Нет плохих вестей из Сиккима - Геннадий Прашкевич

Я отчетливо видел химический след его неопрятных мыслей.

Они извивались. Они были белесыми. Они доставляли ему острое, даже болезненное наслаждение. «Закажу чашку латте, чтобы глаза не ошпарить». Так он наслаждался. Даже пришлось предупредить:

– Вы не успеете.

– Чего не успею?

Он опять оглянулся.

Глаза его недоуменно щурились.

И как раз в этот момент к террасе подкатила машина.

Черный мощный джип «Хонда». Водила не собирался останавливаться, джип медленно катился вдоль террасы и два накачанных парня, распахнув дверцы, внезапно вывалились наружу, сорвали моего визави со стула (он только всхрапнул) и за волосы головой вперед заученно кинули на заднее сиденье. Третий, ухмыльнувшись, посмотрел на меня и от души врезал резиновой дубинкой по столику. Влажный салат так и брызнул мне в глаза и на подбородок.

– Ваши друзья? – зачарованно спросил официант.

Я кивнул. Если енота-полоскуна кормить кусочками сахара, он сходит с ума.

Мой наглый визави, мысли которого я свободно читал, напомнил мне обезьяну. На обложке рабочей тетради, в которую я многие годы заносил наблюдения и понравившиеся мне цитаты, красовалась семья обезьян. Слева самец гиббона, справа самка гиббона. Меня всегда интересовало, где сам гиббон? – но это вопрос, конечно, больше риторический. Вот визави и напомнил мне отсутствующего гиббона.

Тетрадь, кстати, тоже исчезла.

Из закрытой квартиры. Три дня назад.

– Тебе опять звонят, – кивнул Последний атлант. – Возьми трубку.

«Сергей Александрович?» – голос женский, торопливый.

– Вы не ошиблись.

«Я – Ли́са».

– Я вас знаю?

«Это неважно. Нам нужно встретиться».

– Я не пользуюсь услугами телефонных девушек.

«Это другой случай, – торопливо повторила неизвестная мне Ли́са. Она так торопилась, что даже не обиделась. – В „Иероглифе“. Через час. – И добавила, почувствовав мою нерешительность: – Вы ведь хотите вернуть пропавшую тетрадь?»

Самка гиббона, самец гиббона.

Она будто мысли мои подслушала.

Но, в общем, я не сильно удивился.

Я постоянно чего-то жду. Я постоянно что-то вылавливаю.

Скажем, лицо в толпе. Или необычный голос, случайный жест. Я пытаюсь увязать самые неувязываемые вещи. Моя память чиста, поэтому я набиваю ее всем, чем придется. Чаще всего прикидками к новой компьютерной игре, которой занят. Пытаюсь представить каменистую пустыню, облизанную сухим ветром, сухой сиреневый туман. Все детали вижу необыкновенно отчетливо. Вижу даже то, что прячется вдали – за песками, за каменными останцами.

Шамбала.

Таинственная страна.

Я слышу звук длинных труб.

Шамбала рядом, но к ней нельзя приблизиться.

Ты можешь идти к ней годами, десятилетиями, но если ты не призван, если ты не услышал зов, дальние звуки так и останутся дальними звуками. Паша не случайно пытается поймать меня на внезапных воспоминаниях, и Николай Михайлович тоже не случайно пытается запутать меня в долгих беседах. Они прекрасно знают, что у меня нет прошлого, это их заводит. Люди нетерпимы к чужим бедам. Пять лет назад при заходе на посадку в местном аэропорту взорвался и сгорел самолет. Из ста сорока двух пассажиров, оказавшихся в огне, выжил только один. Вы, наверное, догадались – кто.

Полгода в реанимации. Полгода в специальной клинике.

Есть люди как люди, есть больные люди, есть очень больные, а есть такие, наконец, что и на людей давно не похожи. Позорные неестественные животные, определяет Паша. Вот я такой. Меня сумели вытащить из огня. В общей сложности, я почти полтора года провел вне привычного мира. А когда, наконец, влился в привычный социум, как говорят психологи, оказалось, что память моя стерта. Я не помню, кто я, откуда, куда и зачем летел, как меня звали, где вырос, есть ли у меня родственники и друзья, чем занимался до того момента, как купил билет на злополучный рейс. Все пассажиры и пилоты самолета погибли, к сожалению, никаких документов при мне не оказалось, кроме рабочей тетради, уцелевшей в прожженной куртке. Я мог быть любым из мужского состава погибших, но ни один запрос обо мне не получил исчерпывающего ответа. Меня никто не узнал. Я перенес слишком много операций, чтобы меня можно было узнать. Я как бы вдруг всплыл из ничего, из тьмы, или, наоборот, – из пламени. Не в капусте меня нашли, не аист меня принес, даже не из Интернета меня скачали. Люди – существа врущие, любящие преувеличивать, а я и врать не мог. В самом деле, какой смысл врать, если все может оказаться правдой?

Последний атлант сравнивал мою память с костяшкой домино пусто-пусто.

К счастью, меня это не мучает. Я не покупаю старых книг. Не хожу в кино, в театры. У меня нет определенного круга общения. В офисе у меня – отдельное место, но чаще всего я работаю дома. «Помнишь, как ломается лед весной на Ангаре?» – любит внезапно спрашивать Паша. «А почему на Ангаре?» – «Позорная река. Ты что, не плавал по ней?»

Не знаю.

Не помню.

Мне не с чем сравнивать окружающее.

Какое-то время казалось, что в шумных ресторанах, в ночных клубах, в популярных кафе я могу попасть на глаза кому-то, кто меня прежде знал, но даже на показанные по телевидению фотографии никто не отозвался. Правда, в «Кобре» (ночной клуб) я познакомился с Пашей. Мы в ту ночь пытались активно напиться, каждый по своей причине. Узнав про мою особенность (беспамятство), Паша пристал ко мне: «А какие цветы ты дарил жене?» – «А у меня была жена?» – Паша злился. Он и сейчас убежден, что у меня исключительная память. Действительно, я могу один раз взглянуть на страницу любого самого сложного текста и с точностью воспроизвести ее. Но до Паши не доходит, что это оперативная память :) Не больше. Да, это так. После самого беглого прочтения я способен повторить любой сложности текст. Отчетливо вижу перед собой сложные математические формулы, непонятные графики, даже расположение абзацев и знаков препинания, даже цвет и оттенки типографской краски. Но о себе, о своем прошлом я ничего не помню.

Правда, в отличие от Паши и Последнего атланта, меня это не мучает.

Получив деньги за новый сценарий, я собираюсь съездить в Сикким. Это сейчас Сикким всего лишь штат Индии. А когда-то был таинственным королевством. Все это, конечно, настораживает моих друзей.

«Почему в Сикким?» – присматривается Последний атлант.

«Не знаю».

«Ты раньше бывал в Сиккиме?»

«Не думаю».

«Но ты ведь собираешься именно в Сикким, а не в Сочи и не в Хабаровск».

«Ну и что? Мне так хочется».

«Раньше ты много ездил?»

«Не знаю».

«А куда ты летел в последний раз?»

Я пожимаю плечами. Рейс Санкт-Петербург – Южно-Сахалинск. С несколькими пересадками. Я мог лететь куда угодно. Даже в Сикким.