остались лишь два-три фундаментных камня, служил Прозоров, в ней же начал службу Владыкин. На глазах прадедов и бабок с прабабками вырос новый величественный храм. Прадед успел и в нем служить четыре года, а после его смерти — прабабка была «просфорной» (просвирней). Здесь все они нашли и свой покой. Последняя могила — это могила отца…

Потому так долго стоял у могилы, бродил по саду, фотографировал…

Моя Родина начинается здесь. Здесь мое прошлое, а без него не могло быть будущего! В этом весь вопрос.

Я копаюсь в прошлом предков не потому, что просто хочется из любопытства узнать, а кто они. Нет! Это особая форма благодарности всем им за то, что они дали мне силы… Не понимаю людей, которые небрежны к своему прошлому. Это неблагодарные хамы, равнодушные эгоисты, которые, пожирая труды своих предшественников, не умеют сказать хотя бы мысленно им «спасибо!»

22 июля. Все больше и больше завязывается узлов. Было плохо с мясом, стало плохо с рыбой, теперь назревают обострения по белому хлебу. Не хватает сыра. Узел на узел. И, самое странное, никого это серьезно не беспокоит. Из Москвы идут телеграммы с красной полосой, требующие выполнения плана товарооборота и мобилизации «внутренних ресурсов». У них, конечно, положение тоже безвыходное, но зачем создавать его неразумными мерами? Вот в чем вопрос.

Мы еще каким-то чудом держимся, но, думаю, что и нашей выдержке придет конец. Так долго продолжаться не может. А от мысли такой становится противно на душе. Временами приходит плохое настроение: плюнуть на все и уйти!

18 ноября. Сижу и жду ответа на шифровку. Только пообедал, иду в кабинет, трубка «ВЧ» лежит на столе.

— С вами будет говорить Леонид Ильич Брежнев.

— Слушаю…

— Здравствуйте, Георг Васильевич. Два дня был за городом, готовился к съезду. Сколько у вас воинских машин?

— Числится 3 с половиной тысячи, работает около двух.

— А как дороги?

— Самое обидное, что только что установились дороги, машины пошли, а их приходится отправлять. На полях много свеклы, подсолнечника. Народ нас не поймет.

— Хорошо. Я дам приказание оставить машины. Но надо, чтобы их хорошо использовали. А то сидим в кабинетах, а шоферы пьянствуют и не работают. Я это помню по Молдавии и Казахстану. Надо на каждую машину посадить контролера.

— Если будут машины, контролеров посадим!

— Желаю успехов. До свидания.

— Спасибо. До свидания.

19 ноября. Тут же позвонил маршалу М.В.Захарову[12].

— Как дела, Матвей Васильевич?

— А, Георг Васильевич, здравствуй дорогой! Ты о машинах беспокоишься. Мне только что звонил Леонид Ильич. Оставим до 30 ноября, но только чтоб 1-го грузились.

— Спасибо. Все ясно. Когда будет шифровка?

— Сейчас подписываю. Сегодня получите.

1971

11 ноября. Весь день в обкоме КПСС. Из интересного в этот день — беседа с Володей Ивлиевым. Мне Октябрьский райотдел милиции прислал письмо с просьбой помочь отправить в детскую колонию неисправимого 13-летнего преступника. Я усомнился. Попросил Дидеченко показать мне его.

Привезли этого 13-летнего юнца Володю Ивлиева. Вместе с ним директор школы, его родители: отец — рабочий велозавода, мать — парикмахер. Воровать начал еще в детском саду. Спрашиваю: зачем воруешь?

— Вижу лежит плохо, не могу не взять.

Парень очень интересный. Никакого особого с выступающими бровями черепа. Директор школы говорит, что очень способный парнишка. Уроки не готовит, но, даже послушав только, всегда получает хорошие отметки. Честен. Украдет — тут же признается. Не привык врать. Не грубит. А за ним более сорока краж! И ворует не для себя. Добудет деньги, соберет класс, поведет всех в кино, угостит пирожными и сластями…

Вообще, оригинал. Энергия идет не туда. Спрашиваю его:

— Хочешь в тюрьму?

