Великий и Ужасный - Евгений Адгурович Капба

— И, по всей видимости, немедленно бросаться в бой не собираетесь?

— Нет.

— Чудесно. Тогда во мне тут больше не нуждаются. Ротмистр?

— Идите, идите. Дальше — не вашего ума дело. Талалихин, Козинец — переведите его в вертикальное положение, — скомандовал ротмистр. — Хренассе, какой здоровенный!

Я тоже едва не выругался: эти трое выглядели весьма впечатляюще. Кажется, такую экипировку называли «тактическая броня», только по сравнению с виденными мной образцами подобных костюмов, эти напоминали скорее рыцарские латы. Матово-черные бронещитки, какие-то жутко технологичные шлемы, залихватски сдвинутые в район макушки, скрытые под доспехом сервоприводы, латные перчатки, мощные ботинки… Автоматы Татаринова выглядели свирепо: рубленые очертания, планки для крепления приблуд, массивные пламегасители, объемные магазины — очень родненько все это было сделано, очень по-нашему. Увидишь — и сразу поймешь, что делали не в Калифорнии или Брюсселе, а где-нибудь в районе Уральских гор.

Ну, и лица. Лица были обычные, человеческие, но очень характерные — сосредоточенные, с колючими взглядами, все как один — усатые. Матёрые волки, на таких кидаться — себя дороже. Усы и белый двуглавый орел на правом наплечнике самого молодого из них — вот что меня почему-то шокировало сильнее всего. Орел был геометричный, без изысков, с императорской короной меж голов, и мечом и молотом — в лапах. Где-то я что-то похожее видел…

— Так! — сказал латник с орлом на плече, и по голосу я понял, что это и был ротмистр. — Как к тебе обращаться, чудище?

— Бабаев… — я было хотел назвать имя и отчество, но был безбожно прерван.

— Бабай? Действительно, твоей рожей только детей и пугать… Ну, Бабай так Бабай, мне если честно — тоньше лезвия. Ты вот что скажи — татуировки эти ваши делать обучен?

От удивления я даже хрюкнул. А это тут причем? Какие, к черту, татуировки? Нет, вообще-то я подрабатывал в тату-салоне несколько лет назад стажером младшего ученика помощника по бесталанности, переводил по трафаретику разные завитушки на части тела соотечественников, но каким это вообще боком…

— Ты не рычи на меня и не вызверивайся. Мы с тобой в очень дерьмовой ситуации, не стоит усугублять. Понимаешь, Бабаюшко… — ротмистр почесал себе покрытый испариной лоб пальцами в латной перчатке. — У командира нашего сынок единственный подцепил какое-то заковыристое гадство. И ни наш Поликарпыч — на что медик от Бога, ни чародейка из отряда спецмедэвакуации ничего поделать не смогли. А Роксана — она… Ну, в общем — если она не смогла, то никто не сможет. И тут вот Козинец и вспомнил, что на Маяк заехал Резчик с учеником. У него, у Козинца-то, тут брат двоюродный живет, он и обмолвился. Резчики — товар штучный, а чтоб еще и в учениках у мастера кто-то был — это и вообще нонсенс. Но — шанс! Серьезный. С вашими этими татау воины урук-хай выживали в настоящем пекле… Я, хм, сам… Хм! Сам это пекло иногда и устраивал, если честно.

Чародейка? Резчик? Татау? Урук-хай?! Что тут нахрен вообще происходит-то? Мама, забери меня обратно!

— Так что у тебя есть два варианта: ты сейчас отвечаешь утвердительно, мол — да, обучен делать татуировки. Мы доставляем сюда княжича, ты набиваешь ему лечебные… Мне тоньше лезвия, что там вообще делать будешь и как, но — отсюда княжич должен уехать с татуировками. Если поможет — уж поверь мне, командир в долгу не останется, да и все мы — тоже. Паренек нас здорово прикрыл, кажый из нас ему жизнью обязан. А если нет — ну, у тебя будет пара дней, чтобы навострить лыжи к черту на кулички. А потом командир тебя найдет — и убьет. Хотя — мы в Сан-Себастьяне, дальше валить вроде некуда! Вот такие дела, Бабай, такие дела…

— А второй вариант? — спросил я, снова напугавшись собственного голоса.

— Мы нашпигуем тебя разрывными пулями прямо сейчас. Четыре ствола, по магазину на каждый — думаю, двести патронов хватит даже уруку. Каким бы страшным ни было чудище, всегда есть критическая масса металла в организме, с которой тварь жить не сможет. Не, про тварь — я не относительно тебя, я в принципе… — этот ротмистр, похоже, был балагуром и вообще веселым парнем. — Это дело проверенное, так что не сомневайся.

Он мог бы мне даже понравиться, если бы не тыкал в меня охренительно здоровой пушкой! Вот и теперь он нервно улыбнулся и спросил:

— Так каков будет твой положительный ответ?

— Давайте попробуем, — сказал я.

— Давайте, — с некоторым облегчением проговорил ротмистр. — Грищенко, иди к Поликарпычу, пусть несут княжича.

Грищенко, который все это время молча стоял в углу и держал меня под прицелом, ничего не говоря, вышел за дверь. Я беспомощно оглянулся: чтобы делать татуировки, нужны были как минимум какая-нибудь кушетка, машинка, краска в конце концов!

— Это ищешь? — спросил басом Талалихин — черноусый дядька с темными же глазами и волевым подбородком.

Он наклонился, бронированной ладонью вытащил из-под раздолбанного стола продолговатый деревянный ящик и протянул его мне. Черт его знает, это я искал или не это, но со связанными за спиной руками взять не мог ничего… Или — мог? Повинуясь наитию, я напряг предплечья, распрямил спину, повел плечами…

— Цок! — на пол упали те самые пластиковые стяжки, которыми мне зафиксировали запястья.

— Однако! — сказал ротмистр. — Силен.

Я был удивлен не меньше него, но виду не подал. Ухватил обеими руками ящик, провел пальцами по гладкой, полированной поверхности и снова — прислушавшись к внутреннему чутью, надавил на едва ощутимые выпуклости в крышке.

— Щелк! — ящик открылся.

— Оно, — одобрительно кивнул Козинец. — Как на картинке. Стило, прибамбасы — всё здесь.

Стило? Ну, пусть будет стило. Это было похоже на… На беспроводную тату-машинку. Правда, оформлена она оказалась в стиле «дорого-богато»: бронза, самоцветы, гравировка… В деревянном ящичке нашелся весь фарш: картриджи с разными колерами, аккумуляторы, съемные иглы — чем-то похожим я и работал в салоне, так что собрал аппарат в два счета.

— Ащ-щ? — удивился я, когда какая-то острая хрень выщелкнулась из рукоятки, впилась мне в ладонь и ранила до крови.

И, мать его, кровь с жирным шипением всосалась в это самое стило, а самоцветы загорелись золотым огнем! Но пялиться на все эти чудеса и на собственные руки, которые очень здорово отличались от тех, к которым я привык за свою не такую уж и короткую жизнь, времени не было.

В выбитую дверь уже вносили бледного как смерть паренька — длинноволосого, красивого, изящного, одетого во что-то, напоминающее военную форму. Фельдшер Поликарпыч — пожилой уже мужик в точно таком же, как и