Панацея. Художник должен быть голодным три раза в день - Владимир Черногорский

– Спорим, – говорил на следующий день чернокнижник, – я сегодня ничего делать не стану?

– Спорим, – соглашался упрямый У.

Таким образом у них было налажено дежурство по хозяйству и никогда не переводились в карманах призовые деньги.

Ну да вернемся к нашему герою.

Незнакомка не прошла мимо, а, напротив, долго оставалось неподвижной да еще так близко, что Лао чувствовал ее дыхание.

– Вам понравились мои стихи?

Видимо эмоции захлестнули красавицу, и она медлила с ответом.

Смутившись, Лао извинился и жестом пригласил девушку войти.

С того памятного дня весть про диковинную любовь облетела и рисовые поля, и дремучие леса, и задумчивые горы. Людская молва не уставала восхищаться:

– Ах, как она красива, – шептались мужья.

– Ах, как он талантлив, – шептались жены.

«Ах, как мне все это надоело», – брюзжал Ы.

– Спорим, я развею миф о Любви? – сказал Великий Колдун.

– Спорим, – согласился ишак.

Чернокнижник удалился в пещеру и три дня и три ночи ворожил на лягушечьих лапах и черепах летучих мышей.

На рассвете четвертого дня слепой поэт прозрел, а глухая красавица обрела способность слышать.

– Спорим, ты рад, что проиграл? – сказал облезлый У.

– Не спорю, – впервые согласился угрюмый склочник, – Однако ж, сегодня я все равно ничего делать не стану. Спорим?

Макуха

Меня как человека небольшого роста и непомерно тщеславного всегда тянуло к женщинам высоким, незаурядным (причем достоинство второе явно уступало по значимости первому). Извечный дефицит денег и целеустремленности всячески ограничивал рамки поиска и вожделенные параметры потенциальных жертв. Если уж быть честным до конца, мои амурные похождения более напоминали ловлю рыб в случайно заброшенные сети: что Бог послал, тому и рады. Ну, довольно о себе – полагаю, характеристика вполне исчерпывающая.

Как-то раз, на холостяцких посиделках зашел разговор – вы не поверите – о дамах. И все бы ничего, да наш записной сердцеед похвастался новой подружкой:».. длинная…». Подробности воспринимать я уже не смог – богатое воображение дорисовало. Настроение испортилось, собственные пассии показались ниже реального и от того менее привлекательны.

«И за что ему такое счастье? Он и оценить не в состоянии – молотит подряд, – точил червяк многолетнюю дружбу и на исходе бессонной ночи добился-таки единственно верного решения, – Мое!»

Остальное – дело техники. Ведь недаром одна барышня «танком» прозвала.

Е, похоже, и не заметила, как перекочевала на переднее сиденье моей «копейки». О приятеле старался не вспоминать.

Сказать, что меня в ней все устраивало, было бы преувеличением, но каждый сантиметр безупречной фигуры с лихвой компенсировал пробелы в латыни и пренебрежение интегралами. Добавим к этому весьма и весьма миловидное личико, завидное здоровье, неспособность принимать что-либо близко к сердцу и портрет готов.

Макуха (производное от фамилии) успешно трудилась манекенщицей в крупном российском городе, мечтая когда-либо покорить и столичную публику. Случай подвернулся во время гастролей Московского Дома Моделей. Ее пригласили «посотрудничать», забыв, однако, упомянуть о необходимости прописки. Так она очутилась в диспетчерской СМУ №№, где была обещана заветная отметка в паспорте гражданина СССР. Ни в одной стране мира невозможно, хоть и в наркотическом бреду, представить модель, сидящую с карандашом на металлическом стуле в задрипанном оазисе разномастной лимиты!

На службу она ходила исправно – к восьми утра! одеваясь в серое, мешковатое и, нарочито, горбясь. Правда, после работы ее частенько забирала представительская Volvo с дипломатическими номерами. Этот конкурент меня волновал гораздо больше, нежели начальник на черной Волге. Без ложной скромности скажу, что возрастные поклонники очень скоро проснулись с носом, как и мой дружок. «Съели?» – злорадствовал я, увозя барышню в очередную съемную жилплощадь.

Благодаря общению с Е скромные познания о «гламурной» жизни тружениц подиума значительно расширились. Начнем с того, что девушка сидела на строжайшей диете, а гимнастика составляла неотъемлемую часть распорядка дня. Помню, как впервые удивился, когда, вернувшись домой, застал ее в кресле вверх ногами. Никогда не видел Макуху курящей или с рюмкой в руке. Чтение ограничивалось пролистыванием журналов мод и желтой прессы. Во всем остальном она производила впечатление обычной современницы, разве что тихой и чересчур уравновешенной.

Нечто похожее на сильное волнение довелось наблюдать всего несколько раз.

