Мученик англичан - Эдмон Лепеллетье

Все присутствовавшие сняли шляпы и расступились перед императором и его верным Бертраном.

Все это происходило в Бриаре, имении Бэлкомба, где поселился Наполеон по прибытии на остров Святой Елены.

Он расположен в южной части Атлантического океана в 1800 верстах от западного берега Африки. Площадь острова около 200 квадратных верст и представляет собой величественную пирамидальную массу темно-зеленого цвета.

Бриар, красивое местечко, единственное на всем острове, было частично занято Наполеоном в ожидании, пока будет готов предназначенный ему павильон Лонгвуд. Так как Наполеону понравился Бриар, то англичане отказали ему в разрешении жить здесь постоянно. Все, что могло смягчить горечь плена для изгнанника, безжалостно и бесчеловечно отнималось у него. Он захотел приобрести этот веселый коттедж, но получил сухой, непоколебимый отказ, и ему пришлось переселиться в Лонгвуд – самую нездоровую часть острова. Это была одна из бесчисленных придирок английского правительства, причем в довершение всего коменданту острова Хадсону Лоу было поручено без пощады и милосердия изводить самолюбивого пленника мелочными придирками.

Наполеон, переселившись в Лонгвуд, очень сожалел как о живописной местности и цветущем тенистом саде в Бриаре, так и о семействе Бэлкомб. Оно состояло из отца и матери, двух сестер, Джэн и Элизабет, называемой сокращенно Бетси, и из двух мальчиков. Бэлкомб, служащий индийской компании, британский подданный, был одновременно банкиром и поставщиком острова. Вопрос продовольствия был важен тут, в этой естественной тюрьме, состоящей из скал и колючих растений, где ничего не росло, так что все надо было привозить.

Все семейство Бэлкомб было очаровано знаменитым несчастным гостем, проведшим здесь три первых месяца своего плена. Наполеон также подружился с этими хорошими англичанами и забывал в их кругу, что когда-то владел чуть не всем миром. Он любил беседовать с ними, в особенности со своей любимицей Бетси, хорошо говорившей по-французски, принимал участие в играх молодежи, напоминавших ему счастливые дни в Мальмезоне и Сен-Клу, и такие же игры с королевой Гортензией, Каролиной и другими блестящими молодыми женщинами, окружавшими Жозефину.

Больше всего удручало Наполеона постоянное, вынужденное бездействие, страшно тяготившее этого энергичного, деятельного человека. Поэтому он время от времени посещал Бриар и с удовольствием предавался ребяческим развлечениям тамошней молодежи. Он был бы и теперь очень недоволен тем, что игра прервана, если бы это случилось не от извещения Бертрана о прибытии судна.

Идя по аллее бананов к дороге, Наполеон приказал Бертрану зайти к губернатору, чтобы получить, если возможно, сведения о прибывшем корабле, а затем продолжал один медленно подниматься по скалистой тропинке по направлению к своей темнице в Лонгвуде. Дорогой он вынул из кармана зрительную трубу, которую всегда носил с собой, на ходу развернул ее и протер стекла. Дойдя до природной платформы из обрушившейся скалы, он остановился, снял соломенную шляпу и отер вспотевший лоб, а затем направил на море трубу, стараясь найти приближающийся корабль. Но тот, вероятно, скрылся за скалами, и, не найдя его, Наполеон, погруженный в глубокую задумчивость, продолжал свой путь. Тропинка раздвоилась и император повернул направо. Но не успел он сделать и несколько шагов в этом направлении, как грубый голос из чащи кустов крикнул: «Стой!» Наполеон вздрогнул, остановился и, не сказав ни слова, вернулся на левую тропинку, ведшую в Лонгвуд. На оставленной им дорожке стоял английский часовой, преграждая дальнейший путь. Терпеливо снеся грубый окрик часового, император вернулся в свое жилище в Лонгвуде по единственной дозволенной ему дороге.

Отведенное ему помещение состояло из старой дачи, бывшей резиденции губернаторов острова, которую для Наполеона привели в несколько более обитаемый вид. Комната императора находилась внизу! там были два окна, стены обтянуты китайкой; стояла знаменитая кровать Аустерлица и Ваграма под белыми занавесками; в небольшой торфяной печке можно было развести лишь маленький огонь; на деревянном выкрашенном верхе камина стоял мраморный бюст Римского короля. В узкой комнате помещались еще комод, книжный шкаф и старый диван, обитый белой материей, где любил лежать Наполеон. На стене висел портрет Марии Луизы, а на столе, около будильника Фридриха, привезенного из Потсдама, стояла миниатюра – портрет Жозефины.

