Возвращение - смерть - Елена Юрская

- Ой, не ври. Потому что я тебя знаю. А если бы с утра приняла, то точно бы узнала. А так - просто помню, - генеральша вокзальных помоек пристально взглянула ему в лицо. - Помню. Точно. Но назвать не смогу, - она несколько раз утвердительно покачала головой и выловила из урны относительно чистую бутылку. - Иди, не стой - день у меня сегодня хороший. Считай, пенсию получила с надбавкой. И премией, - старуха лихо подмигнула заплывшим глазом.

Наум отступил на полшага и лихорадочно перебрал в плохо слушающей памяти все знакомства такого рода. Со скидкой на возраст. Ничего подобного. Ничего подобного не могло быть у хорошего еврейского мальчика. Но, как ни странно, он тоже знал её. Может, им сейчас двоим принять по сто пятьдесят для очистки мозгов и заново познакомиться - хорошая мысль. И эта фотография облетела бы все газеты мира. В результате судна пришлось бы выносить за Галит. Если бы она вообще бы такое пережила.

Наум ещё раз взглянул на тетку... Неужели? Неужели? Не по своей воле... Он неловко приблизился к ней...

Максим, сдерживающий группу товарищей - господ, стал уже сильно нервничать. Ситуация выходила из-под контроля самым пошлым образом. Но кто бы мог подумать, что этому странному Чаплинскому не хватит братания с проводницей, а сразу, с разбега потянет к бомжующим элементам. Депутатский корпус взволнованно зашумел: "Мы не поняли, он хочет раздавать личные кредиты? Так почему же мы все неправильно оделись? Счас даст тетке на "мерседес" и видели мы его только". Да, ситуация выходила из-под контроля. Максим сделал предупреждающий жест - что-то среднее между "ша, ханурики" и "всем оставаться на своих местах", двинулся к Науму, оторвал его от бомжихи, и аккуратно направил к близкой к правительственным кругам "вольво". Чаплинский покорился, ни разу не обернулся и дал засунуть себя в машину. Кажется, обошлось.

А тетка возле урны делала ему какие - то знаки. Подпрыгивала, махала руками, грозила бутылкой и улыбалась беззубым ртом.

- Меня зовут Рая, - услышал Максим, захлопывая за собой дверцу.

- Какой хороший день. Какой замечательный день. А меня зовут Рая - это я точно помню, - женщина снова наклонилась над урной, брезгливо поморщилась и решила не доставать совсем уж заплеванную бутылку. "Пусть Митричу больше достанется" И так все хорошо. Она то думала - сейчас гнать начнут. Какая ж это её территория. Нет, не её. Она - пират. Она тут ворует у своих и чужих. Но и делится ведь. Всегда, если есть принесет - что ж ей самой много надо? Вот общение, компания - это оно, это то что нужно.

Жаль, что сейчас так плохо. Внутри горит, аж печет. Но с другой стороны - и хорошо. Может, сегодня Новый год? Рая обернулась и посмотрела на прохожих. В погоду она не верила. Теперь, после этой ядерной дыры, вообще не поймешь, где зима, где лето. Лично ей - так всегда холодно. Пальтишко на ватине - в самый раз. А другие - они чувствуют какой сезон. Мужики с чемоданами были кто в чем - в куртках, в сорочках, в плащах. Бабы - дуры - мы их пропускаем. Дети - лучше всего дети. Их берегут. Тут Рая почему-то заплакала и потеряла мысль. Присела возле урны и стала думать-припоминать.

Меня зовут Рая. А сегодня Новый год. Нет, дети ж ведь голые, в шапочках, но без перчаток. И трава местами зеленая и лист свежий на тополе держится. Значит, осень. Осень. Когда-то она знала про это дело много песен. А теперь уж и не поется. Пропила она свое счастье.

Рая поморщилась и удобнее примостилась у степы. Солнечный луч мягко щекотал когда-то выдающиеся, на кого-то похожие брови. Теперь Рая мало что помнила. Но знала о себе - умна. А иначе б не вспомнила бы она важное адресок, где выдают ей маленькую пенсию. Нет, она не наглеет. Но никто не знает, где и чем кончит. Стыдно, конечно, беспокоить хороших людей. Но помирать - тоже стыдно. Если до срока - это ж прямо самоубийство. Но она не наглеет.

А потому судьба к ней милостива. Даже очень. Вот раньше - жила в подвале. Давно. До революции. До какой революции - что-то понесло чужими мыслями. Ну, ладно - жила в подвале. Темно и сыро, но комнаты неплохие. Удобные. И под лестницей можно чего хочешь держать. Бутылки, например. Рая и тогда пила - а что? Пила! Да! Не так, конечно, дело молодое.

В подвале. А сейчас подвал сгодился - на контору. По нынешнему - офис. А ей что? Переехала на высоту - в чердак. Тепло, сухо, когда не дождь и не снег и тоже комнаты. Так не бесплатно ж переехала. И все в доме. А под лестницей держит свои бутылки. И народ конторский там тоже держит. Им не надо, а ей надо! Всем обоюдная выгода.

