Дом одиноких сердец - Елена Михалкова

Сегодня Инна Иннокентьевна была в ударе. Пока Даша раздевалась в прихожей, она поведала ей о проблемах с машиной, обругала походя папу Никиты, своего зятя, и одним словом уничтожила зеленую курточку Даши, которой та очень гордилась.

— Миленькая на вас вещица, — заметила Инна Иннокентьевна. — Я, правда, не сторонник распродажных вещей, хотя, если нет выбора…

«Вот именно, нет выбора, — чуть не сказала ей Даша. — Не у каждого есть возможность одеваться исключительно за границей, и вовсе не потому, что одни глупые, а другие умные, а потому что жизнь у людей устраивается по-разному». Сама Инна Иннокентьевна была вдовой московского чиновника и последние пять лет жила припеваючи на то, что «незаметный служащий» оставил после себя. Ее огромный джип-внедорожник ненавидели все соседи Барсуковых, потому что, приезжая в гости к дочери и внуку, Инна Иннокентьевна, не задумываясь, бросала машину у чужих гаражей, прочно перекрывая все въезды и выезды. Причем сигнализацию на машине она не включала, поэтому пинки по колесам черного монстра ничего не давали — Инна Иннокентьевна отгоняла машину тогда, когда нужно было ей, а не каким-то неудачникам на «Дэу» или, прости господи, «Хундаях».

— Так чем мы сегодня займемся? — поинтересовалась бабушка Никиты, прочно обосновываясь в кресле. — Мальчик так ужасно говорит! Вот, помню, я в его возрасте…

С возрастающей тоской Даша слушала воспоминания Инны Иннокентьевны о ее юных годах и чувствовала, что опять попала в ловушку. Инне Иннокентьевне нужен был слушатель, и она использовала любого несчастного, подворачивающегося ей на жизненном пути.

— Никита, — кипятилась тем временем дама, кивая на насупившегося мальчика, — он даже букву «ч» не выговаривает! Вот как так можно, объясните мне как логопед!

Даша вспомнила «распродажную вещь» и почувствовала, что терпение ее лопнуло, как воздушный шарик.

— Объясняю как логопед, — вежливо и сухо произнесла она, глядя мимо Инны Иннокентьевны. — На сегодня я вижу единственную причину, по которой Никита не освоил данный звук, — лично вы. Мне неловко вам это говорить, но чем раньше мы начнем заниматься с Никитой наедине, тем быстрее он научится выговаривать все звуки.

Даша ожидала, что бабушка Никиты разразится длинной тирадой, но Инна Иннокентьевна окинула ее долгим взглядом, поднялась из кресла и молча вышла.

— Ну что же, дружочек, давай заниматься, — обратилась Даша к мигом повеселевшему мальчику. — Дай-ка мне ладошки. Смотри, вот тут поскакал зайчик, а за ним гналась лиса…

Через час с лишним выдохшаяся Даша вышла из комнаты, оставив довольного Никиту разбираться с новой игрой, и побрела по коридору, чтобы найти бабушку мальчика. Дойдя до кухни, она остановилась. Из-за прикрытой двери доносился рокочущий голос:

— Если это твой хваленый профессионал, Ирина, то ты просто дура. Ты не видишь, что ли, что у Никиты нет никакого прогресса? Твой сын деградирует! И сколько она берет за одно занятие? Сколько?! Да ты с ума сошла!

Даша повернулась и пошла обратно.

— Никита, найди, пожалуйста, бабушку, — попросила она мальчика, вернувшись в детскую. — И скажи, что мы закончили заниматься.

Когда Никита вышел, Даша потерла виски и зажмурилась. В голове гудел колокол, как бывало всегда, когда ей приходилось рано вставать.

— Вы уже закончили? Так быстро?

В дверях выросла монументальная фигура Инны Иннокентьевны, облаченная во что-то изумрудное и драпирующее.

— Занятие идет час с небольшим, — отозвалась Даша ровно. — Сейчас половина одиннадцатого. Я приехала в девять.

— Да нет, к вам у меня нет никаких претензий, — пожала плечами Инна Иннокентьевна. — Идите получите ваш гонорар.

Складывая в кошелек мятые купюры, Даша испытывала ощущение брезгливости и унижения. Она сама понимала, что это глупо, что нужно уметь защищаться от таких вот дам непробиваемым щитом равнодушия, но у нее никогда не получалось отгораживаться. Вежливо попрощавшись и получив в ответ приторно-ласковую улыбку от Инны Иннокентьевны, Даша вышла из подъезда с совершенно больной головой. Она побрела в сторону автобусной остановки, но через два шага остановилась. По тротуару бегал туда-сюда полный лысоватый мужичок, ежесекундно вытирая платком блестящую лысину. Одного взгляда Даше хватило, чтобы понять, в чем дело: грязная белая «девятка» была припаркована в углу двора, перед мусорными баками. Выехать из закутка водитель никак не мог — вплотную к его машине стоял внушительный джип, уже знакомый Даше.