Случай первый

Пригласили меня на знаковое культурное мероприятие – премьеру спектакля в Театр Сатиры. Не пойти не мог, потому как между мной и архи популярным юмористом тлел давний костер взаимной неприязни, и поливать его бензином не имело никакого смысла. Для моральной поддержки взял с собой практически-супружескую пару из числа близких друзей. Искушенными в светской жизни назвать их можно было с некой натяжкой, однако хорошим вкусом и образованностью отличались оба. Пока мы с товарищем разминались на кухне, дамы суетливо перебирали наряды. Как ни странно, особенно трудным выбор казался для Е.

– Ну что ты переживаешь? – подгонял я спутницу, – На тебе и телогрейка будет смотреться стильно. Имей в виду: с моей стороны опоздание сочтут вызовом.

– Тебе-то хорошо, – металась от гардероба к зеркалу Макуха, – А мне идти не в чем!

Еще не раз я споткнусь об эту фразу и не только от нее. Наверное, то же слышат и покойники перед отбытием на гражданскую панихиду.

– Брось! Вон сколько шмоток. В чем проблема?

– Да у меня все туфли на высоченном каблуке!

– И слава богу.

– Я не о себе, о тебе думаю: мои 179 плюс шпилька…

– Ааа, – мне полегчало, – Не страдай: разница в росте украшает мужчину и льстит его самолюбию. Смелее! Выбирай самые что ни на есть высоченные и бежим – таксист уже икру мечет.

В ожидании первого звонка бомонд курил на ступеньках Театра: сплетни, то да се…

Как тут подкатываем мы…

Прожженные эстрадники и молодые, но уже всемирно известные, филармонисты восприняли диспропорцию с пониманием и откровенным восторгом, чем окончательно вогнали Макуху в трясину смущения. Она предприняла, было, попытку чуточку согнуться, но, получив резкий тычок под ребро, выпрямилась и продефилировала, глядя строго перед собой. Раздвинув чиновничью кучку карликов с фигурами опереточных теноров, наша четверка прошествовала в партер.

В антракте, прикупив в буфете полдюжины шампанского, мы сбежали домой – смотреть и тем более слушать вызывающую пошлятину стало невыносимо.

Случай второй

Инцидент имел место аккурат на восьмое марта. Е загодя укатила домой, а я – грешник – позвал отметить событие знакомую продавщицу из Универмага на Ленинском (когда-то пытался купить в нем приличную кепку). Звонок в дверь застал вашего покорного слугу в предвкушении, а гостью – у плиты.

– Здрасти, – только и сумел выговорить, разглядев над головой белоснежную улыбку Макухи.

Пройдя в единственную комнату и оценив праздничное убранство (брют, коньяк, гвоздики), беглянка схватила тряпку и начала неуклюже волозить по полу. Столь непривычное и одновременно пугающее зрелище сдуло меня в туалет, где я заперся и принялся названивать друзьям с мольбой о помощи. Откликнулся (в основном на посулы) лишь один, самый отчаянный. Он и поныне скрывается в Соединенных Штатах Америки – заодно от российского правосудия.

Роковую роль в наших с Е взаимоотношениях сыграл приезд ее матушки, с облепиховым вареньем и пирожками. И то, и другое обожаю по сей день, да и возможная теща показалась женщиной доброй, без закидонов. Однако аромат провинциального семейного уюта явно не вписывался в мои дерзкие планы на ближайшие годы. Короче – струсил.

Много лет спустя встретил Макуху, проезжая в районе площади Ногина. Она выходила из подземного перехода: стройная и тихая, как всегда.

А я, как всегда, струсил…

Мертвый город привычкам не помеха

Скучнее исполнившихся желаний только пыльный телевизор

Классная вещь глобус. И весьма полезная: присел, поел и вновь зашагал. Хочешь по часовой, хочешь – против. Если хорошо принять на посошок, то можно и зигзагом. Золотой за щеку, талисман на шею, группу крови крупно на лоб (потеряешь, не жалко). Сапоги-скороходы истрепались, память за ними не поспевает. Не беда: малозначимое сдует, ценное врежется – хоть целиком, хоть осколком.

У мегаполисов нет лица, только чрево. С городами поменьше ситуация немногим благополучнее: хорошо, ежели где-нибудь в центре приютился старый квартал, а так – разглядеть индивидуальность возможно, пожалуй, с высоты птичьего полета. То ли дело провинция. И пусть она одинаково рябенькая, но все одно какая-нибудь конопушка да запомнится. Опять же, найти в захолустье городского сумасшедшего во сто крат проще. А кто как не эти чудаки и есть истинное лицо места, его прошлое и настоящее. Приведу лишь несколько примеров: корова, безнадежно жующая валенок из помойки напротив гостиницы «Интурист»; безумная старуха (бывшая любовница атамана Семенова), швыряющая горшки с геранью на головы офицерских жен.