— Не хочу…

— Воровать перестанешь?

— Не буду больше, слово даю.

— Ты понимаешь, где слово даешь?

— Понимаю…

— Чем интересуешься?

— Хочу работать и люблю баскетбол.

— Работать тебе рано. Пойдешь в школу, а учить баскетболу поручим лучшим мастерам. Согласен?

— Согласен…

На том и расстались. Дал слово. Интересно, выдержит ли его? Мы много сажаем подростков, не затратив сил на то, чтобы спасти их. А вдруг спасем? Позвонил Норкину — редактору «Молодого ленинца», чтобы он взял шефство. Обещал. Написал записку по итогам разговора…

1972

2 января. Не выходит ни одного документа, чтобы нас не упоминали как отстающих по молоку. Клюют и по делу, и без дела. Понятно, что народу нужно масло, но как это сделать?

Объективно говоря, главная причина такого положения с молоком в области — это засушливое лето, отсутствие пастбищ и зеленых кормов. Но социализм не настолько наивен, чтобы быть объективным. Объективизм — это мелкобуржуазное течение. Мы же — пролетарии! Н.Ф.Васильев[13] не может приспосабливаться к мелкобуржуазным уклонам, кричит, что все это — результат прямой безответственности на местах, распущенности и т. п. Его идеал — сводки ЦСУ. Хорошо в сводке — хорошо, плохо — безответственность. Иных категорий мы, к сожалению, не знаем.

Давят и давят. Делают это с откровенным злорадством — провалился, ага! Попался. Мы тебе воткнули, ты смотри. Мы выше! Вроде Совмин РСФСР не отвечает за состояние дел, а является «критическим» органом власти.

Если быть откровенным, то напряжение со снабжением маслом — результат прямого просчета Совминов СССР и РСФСР. Три года назад не знали, куда девать масло. Д.С.Полянский[14] шумел: «А кто вам велит перевыполнять планы по молоку, кому это нужно?» Носились с настроениями снижения цен, чтобы увеличить потребление. А теперь масла нет. Кто виноват? Конечно, мы [областное звено].

В 12.00 в обкоме. Годовой план по молоку получился.

9 января. Лет десять назад в старой нашей избе в Коповке я взял иконку, принадлежавшую моей прабабке Ев. Григ. Владыкиной. Из-под фольговой мишуры и бумажных цветков извлек саму иконку, резанную из дерева. На лицевой стороне два святых на фоне колокольни какого-то собора, храма. Надпись: «Пр. Антонiи. Феодосiё». На обратной стороне чернилами написано: «П.Ксении С. Благословенi Божiе. Нед. П. Аврамiй. 22 ч. Августа 1871 г.»

Открыл «Изборник» — собрание древнерусских произведений. Оказалось, что вторым произведением Древней Руси после «Повести временных лет» является «Житие преподобного отца нашего Феодосия, игумена Печерского».

Эти два святых [Антоний и Феодосий] — основатели Киево-Печерской лавры! Значит, икона пришла из Киева.

Что касается оборотной стороны, то понять трудно.

— Ксения С. — могла быть Сперанской из с. Орлёво.

— Аврамий — настоятель Н.Ломовского монастыря[15]?

19 марта.

Естественен вопрос: зачем пишу «Дневник»?

Ответить однозначно трудно. Да, иногда и страх берет, что «уйдешь», а записи останутся. Кому они попадут в руки, как поймут их те, кто станет их обладателем. Тешишь себя мыслью, что едва ли хватит терпения прочитать многое из того серого и скучного, что написано. «Дневник» — это детали моей жизни, какие-то быстро приходящие в голову мысли, наблюдения. Они нужны мне и только мне. А вдруг, доживу до старости, до того пенсионного возраста, когда будет время полистать странички, вспомнить далекое былое. В памяти всего не удержишь, а бумага сохранит…