Дом одиноких сердец - Елена Михалкова

— Да не хочу я туда! — плаксиво пожаловался старик. — Там ведь решетки, через них не перелезешь. Думал-думал, как убежать, — а вот никак и не убежишь. А если и сможешь — ведь найдут с собаками, разыщут, и еще хуже будет!

Даша посмотрела на Боровицкого, но тот только задумчиво покивал, словно в ответ своим мыслям.

— А я по картошечке соскучился, — продолжал старичок, покачивая в такт шагам головой с венчиком легких волос. — Просил-просил — не дают картошечки! Уж и поварих упрашивал, и мою хозяюшку — ан нет, не дает. Смотрит так, с улыбкой — и не дает. А я ведь ее, картошечку-то, так люблю!

Он заныл что-то себе под нос, и Боровицкий с Дашей ускорили шаг. Сзади к ним подбежал Проша, обнюхал незнакомца, но Ангел Иванович не обратил на пса внимания — он что-то напевно бормотал себе под нос, и изредка в его речи угадывались слова «картошечка», «водичка», «обидели». Наконец они подошли к воротам пансионата, откуда навстречу им выбежала медсестра с красным лицом, всплескивая руками.

— Ангел Иванович нашелся! Слава тебе господи! Уж весь пансионат на уши поставили, всех перетрясли. Что же ты, миленький мой, — запричитала она, обращаясь к старичку, — нас всех напугал, а? И Лидию Михайловну, и Тонечку. Она вроде бы и присматривала за ним, — объяснила женщина Даше и Боровицкому, — а только отвернулась — он и исчез, как сквозь землю провалился. Где вы нашли-то его?

— В лесу, неподалеку отсюда, — ответил Боровицкий, не отводя взгляда от Ангела Ивановича, который начал потихоньку приплясывать на месте. — Он по дороге жаловался, что ему картошки не дают.

Даша в это время укладывала Прошу под кустом, чтобы он не мешался, и медсестра бросила на нее быстрый взгляд. Потом махнула рукой:

— Да бог с вами, что вы! Все им дают, что ни попросят! А то, что жалуются они, — так ведь все жалуются, вы-то уж, наверное, знаете. Ладно, поведу я его в корпус, обрадую Лидию Михайловну.

Она взяла Ангела Ивановича за руку и быстро повела его, упирающегося, за собой. Пройдя десяток шагов, тот вдруг остановился, резко вырвал руку и с неожиданной прытью кинулся обратно. Подбежав, он бросился обнимать Боровицкого, быстро приговаривая:

— Спасибо, спасибо тебе! Ты один, один заступился! Ты уж не оставляй меня одного, ладно?

— Не оставлю, не оставлю, — торопливо пообещал Боровицкий и попытался высвободиться.

Но Ангел Иванович крепко сжимал его в объятиях и бормотал что-то уж вовсе невнятное. Со стороны эта сцена — маленький старичок, висящий на высоком и худом, — наверное, казалась смешной, но Даше было не до смеха. Что-то невыносимо жалкое было в несчастном сумасшедшем, с трогательной доверчивостью и отчаянием цепляющемся за Петра Васильевича. Подбежавшая медсестра оторвала наконец своего пациента и увела его в корпус. Боровицкий потер шею, ослабил галстук и опустился на скамеечку.

— Что, господин Боровицкий, обзаводитесь новыми друзьями? — раздался сбоку язвительный голос.

Даша вздрогнула от неожиданности и обернулась. Около скамейки стоял, постукивая по ноге зонтом, очень высокий жилистый старик с кривым носом, похожим на клюв. Под густыми седыми бровями прятались маленькие прищуренные глаза, смотревшие откровенно недобро. «Персонаж из триллера», — мелькнуло в голове у Даши. Она ожидала, что Петр Васильевич поздоровается и представит ее, как обычно, но Боровицкий молчал.

— Правильно, — усмехнулся кривоносый старик. — Давай ты еще и оглохнешь. А ты, я смотрю, ученицу себе нашел на старости лет? Как был ты кобель, так им и остался — все через баб делаешь!

— Да как вы смеете! — задохнулась Даша от возмущения, поняв, что речь идет о ней.

— Дарья Андреевна, не обращайте внимания, — остановил ее Боровицкий. — Господин Горгадзе только того и добивается, чтобы вы вышли из себя. Не доставляйте ему такого удовольствия.

Не говоря ни слова, Горгадзе обошел их по тропинке, но, проходя мимо Боровицкого, внезапно взмахнул зонтом, пытаясь ударить того по голове. Даша отреагировала молниеносно — перехватив рукой зонт, удар которого оказался совсем слабым, она дернула его на себя. Горгадзе выпустил зонт, и тот оказался в руках у Даши. Ситуация была глупой: возвращать зонтик владельцу она не собиралась, бить его — тем более. Но с зонтом нужно было что-то делать! Даша отбросила его в сторону и осталась стоять, настороженно глядя на крючконосого старика.