А те, бывает, не допьют - им с горлышка дня не видать. Молодежь! Что останется ей на утро! Нет, сегодня точно не Новый год - бутылок было бы больше. Сегодня просто сюрприз. Праздник такой. И было ведь все так просто - она туда шасть, а там стоит. Стоит родненькая, нераспечатанная, целехонькая, белехонькая. Даже жалко начинать. Вот Митрича дождусь, решила она и совсем уж прикрыла глаза.

Или не дождусь? Когда такое было, чтоб он меня ждал. И чего темно? Вечер? Рая глянула на вокзальные часы. "Я, поди ж ты - проспала! Все на свете проспала." Ее лоб покрылся холодным потом, она вскочила на ноги и под осуждающим взглядом знакомого милиционера (а чего с ней связываться тихая, спокойная, почти не воняет) начала ощупывать свое синее ватиновое пальтишко. "Украли! Подпоили, не помня, когда и украли. Точно. Вот тебе и сюрприз".

Есть, на месте. Фух, - Рая выдохнула и решила откупорить бутылку. "Вот как ждать, совсем без штанов останешься". Она с наслаждением сделала два больших глотка. Здоровье потихонечку вернулось, мыслительные процессы пошли активнее.

"И чего это я здесь сижу! Сегодня мне здесь сидеть не надо," - она тяжело вздохнула и побрела на вокзальную площадь. Оттуда, если дядьку-водителя упросить - рукой подать. А можно и пешком. Погода наслаждение. Рая остановилась, зажмурилась и глотнула ещё несколько раз. "Хорошо".

Теплый осенний вечер баловал городским смогом. Но никто не нюхал ничего слаще, считал, что это воздух с полей. Рая остановилась у витрины продуктового магазина, внимательно осмотрела свое выспавшееся лицо, провела пятерней по чуть встрепанным волосам и, оставшись вполне удовлетворенной своим видом, решила из еды сегодня ничего не покупать - не портить праздник. А завтра выпросить у соседки супа - те все равно не доедают. Хорошо бы завели они второго ребенка - Рая любила манную кашу. Хотя Митричу, например, она напоминала блевоту.

Во - а что этот мужик делал у их урны? И почему она его знает? Сначала, значит, рылся, а потом как набросился, как ... А что дальше-то было? Рая не помнила. Что-то было. Надо рассказать своим. Потому что так спустить - потерять территорию. Красивое слово - два "р", очень музыкально звучит. Вот так и сказать: "Испортил нашу территорию".

Две остановки Рая проехала на троллейбусе. Потом какая-то дамочка начала коситься и делать знаки. Мигать прям всем лицом. Рая сошла - ей уже было совсем близко. Тем более, что в машине её укачало. Не подводить же хорошего человека.

Прямо сильно укачало. Она остановилась и попыталась сосредоточить взгляд на фонаре. Но то ли скакало напряжение в сети, то ли сильно кружилась голова - блики расходились в разные стороны, пугая Раю своим неуместным весельем. "Надо бы поесть", - она снова достала бутылку и чуток отпила. "Хорошо, что б на завтра ещё хватило". На завтра - остро кольнуло в боку. Еще и ещё раз. Тошнота почти подошла к выходу, но Рае было жалко водки и она перетерпела.

"Меня зовут Рая. Меня зовут Рая. А сколько мне, интересно, лет? А - и черт с ним. Зато я знаю, где я живу". Она медленно зашла в подъезд, по привычке сунув нос под лестницу. Бутылки были, но она не могла их сосчитать. "И чего оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня".

Заветный, но уже пустой сюрприз был отправлен в хранилище своих собратьев.

Она стала медленно подниматься по лестнице, чуть не впервые в жизни ощущая тяжесть собственного тела. Мысли цеплялись и путались. То всплывал ехидный Митрич, с которым все же надо было поделиться, то она сама - только чистая, красивая и какая - то странная. В ушах стало звенеть, в голове взрываться.

Она опустила голову и закрыла глаза. В собственной темноте можно было двигаться на автомате - потом лечь и все пройдет. Главное - лечь. И кто понастроил таких лестниц. Только в кино, да у неё и остались. Бамс пролет, бамс - пролет, бамс - пролет, а только потом этаж. Ходишь по кругу, как цирковая белка.

Или не белка. Сердце, что ли, прихватило. Стучит, что вылетит. И блики уже и внутри, и снаружи. Нет, глаз открывать не стоит. Не стоит.

Сильно закружилась голова, и Рая вдруг уперлась во что-то мягкое и теплое. "Соседи. Суп. Манная каша", - подумала она и оперлась на перила. "Соседи". Мягкое и теплое надвигалось и делало приветственные знаки. Рая хотела порадоваться знакомому лицу, но вдруг руки и ноги её кто-то оторвал от опор, и она полетела. "Что ж надо, как мне плохо. Уже и летать начала. Надо Митричу сказать. А мужик тот странный - я его знаю. Я знаю его. Точно. А я - это птица".