Исчезновение принца. Комната № 13 - Гилберт Честертон

Верхний уровень представлял собой вытянутый, покрытый травой участок, на котором отчетливо виднелись следы разбившегося автомобиля, но самый край его был искромсан, будто раскрошен каменными зубами, повсюду валялись расколотые, раздробленные валуны всех форм и размеров. Было трудно поверить, что кто-то мог целенаправленно заехать в эту смертельную ловушку, тем более днем, при ярком солнечном свете.

– Ничего не понимаю, – сказал Марч. – Он что, ослеп? Или был настолько пьян, что не видел, куда едет?

– По его виду этого не скажешь.

– В таком случае это самоубийство.

– Не самый удобный способ покончить с собой, – заметил человек по фамилии Фишер. – К тому же не думаю, что бедный старина Пагги стал бы сводить счеты с жизнью.

– Бедный старина кто? – удивленно переспросил журналист. – Вы что, знали этого несчастного?

– Никто его особенно не знал, – туманно ответил Фишер. – Однако о нем, разумеется, знали многие. В свое время он наводил страх в парламенте, в судах и так далее. Особенно в связи с тем скандалом вокруг иностранцев, которых депортировали из страны как нежелательных лиц, когда для одного из них он добивался смертной казни за убийство. В конце концов все это ему настолько надоело, что он ушел в отставку и с тех пор только тем и занимался, что катался на своей машине. Он тоже собирался наведаться в Торвуд на выходные, но я не понимаю, зачем ему понадобилось нарочно сворачивать себе шею у самого порога. Думаю, Боров (мой двоюродный брат Говард Хорн) приехал специально, чтобы с ним встретиться.

– Так Торвуд-парк не принадлежит вашему брату? – спросил Марч.

– Нет. Когда-то он принадлежал Уинтропам, – ответил мистер Фишер. – Теперь им владеет другой человек, некто Дженкинс из Монреаля. Говард приезжает сюда пострелять. Я уже говорил, он изумительный стрелок.

Эта повторная похвала меткости великого государственного деятеля удивила Гарольда Марча так, как если бы кто-то знал Наполеона исключительно как блестящего игрока в карты. Однако среди прочих нахлынувших на него неожиданностей в голове у него появилась еще одна полуоформившаяся мысль, которую он поспешил высказать вслух, пока она не ускользнула.

– Дженкинс, Дженкинс… – произнес он, напрягая память. – Уж не тот ли это Джефферсон Дженкинс, сторонник социальных реформ? Я имею в виду того Дженкинса, который отстаивает новый закон о фермерских наделах и коттеджах? Прошу прощения, но с ним встретиться было бы интереснее, чем с любым министром!

– Да, это Говард посоветовал ему перейти на коттеджи, – кивнул Фишер. – Он сказал, что породистость скота улучшалась и так уже слишком часто, и люди начинают посмеиваться. Ну, и пэрство, разумеется, тоже надо чем-то заслужить, бедняга до сих пор не лорд. Смотрите-ка, а мы не одни.

Они шли по следам автомобиля, оставив его позади в овраге, где он все еще громко гудел, как какой-то громадный жук, раздавивший человека. Колеи в земле вывели их к повороту дороги, которая одним концом шла в том же направлении, что и следы машины, и вела к видневшимся вдалеке воротам парка. Было очевидно, что машина ехала по длинному прямому отрезку пути со стороны парка и вместо того, чтобы свернуть по дороге налево, продолжила ехать прямо, по траве навстречу гибели. Но внимание мистера Фишера приковало к себе не это открытие, а нечто более существенное. На углу белой дороги, неподвижная, как указательный столб, темнела одинокая фигура. Это был крупный мужчина в грубом костюме охотника, с непокрытой головой и взъерошенными волнистыми волосами, которые придавали ему какой-то диковатый вид. При ближайшем рассмотрении первое впечатление рассеялось, и фигура приобрела более привычный вид: джентльмен просто вышел из дому без шапки, не особенно тщательно причесавшись. Как издалека, так и вблизи было видно, что он очень крепок, и вообще, мужчина чем-то напоминал какое-то благородное дикое животное, что особенно подчеркивали его глубоко посаженные, если не сказать запавшие глаза. Впрочем, у Марча не было времени рассмотреть его внимательно, поскольку, к его безмерному удивлению, проводник его спокойным голосом обронил: «Привет, Джонни» – и, не обмолвившись ни словом о катастрофе, прошел мимо него, как будто тот действительно был указательным столбом. Факт будто бы незначительный, но ему суждено было стать первым в череде невероятных событий, к которым вел Марча его новый эксцентричный друг.

Человек, мимо которого они прошли, с подозрением проводил их взглядом, но Фишер продолжал невозмутимо шагать по прямой дороге, к воротам большого поместья.

– Это Джон Берк, путешественник, – наконец снизошел он до объяснения. – Я думаю, вы о нем слышали. Знаменитый охотник на крупную дичь и все такое. Простите, что не остановился, чтобы вас познакомить, но я не сомневаюсь, вы с ним еще встретитесь.

