Может быть, он? (СИ) - Лабрус Елена

Он тепло улыбнулся, отогнал непрошеные мысли. Гироскутер остановился у крыльца. Прямо с него Мир шагнул на ступеньку и, преодолев лестницу в два прыжка, открыл дверь на веранду.

— Мам, ты здесь?

Скривился от громкой музыки, ударившей по ушам. Но именно потому, что она звучала, понял: здесь.

Этим летом веранда в доме Ирины Владимировны Сарматовой из тихого местечка для чтения, чаепитий и созерцания природы превратилась в нечто среднее между сауной, армейской казармой и ночным клубом, полным ритмичной музыки, криков мускулистых инструкторов и пота.

Мирославу пришлось преодолеть целую полосу препятствий из беговой дорожки, разбросанных гантелей, мячей, ковриков и новенького блестящего велотренажёра, на котором мать самозабвенно крутила педали, чтобы попасть на кухню. Проявить чудеса сноровки, чтобы не споткнуться, не поскользнуться, не уронить пакет с бутербродами и кофе и не отбить себе копчик.

Он уже поставил завтрак на барную стойку и включил воду, чтобы помыть руки, когда Ирина Владимировна обернулась и убавила громкость.

— Ты не забыл: мне зерновой?

— Я не забыл, мам, не забыл, — вздохнул Мир.

— Всё же думаю у меня непереносимость глютена, — ответила женщина, активно крутя педали.

— У тебя нет целиакии, мам, — покачал головой Мирослав. — Выдумывать себе новые болезни — это что, сейчас модно?

— Сейчас модно ходить к психологу, — ответила она, тяжело дыша, но не сбавляя скорости, от которой монитор её сердечного ритма пищал как датчик взрывного устройства. — Кстати, думаю записаться. Как считаешь, тот к которому ходил ты, хороший специалист? — спросила она и тут же продолжила, не дожидаясь ответа: — А от глютеновой пищи я чувствую себя как беременный бегемот, у меня тяжесть и вздутие. Иди сюда, — резко остановив педали, она махнула рукой, показывая на большой монитор на руле. Её новый тренажёр был настолько напичкан всякими высокотехнологичными штуками, что хоть в космос запускай.

Мирослав посмотрел через плечо, вытирая руки. На экране в разноцветных взрывах фейерверка сияла надпись «Победа!», а Ирина Владимировна сияла гордой предсмертной улыбкой «Я сделала это!». Если уж она поставила себе планку сжечь тысячу калорий, то ни за что не отступит, пока не преодолеет. Даже если это будет означать сердечный приступ или обморок. Она, похоже, была близка и к тому и другому, но его пятидесятисемилетняя мать не привыкла отступать.

— Мам, ради всего спиртного, ты себя укатаешь, — Мирослав скользнул по ней взглядом, невольно оценивая, не вызвать ли «Скорую».

Сдёрнув со спортивной скамейки полотенце, она смерила его взглядом «Не дождёшься!» И Мир не мог не признать, что его мать была в отличной форме. Не только для своего, для любого возраста. В тонусе её держали целеустремлённость, амбициозность и отличные скандинавские гены. Мирославу в наследство, похоже, достались лишь последние: рост, голубые глаза и русые волосы.

— Не будь занудой, — фыркнула она и ткнула пальцем в грязную полосу на его руке. — Ты что с утра уже крутил свои гайки?

— Нет, это так, — Мирослав стёр грязь полотенцем и швырнул его в корзину, что стояла в углу за беговой дорожкой. — Подарок? — показал он на велотренажёр, уходя от расспросов о себе.

Она закатила глаза.

— Почему сразу подарок? Я что должна экономить на собственном здоровье?

— Чёрт возьми, не должна, — развёл руками Мир, посмотрел на новые кроссовки, стильные наушники, монитор сердечного ритма.

Он догадывался, с чем связано её очередное увлечение, в этот раз спортом. Одно из двух: либо у матери новый бойфренд, моложе её, минимум, на полжизни, либо у отца новая подружка.

И очень надеялся ошибиться: и то и другое было противно. Как и то, что, когда бы Мир ни приехал, у Ирины Владимировны непременно были дела.

В последние недели он приезжал к ней каждый понедельник. Каждый грёбаный понедельник в одно и то же время вставал на гироскутер и проезжал полгорода, чтобы привезти завтрак из её любимой кофейни — «калорийную и вредную еду», что она позволяла себе раз в неделю. И обязательно у неё или стирка, или мойка окон, или в саду, надев респиратор, она борется с вредителями на цветах, или, как сейчас, тренировка. Словно всё было важнее, чем он.

