Комната спящих - Фрэнк Тэллис

– Только поглядите! – воскликнул смотритель и обвел все вокруг широким жестом, заставив туман заколыхаться. – Час назад с болот нанесло.

– А скоро прояснится?

– По-разному бывает. Когда скоро, а когда и нет.

– Вы не могли бы мне помочь? Я доктор Ричардсон. Меня ждут в Уилдерхоуп-Холл, новой больнице в Данвич-Хит.

Видимо, смотрителю это название ни о чем не говорило.

– Телефон в будке сломался, – продолжил я. – Можно позвонить по вашему? Иначе, боюсь, придется провести здесь всю ночь.

Смотритель показал мне дорогу в свой кабинет, и я позвонил мистеру Хартли, который на этот раз проявил гораздо меньше понимания.

– Сейчас приеду, надо же вас забрать, – проворчал он.

Смотритель сообщил, что Данвич-Хит всего в пяти милях отсюда:

– Долго ждать не придется.

Он запер кабинет, и мы вместе зашагали по платформе. Когда дошли до края, он сел на велосипед, пожелал мне доброй ночи и, нажав на гудок, скатился вниз.

Я встал под козырьком и попробовал смотреть по сторонам, но ничего не мог разглядеть. Тишина царила удивительная. Ни единого звука. Мимо на очень маленькой скорости проехала машина, и следующую я увидел только через полчаса, когда прибыл мистер Хартли.

Мистер Хартли оказался высоким человеком крупного телосложения с изрытым оспинами лицом и носом картошкой. Волосы были зачесаны на один бок, глаза скрывались за круглыми линзами очков. Мистер Хартли оказался не слишком разговорчив, что в сложившихся обстоятельствах было вполне простительно. Я несколько раз извинился за опоздание, но это не заставило его смягчиться. Мистер Хартли продолжал хранить молчание. По пути в больницу мы проехали всего одну деревню под названием Уэстлтон. К счастью, туман наконец начал развеиваться, и мистер Хартли поехал быстрее. Мы проделали еще около мили, дорога пошла ухабистая, и пришлось упереться рукой в приборную доску, чтобы не вылететь из машины. Через некоторое время мы проехали между двух четырехугольных колонн, и я заметил впереди россыпь тусклых огоньков.

– Уилдерхоуп, – произнес мистер Хартли.

Мы подъехали ближе, и я увидел, что больница представляет собой не одно здание, а несколько – центральный блок с пристройками по бокам. Машина остановилась возле каменной террасы. Выйдя наружу, я отошел немного назад, чтобы как следует разглядеть свой новый дом. Было слишком темно, чтобы различить какие-то детали, но я все же увидел сводчатые окна, декоративные бойницы и башню. Поблизости что-то шумело. Прислушавшись, я понял, что это море.

– Сюда, пожалуйста, – сказал мистер Хартли. Он стоял перед машиной с моим чемоданом.

Мы поднялись на веранду, и завхоз достал из кармана пальто связку ключей. Отпер дверь, и мы вошли в просторный, но тускло освещенный вестибюль. Стены были оклеены обоями в викторианском стиле – мрачные бордовые полоски оживлял несколько полинявший золотистый цветочный узор. У лестницы стояли доспехи, которые уже лет двести никто не полировал. Вслед за мистером Хартли я поднялся на первый марш, где мы прошли прямо под головой оленя с черными стеклянными глазами. Когда дошли до второго этажа, мистер Хартли отпер еще одну дверь, включил свет и провел меня в широкий коридор, по обеим сторонам которого виднелись ряды дверей. Он протянул мне ключ.

– Вот, других ключей вам не понадобится, сэр. В остальных комнатах на втором этаже никто не живет.

Мне показали спальню, кабинет, маленькую кухоньку и ванную. Мебель была простая и практичная, за исключением элегантного антикварного бюро, украшенного красивой резьбой. Я представил, как сижу за его столешницей и пишу монографию.

– Принести вам завтрак сюда, сэр? – спросил завхоз. – Или пожелаете присоединиться к медсестрам в столовой для персонала?

– Если вам не трудно, хотелось бы позавтракать здесь.

– Я скажу миссис Хартли. В семь утра нормально?

– Более чем.

– Чуть не забыл! Звонил доктор Мейтленд. Приедет завтра в пол-одиннадцатого. Так что раньше его не ждите. – Мистер Хартли убрал ключи обратно в карман. – Есть вопросы, сэр?

Я хотел попросить чашку чаю, но не осмелился.

– Спасибо большое. И за то, что забрали со станции, тоже. Очень любезно с вашей стороны.

Завхоза моя благодарность нисколько не тронула. Он довольно резко произнес:

– Спокойной ночи, сэр.