— Совсем спятил? — спросил Боровицкий, и Даше стало не по себе от ледяного презрения в его голосе. — Были бы камни, так ты бы меня камнями закидал?

— Был бы у меня кнут, я бы знал, что с ним делать! — прошипел в ответ старик, бросив на Дашу ненавидящий взгляд. — И с тобой, и со шлюхой твоей.

Он подошел к зонту, поднял его и, не оборачиваясь, быстро пошел по тропинке.

— Простите меня, Дарья Андреевна, — сказал Боровицкий Даше, которая мысленно давала себе обещание больше никогда не приходить в столь дикое место лесопарка. — Я как-то не подумал о возможности такой встречи, хотя должен был ее предвидеть.

— Да нет, все в порядке, — пробормотала Даша, с трудом приходя в себя после произошедшего. — А кто это такой? И почему он вас так ненавидит?

Боровицкий невесело усмехнулся.

— О, история совсем простая. Игорь Кириллович Горгадзе, про себя его называю «творческая личность», болен, причем давно и неизлечимо. У него был выбор — либо провести остаток жизни в больнице, либо здесь. Вы сами видите, что он выбрал.

— А вы здесь при чем? — спросила внимательно слушавшая Даша.

— При том, что я тоже творческая личность, — невесело усмехнулся Боровицкий. — Мы с этим господином пару раз пересекались в его прошлой жизни, и я видел образцы его творчества. Не сочтите за грубость, но — бред сивой кобылы. Причем бред, выдаваемый за нечто новое, чего еще никто до господина Горгадзе не писал. Назвал он свои произведения фантастической поэзией в прозе. Я из всех его опусов запомнил только одну фразу: «В момент духовно-творческого экстаза возникают квазифаэзы сущего». Вот сколько лет прошло, а сидят в голове его дурацкие квазифаэзы, причем сущего, и все тут! — Петр Васильевич замолчал, припоминая что-то, потом встрепенулся: — Да, так я отвлекся. В общем, когда я здесь появился, он меня узнал и воспылал ко мне ненавистью, замешенной, как вы понимаете, на зависти. Боже упаси от такой гремучей смеси! Прибавьте сюда его нереализованные творческие амбиции плюс тяжелую болезнь — и вам многое станет понятным. Ну и к тому же я повел себя при первой нашей встрече не совсем деликатно — попытался не обращать на него внимания, что для него — как нож по горлу, ведь он же всю свою жизнь только и делал, что безуспешно пытался привлечь к себе внимание. Есть и еще один момент, совсем уж нелепый и притом интимный. В пансионате живет милейшая женщина — некто Красницкая, я вас с ней познакомлю при случае. Господин Горгадзе за ней не то ухаживал, не то собирался ухаживать, а тут появился я. И как любой новый человек в таком небольшом и, по сути, замкнутом коллективе, возбудил всеобщий интерес. А уж с Красницкой мы вообще много времени провели в беседах. Вот это, я полагаю, и стало последней каплей — Горгадзе в отношении меня стал совершенно невменяем. Да вы и сами видели…

Боровицкий вздохнул, покачал головой, и некоторое время они сидели молча. Потом Даша попрощалась и побрела за Прошей, обдумывая рассказ Петра Васильевича. Какая-то в нем была несостыковка. Что-то царапнуло слух, как неверно взятая нота, но что именно, она никак не могла уловить. Даша покачала головой, погладила Прошу по лоснящейся черной шкуре и быстро пошла к выходу из лесопарка, не замечая, что вслед ей смотрят две пары внимательных глаз.

— Лидия Михайловна, разрешите?

В дверь просунулась голова главврача.

— Да, Борис, входите.

Раева с неудовольствием посмотрела на Денисова. Ну как можно так себя запускать! Животик свисает, верхняя пуговица рубашки расстегнута, да и саму рубашку не мешало бы погладить. А ведь у человека жена есть! Еще и небрит…

— Что-то случилось? — поинтересовалась она, видя, что Денисов молчит.

— Не то чтобы случилось, Лидия Михайловна, — замялся главврач.

— Тогда в чем дело?

— Да писатель, Боровицкий…

— Что с ним? — резко спросила Раева.

— Он по всему пансионату таскает за собой какую-то дамочку. Вы с ней, по-моему, уже познакомились…

Денисов вопросительно посмотрел на управляющую, но лицо той было совершенно непроницаемо.

— В общем, не нравится мне все это, — выпалил он в конце концов.

— Что именно вам не нравится, Борис? — уточнила Лидия Михайловна.

— То, что они пытаются тут что-то разнюхать. С пациентами разговаривают, смущают их. Десять минут назад Горгадзе вывели из себя, он чуть сознание не потерял. Прибежал ко мне — у него пульс зашкаливает! В общем, подозрительно. Что за дамочка? Может быть, журналистка, а вы сами знаете, какие сейчас журналисты пошли. Что-нибудь выведают, и давай в газеты расписывать! А нам с вами скандалы ни к чему.