Елабуга (СИ) - Линник Сергей

– Ты, сынок, иди на Волхонку, там недалеко от того места, где храм был, должен быть магазин коммерческий. Цены, правда, там аховые, не знаю, что ты там купишь.

Пришлось идти в обратную сторону. Магазин нашелся, и Андрей набрал там продуктов. Шесть палок сырокопченой колбасы, копченый рыбный балык весом килограмма полтора, десять банок тушенки и купленные зачем-то полкило плюшек заметно утяжелили рюкзак. Несмотря на довольно-таки прохладную погоду, стало даже немного жарко.

Решив срезать дорогу, Андрей понял, что пошел не туда, двор оказался не проходным двором-колодцем, пришлось возвращаться. Развернувшись, он наткнулся на двух типов, преградивших ему дорогу. Здоровяк в пиджаке из-под которого виднелась тельняшка, высунув кончик языка, поигрывал основанием прилипшей к нижней губе папиросы. И уже достаточно взрослый подросток в широких прямых брюках и куртке ковбойке – их изображения можно смело использовать в качестве иллюстрации к энциклопедической статье “Шпана уголовная мелкая”. Андрей резко развернулся обратно, но тут же увидел, что ему перегородили дорогу еще двое типов взявшихся словно ниоткуда. У них типаж соответствовал товарищам: кепки-восьмиклинки, и фикса, сверкнувшая во рту стоявшего к нему ближе всех. Он выглядел наглее и выделялся среди товарищей белым чубчиком, выпущенным из-под кепки – любимая прическа московской шпаны, полубокс. И последний мазок на портрете – длинный грязноватый ноготь на мизинце левой руки – особый шик блатного урки.

Таким что война, что чума – будут грабить не глядя на горести народа.

– Оп-па, окунек к нам заплыл с гаманцом, полным блесенок, – со слащавой улыбочкой наклонив голову вперед и поигрывая плечами сказал фиксатый, – наше вам с кисточкой.

Андрей оглянулся: двое спереди, двое сзади. Классика гопстопа! Жертва зажата между двумя парами гопников, лишена возможности сбежать. Он тут же повернулся спиной к стене, сделав шаг назад, чтобы держать всех в поле зрения. Фиксатый, похоже, молодой, но уже опытный блатарь, натаскивал и учил молодняк, как правильно обчищать фраеров. Он сделал едва заметное движение мизинцем с длинным ногтем, и один из молодых преступников отделившись от компании, занял место на выходе из двора, став на атасе.

– Папироской не угостишь? – спросил фиксатый.

– Бросил я курить. Вредное это занятие и тебе не советую, – ответил Андрей.

– А дяденька-то жадный у нас, – также слащаво блажил фиксатый продолжая медленно двигаться к нему, – мы дети жертвы хражданской войны, беспризорники, потерявшие маму и папу, – продолжал он «заговаривать» внимание жертвы.

Андрей четко видел, что фиксатый как упругая сжатая пружина может выпрямиться в любой момент и нанести один быстрый и смертельный удар. Он сделал еще шаг назад, будто испугавшись, пытаясь при этом достать из подмышки наган. Тот зацепился и никак не хотел покидать петлю, из которой дома так легко и без усилий доставался. Уперся спиной в стену.

– Ты чего там шаришь, фраерок, быстро лапки лягушачьи свои опусти!

Фиксатый медленно нагнулся и вытащил из-за голенища сапога нож.

– Сейчас, пацаны. У меня там деньги. Я отдам, только не режьте, – сказал Андрей придав голосу жалобный тон.

– Умный, фраерок, – процедил фиксатый, – котомку давай сюда. И клифт снимай.

– И прохоря, – добавил тот, что слева.

– Ну да, и прохоря снимай, на кой они тебе нужны. Побыстрее только, нам некогда, – пробасил тип в тельняшке и пиджаке.

Но в этот момент наган наконец-то удалось вытащить и Андрей приставил его ко лбу уже почти вплотную подошедшего фиксатого.

– Нет, пацаны, может, я пиджачок свой сам дальше носить буду и котомка мне нужнее.

– Ты пукалкой своей не размахивай духарик, а то неровен час стрелишь кого, – процедил фиксатый.

Андрей взвел курок.

– Не сомневайся волчара, ты первый получишь дырку в черепе, а потом, я сколько смогу положу твоих сявок. Может, кто и успеет меня пырнуть ножом, но ты сука, уже этого не узнаешь, потому что будешь беседовать с ангелами, – жестко сказал Андрей.