Рядом с этой комнатой было нечто вроде кабинета, где Наполеон принимал друзей и давал аудиенции. В таких случаях он надевал свой известный легендарный костюм: белые панталоны и жилет, зеленый мундир и маленькую шляпу. Обычно же он носил удобный в этом климате нанковый костюм, придававший ему добродушный вид колониста. Наполеон пополнел и уже чувствовал приступы болезни, которая унесла его в могилу. Дурное питание и нездоровая вода, полное отсутствие движения (потому что ездить верхом в сопровождении англичанина он отказался наотрез) пошатнули его здоровье, что с беспокойством замечали его друзья и доктор О'Мира.

Наполеон ежедневно делал лишь небольшую прогулку по саду, вокруг дома и время от времени, ожидая известий из Европы, поднимался на высокую площадку, откуда было видно море.

Осматривая в зрительную трубу горизонт, он надеялся увидеть парус, который принес бы ему известия из Франции, а может быть – письмо от жены или сына.

Но – увы! – ребенок был пленником Священного Союза в Вене и не мог писать отцу, что же касается Марии Луизы, то она совершенно забыла рядом с Нейппергом, которому дарила ежегодно по ребенку, что была когда-то императрицей Франции и женой Наполеона.

Придя домой, император приказал ввести генерала Бертрана как только он вернется от губернатора. Действительно, тот скоро прибыл и сообщил ему, что сведения о прибывшем корабле можно будет; получить только завтра или, в крайнем случае, сегодня вечером.

Наполеон поблагодарил его за усердие и, рассказав о происшествии с часовым, преградившим ему дорогу, попросил сходить еще раз в губернаторский дом и сообщить там об этом обстоятельстве.

– Я прошу тебя немедленно довести до сведения губернатора, что я протестую против того, что за мной так шпионят и преграждают дорогу даже во время прогулок! – резко сказал он. – Неужели нельзя поместить часовых на высотах? Я по крайней мере буду тогда делать вид, что не замечаю их. Но зачем ставить солдат у меня на пути, на таких дорогах, в конце которых только пропасти и море?

– Государь, я передам ваше законное требование.

– Я был вынужден поселиться здесь против законов наций и не признаю никакого права держать меня здесь как пленника.

– Губернатор, как видно, желает лучше наблюдать за вами, ваше величество? – заметил Бертран.

– Не думают ли они, что я хочу бежать? Я не имею такого намерения. Но все-таки скажи губернатору, что своего слова в этом я не даю и не дам никогда, потому что это значило бы признать за Англией право считать меня своим пленником, – заключил Наполеон, вставая с дивана.

Бертран записал слова Наполеона в записную книжку и с сияющим лицом обратился к императору.

– Так что вы, государь, согласитесь исчезнуть отсюда, если представится случай?

Наполеон пристально посмотрел на Бертрана и ответил:

– Я увижу, что мне делать, когда этот случай представится. Или, может быть, ты слышал, Бертран, что мои приверженцы хотят приехать за мной? – прибавил он, подумав с минуту. – Разве во Франции заботятся обо мне и желают освободить меня отсюда?

– Я думаю, государь, судя по мнению одного англичанина, что ваши друзья во Франции хлопочут о вашем освобождении. Для этого составлен целый план, известие о котором принесла только что прибывшая с мыса лодка.

– Почему же ты не сказал мне об этом тотчас же, как узнал?

– Я боялся, государь, чтобы этот слух не оказался ложью или какой-нибудь ловушкой со стороны губернатора, и хотел проверить его.

– Ах так? Ну, ты хорошо сделал. Так, значит, дело идет о попытке серьезной, о плане, имеющем шансы на успех?

– Да, государь, но подробности не известны. Все, что я знаю, – это лишь то, что вы получите план этого проекта вашего бегства в шашечнице, которая будет прислана вам неизвестным другом.

– В шашечнице? Отличная мысль! – задумчиво сказал Наполеон. – Посмотрим, обсудим… Я не давал слова оставаться узником. Я подумаю, позволят ли мне бежать как простому арестанту мои достоинство, честь и забота оставить сыну неприкосновенное право на престол. Но все же как только что-нибудь станет известным, сообщи мне.

– Государь, может быть, пришедшая в порт лодка имеет какое-нибудь поручение к вам.

– Ты передашь мне это своевременно, Бертран, а пока отправляйся к губернатору и передай ему мой протест против дурного обращения со мной, против насилия, не допускающего для меня даже прогулки.