Черное сердце - Холли Блэк

«Импровизируй»,

сказал он.

Стараясь казаться как можно более непринужденным, выхожу из кафе. Может, парень просто выскочил покурить. Может, Баррон заметит меня и подойдет сам.

Замечаю автобусную остановку и прислоняюсь к ней, пытаясь получше разглядеть парня.

Напоминаю себе, что это ведь не настоящее задание. Ничего страшного, если он уйдет. Скорее всего, ничего интересного и не предвидится. Что бы он там ни делал по заданию Лилы, нет поводов считать, будто он и сейчас этим занят.

И тут я замечаю, что парень вовсю размахивает руками; его сигарета оставляет дымный след. Неверное направление — классика любых фокусов и мошенничества.

«Посмотри туда»,

говорит одна из его рук. Должно быть, он при этом рассказывает анекдот, потому что его спутник смеется. Но я-то вижу, как извивается другая его рука, высвобождаясь из перчатки.

Подскакиваю — но слишком поздно. Вижу промельк обнаженного запястья и большого пальца.

Бросаюсь к нему, не задумываясь, перебегаю через дорогу, даже не замечая визга тормозов какой-то машины. Ко мне бегут люди, но на парня никто не смотрит. Даже этот дебил из холла бассейна таращится на меня.

Беги! — Кричу я.

Тип со впалыми щеками все еще смотрит на меня, когда рука парня смыкается на его горле.

Хватаю парня за плечо, но поздно. Незнакомец валится наземь, словно куль с мукой. Парень круто разворачивается ко мне, пытаясь прикоснуться к коже обнаженными пальцами. Хватаю его за запястье и изо всех сил выкручиваю ему руку.

Он стонет и другой рукой, в перчатке, бьет меня по лицу.

Отшатываюсь. Какое-то время мы просто смотрим друг на друга. Впервые удается разглядеть его лицо вблизи — с удивлением замечаю, что его брови выщипаны в безупречные дуги. Глаза под ними большие, карие. Он прищуривается и смотрит на меня. Потом разворачивается и бросается бежать.

Бегу за ним. Инстинктивно, не задумываясь — пока бегу, задаюсь вопросом, что же это я делаю. Отваживаюсь оглянуться на Баррона, но тот отвернулся, склонившись над телефоном, так что я вижу лишь его спину.

Ну разумеется.

Парень быстро улепетывает, но я в последние три года занимался бегом. Я знаю, как рассчитать скорость, поначалу дав ему возможность оторваться, а потом, когда он выдохнется, в два счета его догнать. Мы минуем квартал за кварталом, я все ближе и ближе к нему.

Ведь именно этим я и должен буду заниматься, когда стану федеральным агентом. Преследовать плохих парней.

Но я бегу за ним вовсе не поэтому. Мне кажется, будто я охочусь за собственной тенью. Будто не могу остановиться.

Парень оглядывается на меня и, наверно, видит, что я его догоняю, потому что вдруг меняет тактику. Внезапно бросается в узкий проулок.

В два счета добираюсь до угла и вижу, что он достает пистолет. Чувствую, как мне обожгло мышцы, слышу сухой треск — металл угодил в дерево. Отбиваю пистолет в кирпичную стену, будто это бейсбольный матч, а я — игрок Высшей лиги.

Похоже, я удивлен не меньше, чем мой противник.

Потихоньку делаю несколько шагов, держа в руках доску — она расщепилась, с ее верхней части на тонкой полоске свисает длинная щепка, а все остальное оказалось зазубренным и острым, словно копье. Парень смотрит на меня, напрягшись каждой клеточкой тела. Похоже, он ненамного старше меня. А может даже и младше.

Ты кто, мать твою? — Когда он говорит, я вижу, что у него несколько золотых зубов — сверкают на предзакатном солнце. Три вверху. Один внизу. Он тяжело дышит. Как и я.

Наклоняюсь и дрожащей рукой поднимаю пистолет. Одним щелчком снимаю его с предохранителя. Бросаю доску.

Понятия не имею, кто я сейчас.

Почему? — Говорю я, пытаясь отдышаться. — Почему она заказала тебе его убийство?

Эй,

он поднимает руки вверх — и в перчатке, и обнаженную. Вроде как сдается, но при этом скорее удивлен, чем испуган. — Если то был твой приятель, тогда…

Не был он моим приятелем.

Парень медленно опускает руки, пока они не вытягиваются по бокам — словно бы принял решение на мой счет. Возможно, что я не коп. Возможно, что не грех и расслабиться. — Я не спрашиваю, зачем кому-то что-то понадобилось. Не знаю, ясно? Просто делаю дело и все.

Киваю. — Покажи-ка мне горло.

Отметин нет,

он распахивает ворот рубашки, но шрамов не видно. — Я вольнонаемный. Слишком хорош для разного дерьма. На Гейджа никто не наденет ошейник.