Блатарь посмотрел прямо в глаза Андрею и сделал осторожный шаг назад.

– Вот гнида перхотная, – цыкая, сплюнул брезгливо фиксатый сквозь щель между двух передних зубов и едва заметно качнул длинным ногтем.

Трое его товарищей мгновенно исчезли, словно растворились в пространстве.

Он сам отошел от Андрея и повернувшись сказал.

– Как сказал наш великий поэт Сережа Есенин «как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок», помни фраерок, что когда-нибудь наши дорожки пересекутся, и я воткну тебе перо под ребра и не поможет тебе твой мусорской наган.

Он с шипящим свистом сквозь щель между двух передних зубов втянул воздух, издав змеиное шипение.

– Запомни Венечку Фартового, это я подырявлю тебе почки в темном переулке, – пригрозил он и исчез за углом.

Андрей прислонился к стене. Его потряхивало он, едва не спустил курок. Ему потребовалось неимоверное усилие удержать себя, потому что первая реакция солдата прошедшего войну – сразу стрелять, едва почувствуешь опасность. Инстинкт и через двадцать с лишним лет никуда не делся.

Марина

Пароход, доползший до Чистополя почти через сутки, показался Марине настоящим адом. Сил почти не осталось, а сделать надо было немало. Прямо с парохода она отправилась в совет эвакуированных, узнав дорогу у милиционера, дежурившего на пристани. Там каким-то чудом она встретилась с Флорой Лейтес, которая обещала что-то устроить для Марины, но новости оказались неутешительными: оказывается, накануне драматург Тренев был категорически против того, чтобы Цветаева переехала в Чистополь, обзывал ее иждивенкой и белоэмигранткой. Коля Асеев почти ничего не сказал в ее защиту. Узнав у Флоры адрес Асеева, она тут же отправилась к нему. Дверь открыла Колина жена, имя которой Марина никак не могла запомнить, она эту женщину, не понравившуюся ей с самой первой встречи в Москве, считала чем-то вроде прислуги при Асееве и внимания на нее не обращала. Та платила ей той же монетой. Вот и сейчас она, едва поздоровавшись, отвернулась от Марины. Асеев болел, у него обострился туберкулез и он сидел дома, бледный, постоянно кашляющий. Впрочем, Марине он обрадовался, но было в его взгляде что-то такое, будто он сделал нечто плохое и сейчас этого очень стыдился. Впрочем, надежды он не терял, обещал сегодня же написать письмо в правление с просьбой как-то Марину устроить.

На улице встретила Лидию Чуковскую, та была приветлива, повела пообедать к своим знакомым, Шнейдерам, те тоже отнеслись к Марине, как к близкому человеку, но сил на общение не было и Марина, на что-то сославшись, пошла ночевать в общежитие литераторов к жене Паустовского, Валерии Навашиной.

Андрей

После стычки в подворотне аппетита не было никакого. Андрей буквально заставил себя поесть. Открыв банку тушенки, он понял, что ее не на чем разогреть – керосина в стоявшей на кухне керосинке не было и, к тому же, он забыл купить хлеб. Идти за хлебом не хотелось, холодную тушенку он запил чаем и заел показавшимися невкусными плюшками.

На Казанский вокзал решил поехать на метро. Но перед входом на «Арбатскую» стоял кордон, на вход никого не пускали и Андрей пошел на трамвай, путь к остановке которого ему подсказали возле метро.

Вагон был переполнен, большинство пассажиров были с чемоданами и узлами. Пробираясь через них к выходу, какой-то пьяный работяга ругался:

– Что, крысы, убегаете? Корабль, думаете, тонет? Мотайте отсюда, без вас дышать легче будет.

Мужик грязно ругался, пока не вышел из трамвая, перечить ему никто не стал.

Площадь перед вокзалом была забита людьми, Кто стоял, кто сидел на своих вещах, кто пытался пробиться к такому же переполненному вокзалу. Андрей снял рюкзак и понес его в руках – тащить его на спине в такой толпе было неудобно, к тому же вопли об украденных вещах время от времени было слышно сквозь многоголосый гул.

Тяжелый рюкзак, набитый продуктами и вещами, бил по ногам, но Андрей медленно продвигался к вокзалу. К кассам он не пошел, рассудив, что делать там нечего и ждать очереди можно долго. На платформе, где было чуть посвободнее, но воняло так же, как и на площади – потом, мочой, чем-то кислым – после недолгих поисков нашелся дежурный по вокзалу.