Ты теперь моя (СИ) - Тодорова Елена

Ну, вот… снова глаза на мокром месте.

— Ты бы что-то поела, Юль, — шепчет подруга Ритка, сжимая под столом мою ладонь.

Киваю и ответно стискиваю ее пальцы.

Смотрю на сидящего рядом Саульского и пытаюсь сопоставить то, что о нем слышала, с тем, что вижу сейчас. Надо признать, впервые в жизни чувствую растерянность. Не получается нащупать, какой он человек. Потому не могу выстроить тактику собственного поведения.

Я, конечно же, весь последний месяц справки о нем наводила. Даже парочку эксклюзивных фоток за кругленькую сумму откопала. И, к моему горячему стыду, заочно он мне начал нравиться. Знаете, каково это — часами залипать на фотках незнакомого мужчины? Рассматривать черты, искать что-то особенное во взгляде, пытаться угадать настроение… А потом закрывать глаза и представлять немыслимые ситуации с ним же в главной роли.

Это, безусловно, просто баловство. Вымышленные картинки. Всё, что происходило до нашего знакомства, нереально.

В действительности я держусь с Саульским начеку. Вопреки моим наивным девчачьим фантазиям, его внешний вид вполне соответствует всем тем жутким легендам, которые о нем ходят. Лицо постоянно хмурое. Даже суровое. Мимика сдержанная. Если смотрит — не отпускает, заставляет выдерживать зрительный контакт. Сканирует, читает, испытывает — взгляд у него очень цепкий, прям въедливый.

Подпирая ладонью лоб, недовольно взираю на сидящих через стол крупных бритоголовых парней. Половину из них знаю — папины ребята, но это не уменьшает моего раздражения. Они ведут громкие разговоры, сквернословят и смачно чревоугодничают. Смачно им, конечно. Мне же противно видеть их багровые от алкоголя морды и блестящие от жира губы.

Я очень негодую! Мое настроение улавливает отец. Взирает вопросительно, готовый тотчас решить любую проблему. Отнимая ладонь от лица, жестом показываю ему на публику, дескать, что это такое? Мой большой и добрый великан хлопает по плечу ближайшего здоровяка, вербально отвешивает тому лещей — по лицам понимаю, и «просит инфицировать наставления» дальше по цепи. Выходит из-за стола. Дает знак музыкантам, и пока те настраиваются, обходит стол, чтобы пригласить меня на танец.

— Позволишь украсть? — с натянутой улыбкой обращается к Саульскому.

Как же это странно! Отец отпрашивает меня у другого мужчины. Только сейчас тупым ударом в затылок догоняют эти остатки информации. Я замужем. Больше не Хорольская. Теперь я — Юлия Саульская. Отданная в дом Сауля, к людям его примкнувшая. Обязана во всем ему подчиняться. Существовать по его законам. И если, не приведи Господь, Сауль с отцом вновь что-то не поделят, по понятиям нашего мира, я должна буду остаться на стороне мужа.

Папа — прекрасный оратор. Умеет говорить красиво, подмечая самые важные вещи. Но со мной ему тяжело выказывать чувства. Я смирилась. Достаточно того, что он делает и как смотрит на меня.

Благодаря отцу я пристрастилась к определенному музыкальному репертуару. Но сейчас выбор песни меня удивляет.

На пути к перемене места, Где душа доживает вечность, Сто дорог, что висят словно В небе мосты. И когда под тобой бездна, И бежать уже нет мочи, Ты тогда произносишь молча: Папа, где ты? Пока солнце твоё светит, Пока ходишь по планете, Пока звёздам гореть надо, Отец рядом с тобой. По дороге бесценной жизни Мы бежим до чего ж быстро, И умнеем, когда больше Времени нет. На бегу забывая цели, Упираемся лбом в стену, Познавая себе цену. Папа, где ты? Пока солнце твоё светит, Пока ходишь по планете, Пока звёздам гореть надо, Отец рядом с тобой[2].

