Моргенштерн (сборник) - Михаил Харитонов

Гомес стиснул челюсти. Говоря начистоту, его воротило от всей этой вашингтонской поросли, от бесполых мужчин в пиджаках стального цвета, и особенно от холёных сук в брюках, вроде этой Дороти. Даже её кабинет — огромный, холодный, с подковообразным столом и двумя мониторами для демонстраций — был ему противен. В его собственном кабинете в Нью-Йорке можно было жить: там окна закрывали не жалюзи, а французские шторы, на полу стояли красные кожаные кресла, а стол украшала фотография жены в серебряной рамке и огромная копилка в виде головы бульдога. Здесь же были только пластик и стекло. Пластик и стекло. И дрянной кофе в бумажных стаканчиках.

— Мы направили русским запрос по поводу спутника, — сказал он чуть громче, чем ему того хотелось.

— И что они ответили? — подал голос полковник Стоун. — Как обычно, молчание, а потом враньё? Интересно, они когда-нибудь научатся правдоподобно врать?

— Никогда. Скорее уж они научатся носить дорогие галстуки, — в том же тоне ответил Гомес. Стоун ему нравился: по крайней мере, настоящий военный из Академии, а не какой-нибудь педик. — На этот раз они отреагировали быстро. Они готовы сотрудничать. Они готовы предоставить нам доступ в свои архивы…

— Мы и так можем взять из их архивов всё что нужно, — усмехнулся полковник. — И они это прекрасно знают. Это всё?

— Нет, не всё. Они готовы принять наших экспертов и допустить к пультам. Любой уровень наблюдения и контроля над всеми системами спутника.

— Нам это нужно?

— Нет.

— Вот именно. Нас устроит только одно: чтобы этой штуки на орбите больше не было. Какова цена этого вопроса?

— Они торгуются, и нам это не нравится, — Гомес стиснул челюсти. — Я считаю, что все переговоры следует прекратить. Через неделю спутник станет безопаснее плюшевого медвежонка.

— За неделю они могут решиться нажать на кнопку.

— Они не нажмут на кнопку. Я уверен. А даже если нажмут — что это изменит?

Дороти взглянула на него с интересом.

— У вас хорошая репутация, Гомес. Жаль будет, если вы ошибётесь.

— Я уверен, — Гомес был и в самом деле уверен в себе. Он чувствовал: эти люди уже готовы с ним согласиться, а главное — сука в брюках на его стороне. Осталось только чуть-чуть нажать…

— Я работал по России восемь лет в качестве правительственного эксперта. Я знаю Москву. Я знаю, кто у них сидит наверху. Они подлецы, мерзавцы, бандиты, всё что угодно, но не дураки. И совсем не патриоты, конечно. Они прошли через кровь и грязь, и не хотели бы пройтись вторично тем же маршрутом, да ещё и в обратном направлении. Они знают судьбу своей страны и примирились с ней. Короче говоря, они не нажмут на кнопку.

— Что ж, — хозяйка кабинета сладко потянулась, показав мужчинам небольшую, хорошо очерченную грудь. — Пожалуй, наш нью-йоркский коллега говорит разумные вещи. К тому же, что мы теряем, если даже и ошибёмся? Не так уж много. С этой территорией всё равно предстоит возиться. Даже если у них лет через тридцать подрастёт новое поколение — ну и что? У них уже не будет ракет.

— У них ничего не будет, — добавил Гомес, понимая, что раунд выигран.

— Я остаюсь при своём мнении, — желчно заметил Стоун. — Спутник должен быть уничтожен. Так или иначе, мы вынуждены учитывать эту вещь в своих планах. Я за простоту.

— Простота — не всегда благо… Интересно было бы попробовать, — голос принадлежал профессору Райдеру, эксперта из Военной Академии.

— Что значит попробовать? — полковник умышленно добавил в голос побольше желчи. Он недолюбливал высоколобых, и не упускал возможности это продемонстрировать. — Вам понятен смысл слов «угроза национальной безопасности»? Вы знаете, что это такое?

— До сих пор мне казалось, что я это знаю, — как ни в чём ни бывало заявил профессор. — Самые страшные угрозы национальной безопасности — это самоуверенность и некомпетентность власти, особенно если это власть силы… — Райдер, в свою очередь, не жаловал армейских, и тоже не считал нужным это скрывать. — Я же не предлагаю разрешить русским облучать свою территорию. Но если взять, скажем, изолированный остров в океане, с небольшим населением? Почему нет? Ущерба для физического или психического здоровья людей — никакого. Экологический ущерб нулевой. На такие условия согласилась бы даже IRB. А если эта штука всё-таки сработает — мы получим уникальные данные.

— Уникальные данные? — полковник как будто разгрыз эти слова зубами. В кабинете стало очень тихо.

— Нас учили разным вещам, — наконец, сказал он. — Возможно, вас хорошо учили теоретической физике. Меня учили воевать. Меня учили хорошо воевать. Знаете, что такое хорошо воевать? Это значит — не оставлять противнику никаких шансов. Ни одного шанса. Ни одного.

— Генерал, где вы видите противника? — Райдер картинно воздел руки к небесам.

— Не знаю, — ответил Стоун. — И этого вполне достаточно.

Аксель Гомес демонстративно сдвинул ладоши, аплодируя. Полковник улыбнулся.

— Будем считать, что мы достигли взаимопонимания, — заключил Гомес. — Я передам согласованное решение Президенту…

— Я это сделаю сама, с вашего позволения, — подала голос мисс Шоу. — Как председатель комиссии.

— Вы уверены, что это необходимо? — Гомес постарался сделать недовольный вид.

— Да. Если вас интересует моя поддержка, разумеется, — сука в брюках вежливо осклабилась. У неё были мелкие ровные зубки. Такими зубками хорошо откусывать полусырое мясо от стейка.

— Меня интересует ваша поддержка, — Гомес склонил голову, изображая покорность.

На самом деле ситуация его более чем устраивала. Если суке в брюках так хочется взять на себя ответственность — пусть берёт на себя ответственность. В конце концов, он с Президентом — старые друзья, а это ведь совсем другое дело. Можно подождать до воскресенья, когда старине Джорджу захочется поболтать со стариной Аксом…

Он откинулся в кресле и отхлебнул кофе.

Российская Федерация, Москва.

Господин председатель Специальной федеральной комиссии по науке при Министерстве науки и технологий Российской Федерации Илья Григорьевич Миних был в гневе — и не пытался этого скрыть. Напротив, он всем своим видом демонстрировал, насколько он взбешён.

Если бы причиной его гнева был бы кто-нибудь их подчинённых ему лиц, всё было бы не так плохо. Однако, все причины неудовольствий Ильи Григорьевича лежали за пределами его непосредственных административных возможностей. Это делало старого носорога особенно опасным. Поэтому Роберт избрал традиционную, веками проверенную линию поведения подчинённого перед руководителем, рекомендованную ещё Петром Первым: «вид иметь лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». То есть — стоять и ждать с тупым видом, покуда барский гнев пройдёт.