Враг моего врага - Сергей Соболев

Супрун родился в 1956 году, коренной москвич. В прошлом – сотрудник Главного разведуправления ГШ МО РФ, подполковник запаса. На службе – официально – не состоит с 1999 года. По документам Минобороны, он комиссован по состоянию здоровья. В последние годы занимает должность исполнительного директора столичной консалтинговой фирмы «Астрея-М», оказывающей услуги в сфере безопасности рыночных инвестиций. Часто бывает в Турции, Греции, на Кипре, в Сирии и в некоторых других местах Восточного Средиземноморья, в странах, где у России, действующей не только через традиционные каналы дипломатии и резидентуры, имеются давние, вековые интересы. Зачастую эти поездки связаны с легальными деловыми интересами и контактами. Но иногда, как в этот раз, Супрун приезжает в ту или иную страну не столько по делам «легального» бизнеса, сколько с известной лишь ему и его контрагенту целью.

Звонок на мобильный раздался без четверти шесть вечера. Супрун взял «Нокию» со стола, сверился с экранчиком, ответил. Мужской голос спросил – по-английски с акцентом, – может ли подойти к телефону mister Fatih.

«Mister Fatih? – переспросил у звонившего Супрун. – Are you sure?»[5]

Но ни уточнения, ни извинения за очевидно неправильно набранный номер не последовало: звонивший дал отбой.

Супрун тут же отправил СMС с другого своего сотового. Затем оделся, запер номер и вышел из отеля на довольно оживленную в это время суток улицу Ebusuud.

Впрочем, прогулка оказалась недолгой: неподалеку от расположенного на той же улице отеля «Amisos», в котором ему тоже не раз доводилось останавливаться, находится стоянка таксомоторов. Не проявляя никаких признаков спешки или беспокойства, русский уселся в свободное такси и попросил отвезти его по указанному им адресу.

Спустя примерно двадцать минут водитель по просьбе приезжего остановился на обочине улочки, в паре сотен метров от станции «легкого метро» Emniyet. Супрун расплатился с ним лирами и отпустил восвояси. Смеркалось. Он прихватил с собой зонт, но складывалось впечатление, что проливного дождя не будет. Этот город Супрун, надо сказать, знал как свои пять пальцев, пожалуй, даже получше иных коренных стамбульцев. Сейчас он находился в районе Фатих. В той части этого старинного и довольно консервативного района, носящего имя Завоевателя и известного также одноименной мечетью, где соседствуют, сосуществуют два стиля, два разных мира: отстроенные французскими зодчими после землетрясения, случившегося в 1776 году, по-европейски прямые улицы с красивыми зданиями и довольно унылые, грязноватые, путаные переулочки западных, ближних к крепостной стене кварталов.

Вот в эту, западную часть района туристы из Европы не очень любят соваться. И не потому, что там высок уровень криминала, но из-за специфической атмосферы, напоминающей кварталы радикальных исламистов во многих городах Ближнего и Среднего Востока.

Собственно, прозвучавшая в ходе недавнего «ошибочного» звонка на сотовый Супруна фраза как раз и служила своеобразным нехитрым кодом, указывающим на то, что контрагент ожидает его в хорошо известном им заведении, в небольшой кофейне, расположенной в районе Фатих, прямо на границе двух миров, европейского и исламского…

Супрун прошел два квартала от того места, где он высадился из таксомотора. Здесь уже не так сильно тянуло выхлопами автомобильных движков; сквозь запахи каменных строений, влажной мостовой, кебабниц и кофейниц ощущались и ароматы цветов: клумбы, цветники, палисадники с кустами роз здесь, в Стамбуле, встречаются сплошь и рядом.

Он вышел на небольшую площадь, к северной части которой примыкала мечеть с минаретом, перестроенная почти полтысячелетия назад из христианского храма. Здесь, в этом районе, уже довольно часто попадались на глаза женщины в чадре, студенты-богословы, косящиеся на чужестранцев, мужчины с бородами строгого вида, правоверные, соблюдающие дотошно все обычаи, заповеданные через пророка Мухаммеда (да благословит его Аллах и приветствует) самим Всевышним…

Как и в любом крупном городе, встречались и нищие, всякого рода побирушки. Один из таких бродяг, дервиш в ветхом одеянии с худощавым обветренным лицом, частично скрытым надвинутым на голову балахоном, босой, сидел почти у самого входа в мечеть. В правой руке, на которой не хватало двух пальцев, указательного и среднего, он держал ломоть хлеба (очевидно, одна из сердобольных женщин, проходя мимо, угостила бродягу). Другой рукой, уставясь куда-то прямо перед собой, дервиш изредка отщипывал маленькие кусочки хлеба, затем, помяв их в пальцах и превратив в катышек, неспешно отправлял в рот…

Когда Супрун проходил мимо «дервиша», тот даже не посмотрел в его сторону.

