Нет плохих вестей из Сиккима - Геннадий Прашкевич

«Ладно, убьешь», – согласился я.

Мы прочесали всю квартиру. Заглянули в спальню, в предполагаемую детскую, кухню, в кладовку, в туалет. Конечно, никого не нашли, но меня Женя выгнала. Неделю мы даже не перезванивались. А потом Женя возникла. Подышала неровно в трубку, показывая, как она страдает, и спросила:

«Ты хочешь прийти?»

Я хотел.

И в ту же ночь увидел рыжую.

Да, прическа у нее оказалась не ахти. И юбка не ахти, длинная.

Неизвестная рыжая девушка стояла в кухне на табуретке, рылась в карточках на полочке, ни ног по настоящему не увидишь под такой юбкой, ни попы. Свет не включала, но смутные отсветы, проникавшие в окно, подчеркивали силуэт.

Я заорал.

От неожиданности.

Капитан милиции примчалась мгновенно.

«Ага! Ага! Опять она? – в руках у Жени было табельное оружие. – Ее не найду, тебя застрелю! Надоело! Ты только посмотри, она рылась в моих рецептах! Где она? Не ври! Точно, в рецептах рылась! Я их недавно переписала!».

«Прекрати! Зачем ей твои рецепты?»

Тогда Женя заплакала:

«Не оставляй меня одну перед зеркалом».

Мы молча отправились обыскивать квартиру.

Проверили окна и двери. Проверили все уголки, где мог прятаться взрослый, и даже где ребенок не мог спрятаться. Заглянули даже в унитаз, чтобы быть спокойней. Не вынырнет же она оттуда? Конечно, ничего не нашли, но на следующую ночь капитан милиции Женя Кутасова (я ночевал дома, не пришел) снова увидела все ту же рыжую в сатиновой юбке и в блузке из какого-то грубого полотна. «Это где ее так обшивают?» Страшась привидений, капитан милиции Женя Кутасова теперь даже в туалет ходила чуть ли не в форме. Страдала:

«Не хочу жить с твоими сучками».

«Они не мои. Они, скорее, твои».

«Все вы так говорите!»

Не знаю. Наши страдания обычно вызваны нашим невежеством.

Из ста сорока двух пассажиров сгоревшего самолета выжил только я.

Почему? Не знаю.

Зачем? Не знаю.

Ни памяти у меня, ни прошлого. И никого я не водил в квартиру капитана милиции Жени Кутасовой. Это она из принципа меня доставала: «Видишь, ты ушел, и сучек твоих нет. Наверное, у тебя ночуют». И добавляла со странной интонацией (может, врала): «Не хочу тебя видеть. Не приходи».

Солнце светило.

Пахло скошенной травой.

Картонную коробку я держал подмышкой.

Потом присел на зеленую деревянную скамью перекурить.

Текущая мимо «Иероглифа» толпа казалась мне очень яркой.

Все же странно, думал я, с чего это капитану милиции Жене Кутасовой стали являться призраки? И почему рыжие? У призраков не должно быть цвета. А рыжая – это цвет. И какого черта вдруг позвонила какая-то Ли́са? Зачем мне это? Надо было ответить: не нужна мне тетрадь!

Но почему-то я согласился встретиться.

Самка гиббона. Самец гиббона. Последних листов в тетради не хватало.

Может, их выдрала сама Женя, чтобы записать на оборотной стороне новый рецепт тортика, а кто-то ищет странички? Я отчетливо помнил края отрыва, отдельные, сохранившиеся на бумажных зубцах слова.

майорДело партииМногие этого не понимаютмешают другимтелефонПушкинаКалапевсех стран мираастрономических мироедовпролетариатав органах работаюторганах многокнигФилиппова«Зеленый луч в древнем Египте»мерами пресечениянастроенияхпринималараз жаловалась на странностиОдОбыкновенный пожилойвыступает в роли наставникасложнейшему путиМайорВ папке перед ним лежалиВ той жеимена которыхс родной дочерьюмнойузнав, что я каждый

Странно, да?

Какой-то майор. Какое-то дело партии.

Телефон, опять же... Пушкин... Все страны мира... Астрономические мироеды... Последние мне даже понравились... И что за Филиппов?.. И что лежало в неведомой папке?

Не знаю.

Я не пытался это расшифровать.

И согласился на встречу с неизвестной мне Ли́сой больше потому, что в такой солнечный день просто грех сидеть перед монитором. А заодно, решил, можно оставить на скамье коробку с джинсами. Кто-то найдет, обрадуется.

Лет десять назад, в самый разгар перестройки, так повезло Паше.

В парке на старой деревянной скамье он нашел красивую кожаную папку.

По словам Паши, он взял папку не сразу. Долго колебался. Совесть все-таки, ее просто так не скрутишь. Но взял, взял. Позорно взял: не оставлять же бомжам, пропьют. В папке лежало пять миллионов рублей (по тем временам примерно 900 баксов), пейджер, чистые бланки непонятных финансовых договоров и компакт-диск с еще более мутной информацией. Бланки Паша позорно сбросил в ближайший почтовый ящик, а на случайные миллионы купил видеомагнитофон Thomson 6790. Настоящая топ-модель: стереозвук, поддержка NICAM, монтажные функции, экранное меню, цветовой процессор, и сам аппарат не какой-то там, а Multi System. Пейджер продал барыгам («купим всё!»), а в папку (тисненая кожа, прихотливый орнамент) уложил черновики своего альтернативного романа. Кстати, тип, потерявший папку, вполне мог устроить Паше флэш-моб, но почему-то никаких посланий на эту тему не последовало.

Кафе «Иероглиф».

Напротив – ночной клуб «Кобра».

Колонны, крошащийся серый кирпич, кривая черная лиственница.

Власти города не раз пыталась спилить лиственницу и снести злачное заведение, но общественность, поддержанная депутатами, ни старинное здание, ни траурное дерево в обиду не давали.

Посетителей в кафе почти не было.

Ну, сидела невдалеке смуглая девушка с распущенными волосами. Вид задумчивый, умный, но окажись она Ли́сой, я был бы разочарован. За соседним столиком бормотал в мобильник бритоголовый чел. «Что там с моей машиной?» Я прекрасно слышал всю беседу. Для меня это не проблема. «Хонда-Авансир» двухтысячного года», – бормотал бритоголовый чел. – Пробег по одометру семьдесят девять тысяч километров». – «Масло часто меняли?» – «Само собой». – «То есть редко?» – «Ну, пожалуй, редко». – «Вот и результат. Игольчатый подшипник на верхнем валу износился, разрушился, часть иголок упала в картер. Куда им еще падать? – Далекий мастер относился к своей работе с повышенным уважением. – А потом одну затянуло в заборную часть фильтра». – «И как перспектива?» – «А вы как хотите? Быстро или надежно?» – «И так, и так». – «Мы бы рады, да мастера нарасхват». – «А если разумная цена?»