Я запер дверь, ведущую на лестничную площадку, и начал распаковывать чемодан. Развесив рубашки в платяном шкафу, сложил другую одежду в ящики, а остальные вещи – по большей части книги и документы – отнес в кабинет.

Покончив с этим, я отправился в ванную, умылся и почистил зубы. Раковина была глубокая, поверхность ее покрывали тонкие трещинки. На обоих кранах были круглые эмалевые медальоны, черными буквами на них было написано «Гор.» и «Хол.». Подняв голову, присмотрелся к своему отражению. Пальцем оттянул веко и поглядел на бледно-розовую слизистую оболочку.

Вдруг раздался звук, напоминающий вздох. Прямо у меня за спиной.

Уставившись в зеркало, я убедился, что в ванной никого нет.

Маловероятно, чтобы кто-то скрывался в коридоре. Шагов я не слышал, только этот странный вздох. Тем не менее я решил проверить, даже заглянул в несколько смежных комнат, проверяя, нет ли там кого.

Из крана продолжала течь вода, и я уже собирался вернуться в ванную, чтобы выключить ее, но какое-то смутное предчувствие заставило меня замереть. То же самое испытывает человек, не решающийся пройти под стремянкой, потому что это дурная примета. Собственная впечатлительность рассердила меня, я решительно зашагал по линолеуму, взялся за вентиль и с силой повернул, выключая воду. Снова посмотрел на свое отражение, на этот раз с легкой опаской, и вынужден был заключить, что выгляжу неважно: цвет лица желтоватый, глаза красные. День был долгий, я определенно переутомился. Голова пульсировала от боли.

Я вернулся в спальню, надел пижаму и лег в кровать. Слушал тихую музыку набегающих на гальку волн, и мне казалось, будто Лондон далеко-далеко. Я снова подумал о маленьком происшествии в ванной. Если услышанное мною на самом деле было просто шумом в трубах или, скажем, результатом специфической акустики здания, удивительно, до какой же степени этот звук напоминал человеческий вздох. Это обстоятельство меня смущало.

Я повыше натянул одеяло в свежевыстиранном, накрахмаленном пододеяльнике, и потянулся выключить лампу. Я очень утомился за день, но заснул далеко не сразу.

Глава 2

Никогда не забуду, как в первый раз вошел в комнату сна. Спустился по лестнице в подвал в сопровождении Мейтленда, безупречно одетого и подкреплявшего воодушевленную речь энергичными жестами. Он открыл дверь, и я шагнул за порог, преодолевая не только физический, но и психологический барьер. Медсестра сидела на своем месте, единственная настольная лампа создавала в темноте островок света. Раздавались знакомые звуки электроэнцефалографа, но главное, на что я обратил внимание, – шесть занятых кроватей. Шесть женщин в белых рубашках крепко спали, у одной из них от головы тянулись провода, будто головное украшение какого-то племени.

Наркоз, или лечение глубоким сном, как метод возник в двадцатых годах, хотя, если верить Мейтленду, продолжительный сон является одним из старейших способов лечения в области психиатрии. Тысячи лет люди используют алкоголь, чтобы «забыться», а в девятнадцатом веке некоторые передовые врачи пытались лечить душевнобольных при помощи опиума и хлороформа, но только с появлением барбитуратов наркоз шагнул на новый уровень. Мейтленд был пионером и продвигал новый метод лечения, сочетавший продолжительный сон с использованием современных лекарств и электрошоковой терапии.

В первое же утро Мейтленд разъяснил мне разработанный им лично режим.

– Наша цель – поддерживать наркоз на протяжении не менее чем двадцати одного часа в день. Каждые шесть часов пациентов будят, водят в туалет, моют, дают им лекарства, еду, витамины. Раз в неделю проводят электрошоковую терапию. Тщательно следят за давлением, температурой, пульсом, дыханием, а также потреблением жидкости, мочеиспусканием и функционированием кишечника. Существует риск паралитической непроходимости, поэтому необходимо регулярно использовать слабительное и измерять обхват живота. Если возникают какие-то проблемы, сразу делается клизма.

Мейтленд переходил от кровати к кровати, изучал карты, время от времени делал замечания.

– Всем пациентам каждые шесть часов дают дозу хлорпромазина, от ста до четырехсот миллиграммов. Когда все в порядке, можно ограничиться меньшей дозой, однако ее необходимо увеличить, если пациент взволнован или не спит. В самых сложных случаях дают амилбарбитурат. Так как это лекарство может вызвать привыкание, регулярно делается электроэнцефалограмма, чтобы проверить, кто из пациентов в группе риска. – Мейтленд указал на окутанную проводами женщину.