Нам нужно джентльменское соревнование идей об улучшении общества (интервью) - Евгений Евтушенко
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Нам нужно джентльменское соревнование идей об улучшении общества (интервью)
- Автор: Евгений Евтушенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евтушенко Евгений
Нам нужно джентльменское соревнование идей об улучшении общества (интервью)
Ольга Кабанова
"Нам нужно джентльменское соревнование идей об улучшении общества"
Евгений Александрович Евтушенко
( 18.07.1933 года )
Россия
18 июля поэту Евгению Евтушенко исполняется семьдесят лет. Он по-прежнему самый популярный русский поэт, единственный, способный собрать тысячные залы. Он по-прежнему - боец и трибун. Евгений Александрович не захотел говорить со мной ни о личном, ни о бытовом - только об общественном и о поэзии. Понятно, ведь он поэт, а "поэт в России"... Каждый легко завершит эту фразу.
"НАМ НУЖНО ДЖЕНТЛЬМЕНСКОЕ СОРЕВНОВАНИЕ ИДЕЙ ОБ УЛУЧШЕНИИ ОБЩЕСТВА"
Россия без поэзии российской
- Наше общение началось не очень приятно - "Известия" не напечатали подборку ваших стихов, потому что стихи газета не печатает. Вы обиделись?
- Если вы действительно не печатаете стихов, тогда честно и напишите вместо "Пролетарии всех стран..." - "Стихов не печатаем".
- Газета давно не обращается к пролетариям.
- И очень жаль. Рабочий класс нельзя отменить никакими приватизациями. Именно рабочий класс Братска защитил мою поэму "Братская ГЭС", которую запретил секретарь ЦК Ильичев. Через неделю я начинаю свою месячную поездку по Сибири и Дальнему Востоку именно с Братска. Конечно, ничего нет в мире хуже, чем плохие стихи, - в прозе, даже плохо написанной, все равно есть какая-то информация, а плохие стихи - ничто. Но это неправильная установка - считать, что стихи неинтересны читателям. Такое невозможно. У меня есть строчка: "Россия без поэзии российской была бы как огромный Люксембург". Но даже люксембуржцы в газетах публикуют стихи.
- Но газету покупают, чтобы узнать новости, а не прочесть стихи.
- В 41-м стихотворение Симонова "Жди меня" было напечатано в "Правде", и это стало главной народной новостью у нас, а потом его в переводе напечатала "Нью-Йорк таймс". Мои "Бабий Яр" и "Наследники Сталина" в "ЛГ" и в "Правде" стали главными событиями дня не только у нас в стране, они были переведены на 72 языка.
- Но это было давно.
- Да, это было давно. Иногда то, что было давно, остается навсегда. Даже Твардовский сказал мне про "Наследников Сталина" с горькой иронией: "Спрячьте эти стихи и никому не показывайте". Я, однако, этого не сделал, я пошел к редактору Косолапову, который в 61-м совершил героический поступок - напечатал мой "Бабий Яр". И он мне посоветовал пойти к одному из помощников Хрущева с этим стихотворением. Я уже тогда читал эти стихи с эстрады, после чего председатель Союза писателей России Соболев выступил с заявлением, что Евтушенко везде читает антисоветские стихи, перечеркивающие исторический путь советского народа. Тем не менее, советник Хрущева Лебедев носил эти стихи с собой, что называется, за пазухой. Хрущев был импульсивным, в нем боролись два человека - выходец из бедной семьи, ненавидящий бюрократию и Сталина, он был еще и партийным аппаратчиком с большим опытом, который по указанию Сталина участвовал в партийных чистках. И вот в одном селе в Абхазии, когда кто-то рассказывал про сталинские ужасы, Хрущев сказал: "Да, мы со Сталиным недорасcчитались". Тут Лебедев и прочитал эти стихи. Рукопись была тут же направлена в Москву на военном самолете и напечатана в "Правде". Это было полным потрясением. Эти стихи, как и "Бабий Яр", прочитали все, кто хоть что-то читал. Стихи стали частью истории. Не так уж давно, когда "Известия" в 91-м году, после беловежского сговора за спиной народа, напечатали мое "Прощание с красным флагом", оно прогремело на весь СССР, прощающийся сам с собой. Люди плакали, слушая его!
Пастернак писал: "Талант - единственная новость, которая всегда нова". И вообще людей, неспособных любить стихи, не существует.
Я горжусь, что я шестидесятник. Шестидесятники вернули людям любовь к поэзии. Бабушки-шестидесятницы привили свою любовь своим внукам-"девяностикам". Сейчас на вечерах поэзии их все больше и больше. Эти "девяностики" - будущее России, за которое мы, шестидесятники, боролись, в том числе и своими стихами.
