Третья Твердь - Алексей Евтушенко

Покуда врывается в окна отравленный ветер,

Покуда последняя пуля в стволе не протухнет.

Хватало и хлеба, и слова на всех понемногу,

И каждый себе выбирал по плечу и по вкусу

Дорогу и женщину, друга, работу и Бога,

И кто-то был храбр, а кто-то отпраздновал труса.

Костлявая спутница жизни в наряде невесты

Подаст на пиру мне цикуту в серебряной чаше.

Я встану со стула, я крикну старухе: "На место!"

И выпью за наших. И медленно выпью за наших.

…И взошла звезда над полем боя —

…И взошла звезда над полем боя —

Вестница победы и позора.

Мертвый Бог пустым стеклянным взором

Упирался в землю под собою.

И оттуда, выдирая корни

Из крови, из праха, из железа,

Дерево испуганное лезло,

Бормоча напрасные укоры.

А звезда все выше поднималась,

До зенита добралась устало…

Больше звезд на небе не осталось,

Лишь она светила в полнакала.

В пол былой неудержимой мощи.

Освещала время листопада,

И тускнели на груди награды

Мертвеца в дотла сожженной роще.

…И бродила Смерть среди убитых,

Кутаясь в просторный белый саван.

И ходила Мать среди убитых

И тащила за собою сани.

Если ненароком тело сына

Попадется на пути бредовом…

Так они и встретились в пустыне,

Словно горе горькое с бедою.

И глядели трудно друг на друга,

Будто сестры, что от века в ссоре…

Рядом выла молодая вьюга

На торчащей из земли рессоре.

Солнцу удалось бы отогреть их,

Но звезда в край неба уползала.

– Не нашла? – спросила Мать у Смерти.

– Не нашла, – как эхо Смерть сказала.

21-е ИЮНЯ 1941-го ГОДА

Что ты топчешься, беда, вокруг да около,

Как немытая старуха – скиталица.

В синем небе потихоньку тает облако,

День субботний нескончаемо тянется.

Тишина, покой, гостям угощение,

Нинка замуж собралась, Вовка – в летное.

Завтра будет у страны воскресение —

Закричит земля, как девка под плетками.

Восемнадцать лет исполнится заново,

Деньги, слава впереди – дело случая.

Разгорается на западе зарево,

Обрывается моя доля лучшая.

Смерть бойца страшит, как ложь во спасение,

А в живых остался – память не вынести.

Завтра будет у страны воскресение —

Час для веры, для надежды, для истины.

Кто народу враг известно лишь Сталину.

Перед боем, перед смертью все равные.

Наплевать, что от Европы отстали мы, —

Закидаем гадов шапками рваными.

Пуля воздух рассекает рассеяно —

Все равно в кого попасть. Дура, знаемо.

Завтра будет у страны воскресение, —

Командиры впереди и под знаменем.

Сколько крови из артерий повытечет,

Сколько песен понапишется к праздникам!

Будто вытащили перья повытчики,

Злое дело сочинили и дразнятся.

Окружение, разлука осенняя,

А покуда – летний ужин по-скромному…

Завтра будет у страны воскресение, —

Рявкнет радио: "Вставай, страна огромная!"

Помнишь, девочка, закаты над речкою?

Помнишь, мальчик, "Рио-Риту" под липами?

Ох, отведает война человечинки —

Много мы холмов могильных насыпали.

После гибели дождусь вознесения,

Прямо к Богу обращусь – дело личное.

Завтра будет у страны воскресение.

По приметам всем погода – отличная.

Покатила по дорогам война

Покатила по дорогам война

На кривых колесах, вечно пьяна.

Не жалела, наливала сполна

Горя в души, в кружки водки-вина.

А попутчики все страшные с ней,

Ни один не любит добрых людей —

Голод, холод да лихая беда —

Голый череп, помелом борода.

Испугался, разбежался народ.

Не укроешься, так сразу убьет,

Не поклонишься, так пуля найдет,

А поклонишься, авось, пронесет.

Все катила и катила война,

Белый свет застила дымом она.

Выводила мать последних коней,

Отпускала на войну сыновей.

– Поезжайте по дороге прямой

К перекрестку под высокой сосной,

За спиною две березы и клен —

Крест отца и материнский поклон.

Ни один не возвратился домой.

Ни здоровый, ни больной, ни живой.

Полегли в могилы. Каждый с женой.

Полегли в могилы. Каждый с войной.

Покатила по дорогам война.

И я писал танго и вальсы,

И я писал танго и вальсы,

На Шар земной облокотясь.

Он в темь летел, меняя галсы,

Войной сигналил, не таясь.