— Нет, ну что с такими делать, а?! — обратился страдалец к Даше, заметив сочувствие на ее лице. — Стекла в машине бить — так себе дороже встанет. В милицию звонили — там нас просто подальше посылают. Вот как нагрянет эта сука раз в неделю, так хоть на метро езжай! И ведь никогда не знаешь, куда она тачку свою приткнет в следующий раз. Черт возьми, хоть бы ее джип угнали, что ли! — высказал он наконец заветную мечту.

— Вы знаете, — деликатно заговорила Даша, стараясь не вспоминать семейство Барсуковых, — мне муж как-то рассказывал, что они с друзьями в подобном случае очень простую вещь сделали: крошек хлебных на капот насыпали.

— И что? — непонимающе хмыкнул мужик.

— Да ничего особенного. Просто голуби со всего двора слетелись.

— Обгадили! — догадался водитель, светлея лицом. — Слушайте, да ведь… О, гениально!

Он стремительно бросился к подъезду, что-то возбужденно бормоча себе под нос. Даша разобрала только «Да хоть всю машину!». Громко хлопнула подъездная дверь, и во дворе наступила тишина. Со смешанным чувством удовлетворения и стыда Даша бросила взгляд на блестящий джип и побежала со всех ног к остановке.

В четверг Даша опять увидела Петра Васильевича. Она обрадовалась и сама удивилась своей радости: подумаешь, случайное знакомство, что тут такого? Но Петр Васильевич был, казалось, рад видеть ее ничуть не меньше. Поцеловав ей руку, он опять предложил прогуляться, и они долго ходили по лесу вдвоем, а из кустов то и дело выныривал довольный Проша. На сей раз Боровицкий больше расспрашивал, а Даша рассказывала о себе. Старик слушал с интересом, очень внимательно, и Даша неожиданно пожаловалась на Инну Иннокентьевну, хотя вовсе не собиралась обсуждать неприятную женщину, тем более с почти незнакомым человеком.

— Дарья Андреевна, сударыня вы моя, — успокоил ее Петр Васильевич. — Если вы полагаете, что сия дама бросила замечание про вашу прелестную курточку случайно, то вы очень и очень заблуждаетесь. Она именно хотела вас задеть, и у нее прекрасно получилось.

— Но зачем? — удивилась Даша. — Я ее не обижала, скорее даже наоборот. — Она невесело улыбнулась, вспомнив бесконечные рассказы Инны Иннокентьевны о ее насыщенной жизни.

— А дело тут вовсе не в обидах, — возразил Боровицкий. — У определенного сорта женщин такая, знаете ли, тренировка, чтобы навыки кусания не пропадали. Вы никогда не обращали внимания, что есть люди, которые норовят любому человеку в разговоре сказать хоть маленькую, но гадость? Причем частенько весьма успешно маскируют эту гадость под комплимент. Ну так вот ваша дамочка из их числа. Бывает, поговоришь с подобным человеком — хоть вроде ничего особенного он и не сказал! — и остается какое-то ощущение неприятное, а настроение испорчено вдребезги. Начнешь прокручивать в голове разговор, и иногда всплывает, куда он тебя куснул, а другой раз, сколько ни вспоминай, и сообразить не можешь. Только одно средство помогает — надо вычислять таких людей и постоянно помнить об их, так сказать, увлечении. Учитесь толстокожести, милая Дарья Андреевна, причем толстокожести избирательной — вот вам мой стариковский совет. Кстати, о толстокожести. Хотел вас спросить: отчего ваш Проша прихрамывает? И почему он, собственно, Проша? Обычно таким породистым собакам, по моим наблюдениям, дают более эффектные клички. Или такие, знаете, с претензией на изыск. Вот, например, Бакс одно время было очень в моде.

Даша улыбнулась и объяснила:

— Проша — потому что у нас фамилия Пронины. Мы ему ничего специально не придумывали, как-то само получилось — Прошка и Прошка. А хромает — потому что он бракованный.

— Я всегда полагал, что бракованных щенков от породистых собак уничтожают, — удивился Петр Васильевич.

— Ну что вы! — покачала головой Даша. — Может, где-нибудь в Европе их и уничтожают, а у нас продают точно так же, как и всех остальных, только дешевле. Прошу моему мужу на Птичьем рынке вообще чуть ли не даром всучили.

И Даша вспомнила, как три года назад отправившиеся на рынок за рыбками Максим и Олеся вернулись с черным щенком, постоянно поскуливавшим и не наступающим на переднюю лапу. Даша хотела их отругать, но у нее язык не повернулся, и следующие шесть месяцев они с мужем исправно возили щенка к ветеринару, перебинтовывали лапу особым образом, приучали собаку, оказавшуюся неожиданно умной, не срывать повязки. В конце концов у Проши осталась лишь слабая хромота, что, как объяснил ветеринар, было большим достижением.