"Трусость - полюбить за смелость самого себя"
- Несколько историй - с "Наследниками Сталина", с подписанием письма против ввода войск в Чехословакию - вы все время рассказываете в интервью, в воспоминаниях, вводках к сборникам. Вы гордитесь этими поступками?
- А почему человек не может этим гордиться?
- Но иногда кажется, что вы оправдываетесь, глушите какой-то комплекс вины.
- Вина - это не комплекс.
- Простите, я небрежно сказала. Это чувство вины?
- Вина, по Достоевскому, это когда все виноваты во всем. Это чувство должно быть присуще любому гражданину любой страны.
- Но не присуще. Судя по вашим стихам, вы лично чувствуете вину за то, что дети в мире голодают. Вы что, берете на себя функции Бога, вы разве можете всех накормить?
- У нас сейчас время колоссальной социальной апатии. Вот я слежу за тем, что говорят наши политики. Ведь они не употребляют слово "совесть". А почему? Я по своему возрасту не могу быть виноватым за 37-й год и за ужасы коллективизации...
- А в перестройке?
- А вы что, моих стихов не читали?! И вы не чувствуете мою вину?
- Читала и спрашиваю: откуда такое огромное чувство вины?
- Есть такое понятие - историческая вина. Вот папа римский нынешний, он много политиканствует, но он сделал невероятные вещи - покаялся за крестоносцев, за антисемитизм католиков. И это прекрасная вещь - невинная вина. Поэтому наше поколение, которое не могло участвовать в репрессиях 37-го года, взяло на себя эту ответственность.
- Папа совершил религиозное покаяние, это часть христианского мировоззрения. Но человек не может жить все время винясь.
- Вот вы спрашивали о вине за перестройку. Но я был первым человеком, который выступил против войны в Чечне. Я хорошо знаю Кавказ и понял, что эта война продлится долгие годы. Чеченский блицкриг придумали люди, которые никогда не читали даже "Хаджи Мурата". "Прощание с красным флагом" я написал сразу после того, как сняли этот самый флаг. Но я не раз отказывался избираться в Думу, отказался быть министром культуры, когда группа депутатов мне это предлагала. Потому что понял, что то, о чем мы мечтали когда-то, пошло по другому пути. Я не хотел в этом участвовать.
- Когда вы поняли, что все пошло другим путем?
- На второй день после начала чеченской войны я читал по телевизору стихи и отказался получать из рук Ельцина орден. Когда в 93-м году начали стрелять по парламенту, я увидел в этом очень опасный признак. Это была мини, но все-таки гражданская война. Я написал поэму "Тринадцать" - она для меня очень дорога, я был единственным, кто не отвернулся от проблемы. Кто-то должен говорить такие вещи. Совесть нужно охранять, культивировать. И чувство вины. Я много написал стихов во время перестройки, и это не было эйфорией. Литература в России никогда не была герметичной, она всегда брала на себя функции совести. Вот Пастернак был художником, и очень хорошим, - и это тоже значит быть частью национального достояния Родины. Но Пастернак написал "Доктора Живаго"... Я убеждаю молодых идти в политику, потому что если туда не придут новые люди, ставящие во главу угла совесть свою, у нас ничего не изменится.
- А вы много в истории мировой политики знаете людей с совестью? Разве сам путь во власть их не меняет?
- Люди, перед тем как войти во власть, внушают себе, что вот когда они придут к власти, тогда и воплотят идеалы. Но чаще всего они меняются, становятся циниками и разрушают идеалы...
- Значит, совестливый политик - это утопия?
- А Нельсон Мандела, Сахаров, Ганди! Вот если бы главы государств собирались раз в год и начинали разговор с признаний, в чем они были не правы... Ведь Хрущеву надо было сказать всего одну вещь: "И я вместе со всеми виноват!" Когда он был уже на пенсии, я у него спросил, почему он этого не сделал. "Я боялся, что после этого признания меня сразу сожрут", ответил он. В государстве должны быть люди, перед которыми стыдно. Но когда я говорю о составляющей национальной совести, то имею в виду не только знаменитых людей. "Холодной войне" был нанесен самый страшный удар романом "Доктор Живаго" и фильмом "Летят журавли". На Западе думали, что за "железным занавесом" живут люди, потерявшие человеческий облик. Оказалось нет. Ведь в "Докторе Живаго", который был объявлен клеветническим романом, нет ни одного отрицательного персонажа. Там даже Комаровский спасает Лару...
- Это понятно, но ведь сейчас молодым людям неинтересны обстоятельства травли Пастернака.
- Почему вы их всех обижаете! Они очень разные.
Я выше поэзии ставлю сражение зла и добра
- Для них "Живаго" - литература. Вот вы написали о Мандельштаме, что он по-детски написал стихи о Сталине и погиб. Неужели для вас в Мандельштаме это главное, а не волшебство его поэзии?
- Если бы у Пушкина не было "К Чаадаеву"...