«Ну, Руст, ну умелец, ну шустрец! – не без тайного восхищения подумал про себя Супрун. – Не человек, а молния… Еще ни разу не было, чтобы он куда-нибудь опоздал или сделал что-нибудь наспех, неправильно…»

Он обошел площадь по периметру, вернувшись к устью того переулка, из которого вышел минутой или двумя ранее. Туристы из разных концов света, в особенности из Европы и России, здесь, в богатом историческими памятниками квартале, всегда желанные гости. Кофейни, курильни, кафе и бары даже в это время года отнюдь не пустуют.

Супрун подошел как раз к одному из таких кафе, которых здесь, в округе, было несколько десятков. Заведение занимало целиком первый этаж приземистого, построенного еще лет двести тому назад каменного трехэтажного дома. В сухую и теплую погоду здесь обслуживали и за столиками, расположенными на небольшой террасе, но сейчас, в ноябре, терраса пустовала.

Алексей Валентинович прошел через арочный проход внутрь, окунувшись в смешанный аромат нескольких сортов наргиле, от душистих фруктовых – яблочных, абрикосовых, вишневых, мятных – до ядреного, на ценителя, знаменитого «шиша», с которыми соперничают запахи кофе и жареного на углях мяса. Над аркой висел плакат с надписью: «Welcom Turist We Spik Inglish». Супрун усмехнулся: это одна из многих интересных, порой забавных особенностей турков – они умеют любой язык приспособить под себя, ну а чужая грамматика для них вообще не указ.

К нему направился парень лет тридцати (это был сын хозяина заведения). Негромко поприветствовав гостя, он кивком пригласил проследовать за ним. Пройдя через зал и далее по коридорчику, они оказались в небольшом помещении. Мебели здесь не было: пол покрывал ковер, вдоль стен лежали подушки. Супрун разулся у входа, прошел внутрь комнаты, освещенной укрепленным на стене светильником. Опустился, скрестив ноги, на одну из подушек, спиной ко входу. Парень закрыл окно чем-то вроде деревянных ставен. Спросил, ставить ли сразу на «раскурку» кальян-шиша и принести ли что-нибудь гостю прямо сейчас.

– Бир бардак чай.[6]

Супрун хотел было добавить, что он сегодня не настроен «кальянить», но передумал – местным этикетом тоже не следует пренебрегать.

Несколько минут он провел в полном одиночестве. То ли контрагент еще не приехал, то ли эти ребятки осторожничают, проверяют, нет ли за ним слежки. В принципе такой вариант тоже не исключен. Кстати, забавный момент: он сейчас находился в заведении, принадлежащем двоюродному брату действующего сотрудника MIT,[7] когда-то тоже служившему в этой конторе. И встречи он ждет с родственником этих двух, с человеком, занимавшим еще несколько лет назад довольно высокий пост в турецкой контрразведке. Тем не менее у них, у этих местных товарищей, есть, конечно, свои резоны проявлять крайнюю бдительность, быть осторожными, не палиться особо перед свой бывшей или нынешней организацией.

Хотелось курить. Но не кальян, к которому он, по правде говоря, равнодушен, а обычные сигареты. Но закури он здесь, в этой комнате, обычную сигарету, это было бы сочтено как проявление дурного вкуса. Супрун усмехнулся про себя, вспомнив современную арабскую поговорку, которую ему доводилось слышать в разных городах Ближнего Востока, от самых разных людей. В переводе на русский она гласит: «Сигарета горит три минуты и почти не отвлекает от дел. Трубка располагает к беседе на полчаса. За кальяном можно провести всю жизнь, созерцая, как медленно сгорает табак, оставляя после себя горстку пепла ваших проблем, забот и волнений…»

Сын хозяина, тот самый парень, что встретил у входа «руского», обслуживал лишь самых почетных гостей. Именно он принес в «отдельный кабинет» сначала поднос с чаем и сладостями – для гостя. А затем внес еще большего размера поднос с фруктами и опять же, с местными сладостями, вроде вяленой дыни и ореховой халвы.

– Тешеккюр эдерим, – сказал Супрун. – Большое спасибо!

Иногда эти люди говорят с ним по-турецки, иногда – на русском, коим они, надо признать, особенно старшее поколение, владеют очень прилично. Ну а человек, носящий псевдоним Ata[8] (его так и свои, кстати, называют), говорит по-русски так, словно всю жизнь прожил в Москве. Впрочем, это и неудивительно: Ata почти два десятилетия провел в СССР и в новой России, преимущественно под дипприкрытием, служил в военном атташате турецкого посольства.