– О, я, конечно же, читал его книгу! – горячо воскликнул Марч. – Особенно мне понравилось, как он описывал тот эпизод, когда они узнали, что слон подошел к ним, только когда громадная голова заслонила луну.

– Да, юный Холкетт пишет чертовски увлекательно. Что? Вы разве не знали, что Холкетт написал за Берка его книгу? Единственный предмет, с которым умеет управляться Берк, это ружье, но книгу-то им не напишешь. Нет, тут, конечно же, не все ложь, он действительно храбр, как лев, или даже храбрее.

– Вы, похоже, решительно все о нем знаете, – заметил Марч, удивленно рассмеявшись. – Да и не только о нем.

Высокий лоб Фишера неожиданно покрылся морщинами, во взгляде появилось странное выражение.

– Я знаю слишком много, – произнес он. – В этом моя беда. В этом беда всех нас, вот что главное! Все мы знаем чересчур много. Друг о друге, о себе. Именно поэтому нечто мне неизвестное так заинтересовало меня сейчас.

– Что же это? – полюбопытствовал его спутник.

– Почему умер этот бедолага.

Они прошли по прямой, как линейка, дороге почти милю, время от времени заводя подобные разговоры, и у Марча появилось неповторимое ощущение, будто весь мир выворачивается наизнанку. Нельзя сказать, чтобы мистер Фишер о ком-то из своих родственников и знакомых из высшего общества отзывался откровенно неодобрительно, кое о ком он говорил даже с восторгом. Только все они стали казаться совершенно иными мужчинами и женщинами, которые просто имели те же имена, что и мужчины и женщины, о которых чаще всего писали газеты. И все же никакие яростные обвинения не могли открыть глаза молодого журналиста шире, чем эта холодная осведомленность. Ощущение было такое, будто он оказался по другую сторону театральных кулис.

Они дошли до больших ворот со сторожкой, к удивлению Марча, не останавливаясь, миновали их и продолжили путь по бесконечной белой ровной дороге. Но до встречи с сэром Говардом времени оставалось еще много, а ему было любопытно узнать, чем закончится эксперимент его нового друга. Открытая равнина давно осталась позади, и теперь половина белой дороги казалась серой в тени огромных сосен Торвудского парка, которые сами походили на серые столбы под навесом. Казалось, что здесь даже днем, когда вокруг светит яркое солнце, царит ночной мрак. И все же скоро среди них стали то и дело появляться просветы, напоминающие отблески окон из разноцветных стекол. Дорога шла все дальше и дальше, пока деревья не стали расступаться и густой лес не сменился молодыми рощицами, в которых, по словам Фишера, целыми днями охотились гости. Пройдя еще ярдов двести, путники наконец увидели первый поворот.

Здесь стояло нечто вроде старой полуразвалившейся харчевни с вывеской, на которой еще можно было различить название: «Виноградные гроздья». Вывеска от старости почернела, и буквы на ней были почти не видны, но саму ее трудно было не заметить, потому что она очень четко вырисовывалась на фоне неба и серых лугов. Хотя надо сказать, что вид это заведение имело не более приветливый, чем виселица. Окинув взглядом неказистое здание, Марч заметил, что выглядит оно так, будто вместо вина здесь подают уксус.

– Хорошо сказано, – оценил Фишер. – Да так оно и есть, если вы настолько глупы, что станете заказывать здесь вино. Но пиво тут совсем неплохое, да и бренди тоже.

Марч, пребывая в некотором недоумении, вошел следом за Фишером в трактир, и возникшее у него смутное чувство отвращения отнюдь не растаяло, когда он увидел хозяина заведения, никоим образом не походившего на тех веселых и гостеприимных трактирщиков, которых описывают в романах. Этот тощий черноусый мужчина почти не раскрывал рта, зато черные глаза его почти все время находились в движении. Однако каким бы неразговорчивым он ни был, Фишеру все же удалось извлечь из него кое-какие сведения, для чего пришлось заказать пива и завести разговор об автомобилях (что, надо отметить, удалось ему далеко не с первого раза). Он явно считал трактирщика большим знатоком машин, посвященным во все таинства устройства механизма, управления и ошибок управления этими средствами передвижения. Фишер ни на миг не спускал с собеседника пламенного взора, точно Старый Моряк в известной поэме[3]. Результатом этого загадочного разговора стало своего рода признание в том, что определенная машина соответствующего описания останавливалась рядом с трактиром примерно час назад, и из нее вышел некий уже не молодой мужчина, который обратился к хозяину трактира за технической помощью. На вопрос, не просил ли посетитель оказать ему помощь какого-либо иного рода, трактирщик коротко ответил, что джентльмен наполнил флягу и взял пакет бутербродов. И с этими словами не очень радушный хозяин торопливо вышел из зала и захлопал дверьми где-то в темных глубинах своего заведения.