Не могу сдержать слёзы. Сворачиваюсь, вжимаюсь в крепкую отцовскую грудь, прячу лицо и плачу. Плевать, что дрожь плеч выдает. Я расклеилась. Пока папа рядом — вижу только его. Он гладит меня по спине, успокаивая. Улыбается, позволяя увидеть в своих глазах так много всего. Включая то самое безграничное чувство, в котором я сегодня особенно сильно нуждаюсь.

— Я хочу, чтобы ты была сильной.

— Я буду, — заверяю, усердно кивая. — Я буду.

— Умница, моя красивая.

— Я так люблю тебя, папочка.

— И я тебя, моя принцесса. И я тебя…

Едва стихает наша мелодия, в оборот музыкантов берет Рита и требует организовать нам достойную танцевальную программу. Они охотно переключают динамики на музыкальный центр и уходят на перекур.

Зажигательные ритмы «Ain't It Funny[3]» в несколько стрекочущих тактов и дребезжащих перекатов сметают выдержанную атмосферу.

— Ну, погнали, Хороля, — восклицает подруга, скидывая обувь и подбирая подол длинного платья.

В танцевальной школе с Риткой Савельевой мы люто соперничали. И вместе с тем каким-то непостижимым образом друг другу нравились. Уже тогда хотели дружить, но не признавались. Пока превратностями хитроумной судьбы не оказались на одном потоке в университете.

Под эту песню Лопес наш состав когда-то выступал на соревнованиях в Москве. Собственно, за место в первом ряду мы с Савельевой едва не подрались. Сегодня смеемся, без труда угадывая мысли друг друга.

Тело, опережая сознание, воскрешает танцевальные связки, которые мы тогда отрабатывали до потери пульса. Отбрасывая туфли так же, как и Ритка, собираю пальцами подол. Даже свадебное платье не мешает с проснувшимся азартом синхронизировать движения и ловить от этого головокружительный эндорфиновый кайф. Ноги перебирают и рисуют ритмичный такт, бедра вращаются, мышцы живота сокращаются, плечи и руки выкручивают идеальные пируэты.

Вместе с кровью сосуды затапливает адреналин. Тело нагревается. В груди вспыхивает горячее возбуждение. Разум отключается. Забываю о мерах предосторожности. Сама ищу Саульского глазами. Он стоит неподалеку, в компании безликих для меня в тот момент мужчин. Смотрит. И я засматриваюсь. Мне нравится, как на нем сидит костюм, и то, как белый воротничок рубашки оттеняет его смуглую кожу. Нравится, как в мужественной резкости черт выделяются его серые глаза. И как они опасно мерцают, когда он принимает мои настойчивые неосторожные взгляды. И то, как его взгляд, прослеживая мои движения, медленно стекает по моему телу, будто раскаленная жидкая сталь.

Отворачиваюсь. Но чувствую, что он продолжает смотреть. И не могу сдержаться, чтобы вновь не стрельнуть в него глазами.

Что со мной такое? Почему я так взбудоражена? Почему продолжаю на него глазеть?

Щеки и шею опаливает жаром. Это не просто смущение. Что еще? Я не знаю.

Глава 3

Я иду навстречу солнцу,

Я дышу порывом ветра…

© Токио «Кто я без тебя?»

Юля

— Съешь что-нибудь, — грубый голос Сауля заставляет меня вздрогнуть. — Белая. С платьем сливаешься.

— Не хочу. Не голодна.

Чистое упрямство, признаю. Желудок протестующе скручивается и жалобно урчит, требуя подкинуть организму хоть какие-нибудь питательные вещества.

Я уже крайне сильно нервничаю и все хуже себя контролирую. День близится к концу. Еще немного, и мы поднимемся в номер.

— Поешь, — продолжает давить Саульский.

— Не хочу.

Опускает на лежащую передо мной тарелку шпажку с шашлыком и канапе с семгой.

— Ешь. Если не хочешь, чтобы я тебе помогал.