Мирослав сидел и терпеливо ждал. Она всегда заставляла его ждать. В детском саду, в школе, в аэропорту. Ещё ни разу не было иначе. Даже когда, как сегодня, он приезжал на полчаса позже, чем обещал.

У барной стойки, сидя лицом к панорамному окну в сад, он достал из пакета принесённый завтрак и раскладывал прозрачные ломтики слабосолёного лосося на листья салата внутри разрезанного пополам батона зернового хлеба, когда Ирина Владимировна вернулась из душа, поцеловала его в щёку и обогнула стол, чтобы сесть напротив.

— Ты собрался в таком виде идти на встречу с отцом? — не столько удивилась, сколько выразила неудовольствие она.

Мирослав молча подал ей кофе.

Нет, он надел шорты, потому что ему так удобно, а не потому, что у отца в офисе строгий дресс-код. Но в ответ лишь стоически вздохнул и машинально посмотрел на часы.

— Во сколько он тебе назначил?

— Это я ему назначил, мам, — всё так же ровно ответил Мир. — Ближе к обеду, потому что в одиннадцать по понедельникам приезжаю к тебе. Но ещё не знаю, пойду ли.

— Ну ты хотя бы подумал над его предложением? — сняла она пластиковую крышку и отхлебнула кофе с края бумажного стакана.

— Над каким из его предложении? — Мирослав разрезал бутерброд пополам, наискосок, как она любила и выложил на тарелку.

— На тем, чтобы возглавить компанию.

— Хм, — он пропустил сквозь пальцы волосы, убирая со лба чёлку. — Какую компанию? Компанию отца? Его жизнь, свет, детище? Любовь всей его жизни? Компанию, что мне неинтересна в принципе? Ни как работа, ни как бизнес, ни как семейный проект? Эту компанию ты предлагаешь мне возглавить?

— Может, это твой шанс устроить всё по своему вкусу? Вдохнуть в неё новую жизнь, — откусила она бутерброд.

— С чего бы это? — удивился Мир. — Отец её не отдаёт. Он хочет поставить меня управляющим, то есть швейцаром у своего кабинета и как обычно отдавать свои распоряжения, только уже через меня. Сделать козлом отпущения, на которого будет так удобно повесить свои просчёты и неудачи. Я ведь заслужил: не оправдал, не окупил, не проявил.

Мир отхлебнул из своего стакана и, сжав хрустящую корочку, тоже откусил бутерброд.

— А какое ещё он сделал тебе предложение? — жуя, нахмурилась Ирина Владимировна.

— Что заплатит мои долги. Если я соглашусь, — также с полным ртом ответил Мир.

— Значит, ты ничего не теряешь.

— Ничего? — усмехнулся он. — И правда, кроме самоуважения. Но это же так, пустяк.

— Мир, он хочет помочь.

— Помочь? — Мирослав тихо засмеялся. — Это называется помочь? Нет, мам. Он хочет ткнуть меня носом в дерьмо, показать, что я ни на что не гожусь, ничего не умею и без его помощи ни с чем не справлюсь. Но я справлюсь. Без него. И без его драгоценной компании.

— И где ты возьмёшь пять миллионов? — сказала она таким тоном, словно и мысли не допускала, что он способен. — Да что пять, даже миллион? У тебя долги. У тебя проблемы. Ты до сих пор не пришёл в себя после аварии. Ты работаешь в автосервисе вместе со всеми этими… — скривилась она. — Ты даже живёшь там, на свалке металлолома!

— И что? — Мир с трудом разжал зубы. Пока она говорила, он стиснул их так, что челюсти свело. — Я, по-твоему, щенок? Дрессированная собачка, которая должна попрыгать на задних лапках, повилять хвостом и преданно заглянуть хозяину в глаза, чтобы получить еду? Я справлюсь, мам. Со всеми своими проблемами. Без его «помощи», — показал он кавычки.

Кусок встал поперёк горла. Но маме разговор аппетит не испортил.

— У тебя два высших образования, Мирослав. Диплом MBA. Ты мог бы работать, где угодно. Топ-менеджером в любой компании, какую пожелаешь. А ты работаешь автослесарем.

— Автомехаником.

— Да какая разница!