В гуманность веру скрыв бравадой,

Рвал на куски он штат Неваду,

Как русский на себе рубаху —

Семипалатинские страхи.

О как тайга горела славно,

И джунгли лезли под топор!

В окно июль глядел как вор,

И танки поступью державной

В оперативный шли простор.

Судьба наверное. Отвага

Не много стоит без любви.

И мы за честь родного стяга

Сумеем потонуть в крови.

Да и "враги" ничем не хуже —

Играют новеньким оружьем

И, Родину свою любя,

В свободу верят и в себя.

Кто первый крикнул в мир, – Скорее

Крушить ракеты в лом и в хруст?!

Карман давно российский пуст.

Мы вместе вырвем кнопку "пуск"

И только вместе подобреем.

РАЗМЫШЛЕНИЯ У РЕКИ ХОР

Облака текут над рекою,

Будто чистые чьи-то печали.

Я с протянутой честной рукою

Как в начале стою, как в начале.

У истоков первого часа,

Время пущено – тикает, сволочь.

Будет все: и горе, и счастье.

Будет утро, вечер и полночь.

День. Успеем еще помолиться…

Выйдут предки к речному обрыву;

Зашумят пушистые птицы,

И река – звериная грива —

Под крутым первобытным ветром

Дыбом встанет, путая струи…

Должен петь я при всем при этом —

В меру весел. Старые струны.

Кто меня о таланте спросит,

Кто в моей усомнится силе?

Здесь любовь понимают просто —

Как свое воплощение в сыне.

А потом он и сам разбудит

Запах трав таежных и реку.

Будет счастье, и горе будет,

Как положено человеку.

Но внезапно вернется горе,

И недолго пребудет счастье.

И не тайны спят за горою,

А секреты воинской части.

На хрена мне огни Нью-Йорка,

Недомолвки и перебранки! —

Бедный Йорик, – шепчу. – Бедный Йорик…

А в руке – консервная банка.

ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ

В неудобное для бреда

Время утренней печали,

В ночь с восьмого на седьмое

Непрерывно падал снег.

Я из города уеду —

Что-то мысли измельчали,

Что-то денег я не стою,

Что-то мне не верен век.

Сколько снега! Сколько снега!

В двух минутах от побега

Я подсчитываю звезды

И оглядываю даль.

До свиданья, до свиданья!

В двух минутах от прощанья.

Возвращаться слишком поздно,

Расставаться очень жаль.

В декабре унылый ветер обласкает мою душу,

В январе мороз коварный отберет мое тепло.

В феврале метель да вьюга на меня тоску обрушат.

Города, страницы, страны тусклым снегом замело.

Нет, не право на ошибку

И не время на раздумья —

Мне дана одна свобода

И дорога вдоль зимы.

Нагадай же мне удачу,

Белоликая колдунья,

Будет вера у народа —

Будет небо у земли.

ЛЕС

Там, где ели до неба, до гроба любовь,

Там, где звезды похожи на взгляды зверей,

Мы на листья прольем нашу свежую кровь

И уйдем сквозь пожары чужих октябрей.

Будет желтое пламя глазницы лизать,

Будут ветви трещать под напором небес.

Будет скользко катиться по коже слеза,

И соблазны безумцам нашептывать бес.

Нас обступит бензиновый сумрак дорог,

Нас дороги в бетонную тьму уведут, —

Там у запертой двери бродяга продрог,

И недобрые песни в подвалах поют.

Осторожные тени крадутся вдоль стен,

И кривые деревья дрожат на ветру…

Словно вязкая лимфа из порванных вен,

Выползает строфа на бумагу к утру.

Добрый лес? Это сказки больных горожан,

Анемичная память уставших детей.

Трупы елей под снегом вповалку лежат,

А деревьям живым не удрать, не взлететь.

Долго небо держали, растили стволы,

Корневую систему крепили с трудом,

Но блеснули веселые зубы пилы,

И голодные люди построили дом.

И вонзили – звенящее – в землю сверло,

И устроили гвалт, и затеяли пир.

Горло леса сжимали, пока не свело

Спазмой горло, и вздрогнул нехоженый мир.

Кровь хлестала, как водка из бочек царя,

И железные губы припали к струе,

И гремел вертолет, над тайгою царя,

И звереныш не вырос, а лишь постарел.

Сколько выпито… Боже, хватило б и нам

На штаны и рубаху, на стол и на кров.

Помню – сладко текла по казачьим усам,

Только в рот не попала пахучая кровь.

Кровь Земли, что в цилиндрах моторов горит,

А моторы убийц разжиревших везут.

Выживают по правилам этой игры

Те, кто вовремя кровь городам отдают.

Кровь Земли, кровь людей, кровь зверей и дерев…

Отливает кровавым напиток владык.