Ясно,

говорю я.

Та девка — если ты ее знаешь, то понимаешь, какая она,

он сует пальцы в рот и достает шатающийся зуб — настоящий, черный, подгнивший сверху. Зуб лежит на его обтянутой перчаткой ладони, словно щербатая жемчужина. Парень ухмыляется. — Хорошо, что за убийство неплохо платят, да? Золото недешево стоит.

Пытаюсь скрыть удивление. Мастер смерти, который за каждый свой удар лишается лишь единственного зуба — опасный персонаж. Каждое заклинание — физическое, чары удачи, памяти, эмоций, снов, смерти и даже трансформации — вызывает ту или иную отдачу. Как говорит мой дед, каждая работа работает над работающим. Отдача может быть очень сильной, даже смертельной. Заклятье смерти поражает часть тела мастера — какую угодно, начиная с легкого и заканчивая пальцем. Или, как выясняется, самую незначительную, вроде зуба.

Кстати, а зачем мастеру смерти пистолет? — Интересуюсь я.

Просто с ним многое связано. Дедулин еще,

Гейдж откашливается. — Слушай, ты же не будешь стрелять. Если б собирался, уже бы выстрелил. Значит, мы можем просто…

Настолько уверен, что рискнешь еще раз со мной тягаться? — Спрашиваю. — Не пожалеешь?

Похоже, эти слова его припугнули. Он втягивает воздух. — Ладно, я знаю только то, что слышал — и не от… нее. Она вообще ничего не говорила — сказала только, где его найти. Но ходят слухи, что этот тип облажался по полной. Прикончил целую семью ради простого грабежа. Пьяный трус…

У меня звонит телефон.

Сую руку в карман, вытаскиваю его и смотрю на дисплей. Это Баррон — наверно, до него только что дошло, что я слинял. И тут Гейдж перемахивает через решетчатую ограду.

Смотрю на него, а перед глазами все плывет. Не понимаю, кого вижу. Деда. Брата. Себя. Любой из нас мог оказаться на его месте, мог стать таким как он, убегать после убийства, карабкаться через забор перед тем, как получить пулю в спину.

Я не кричу, чтобы он слез. Не делаю предупредительный выстрел — ничего такого, что может и должен сделать начинающий федеральный агент, от которого пытается сбежать преступник. Просто даю ему уйти. Но если я не ошибся насчет его роли, то даже не представляю, как быть тем, кто остался в проулке. Хорошим парнем.

Вытираю пистолет о свою зеленую рубашку, потом запихиваю его за пояс джинсов на пояснице — чтобы не видно было из-под куртки. Проделав все это, иду к устью проулка и зову Баррона.

Когда он появляется, его сопровождает группа людей в штатском.

Брат хватает меня за плечи. — Черт побери, ты что творишь? — Говорит он тихо, но явно потрясен до глубины души. — Я понять не мог, куда ты подевался! И на звонки не отвечал.

За исключением последнего раза я вообще не слышал звонков.

Я импровизировал,

нагло отвечаю я. — И ты бы меня видел, если б не был так занят сюсюканьем с какой-то девкой.

Судя по выражению его лица, только присутствие посторонних не дает ему удавить меня на месте.

Эти ребята прибыли на место убийства сразу после копов,

говорит он, сопровождая слова многозначительным взглядом. Как бы он ни злился, я понимаю, что он пытается мне сказать.

«Я их не вызывал»,

написано на его лице. — «Я ничего не говорил им о Лиле. Я тебя не предавал. Пока не предавал».

Агенты берут у меня показания. Рассказываю, что преследовал убийцу, но он оторвался и перемахнул через забор. Я не видел, куда он побежал потом. И не смог разглядеть его как следует. Капюшон скрывал лицо. Нет, он ничего не говорил. Нет, оружия у него не было — по крайней мере, помимо обнаженной руки. Да, зря я кинулся за ним. Да, я знаю агента Юликову. Да, она сможет за меня поручиться.

Она так и делает. Меня отпускают, даже не обыскав. Пистолет по-прежнему лежит за поясом моих джинсов и трется о поясницу, пока мы с Барроном возвращаемся к машине.

Что же было на самом деле? — Спрашивает Баррон.

Качаю головой.

Ну, и что собираешься делать? — Интересуется брат — можно подумать, он хочет услышать ответ. Можно подумать, это вопрос. — Убийство ведь заказала Лила.

Ничего,

отвечаю. — А ты как думаешь? Тоже ведь ничего не станешь делать.

Однажды дед предостерег меня, что девушки вроде Лилы превращаются в женщин с глазами, словно дыры от пуль и ртом, усаженным острыми клинками. Они не знают покоя. Они вечно голодны. Они словно проклятие. Выпьют тебя до дна, словно рюмку виски. Влюбиться в них все равно, что свалиться с лестницы.