Может быть, он? (СИ) - Лабрус Елена

Но Мирослав знал, что виноват. Что скорость была слишком большой. Что выбор был: выкрутить руль вправо или влево, чтобы уйти от столкновения. И он выбрал неправильно. Он выбрал — и она погибла. И он не знал, как им всем объяснить, что больше не может и не хочет жить как раньше. Что больше ничего и никогда не будет как раньше. Что нельзя просто перешагнуть и забыть.

Нельзя. Недопустимо. Невозможно.

Мирослав встал на гироскутер. Мотор мягко застрекотал. Чуть с запозданием включилась музыка.

— В два часа, Мир. В воскресенье, — крикнула ему вслед мать.

Он кивнул. Наверное, где-то в душе он так и остался послушным, добрым, готовым в лепёшку расшибиться ради мамы и папы ребёнком. Но он научился принимать альтернативные решения.

Когда на скорости Мирослав свернул на дорогу к «Экосу», небо огненной плетью рассекла молния и, оглушая, загремел гром.

А когда доехал до начала забора, ограждающего производственные цеха, на землю упали первые капли дождя.

На пустой остановке затормозил автобус. Двери с шипением открылись и выпустили кондуктора. Укрываясь от дождя, женщина побежала за кофе.

Кристина Валерьевна, усмехнулся Мир, снова вспомнив девушку.

На полу в машине её ждали удобные «тапочки»: в красивые туфли на каблуках она явно переобулась, прежде чем выйти. На пассажирском месте лежало распечатанное объявление о вакансии.

Чёрт! Она приходила в «Экос» на собеседование?

Мирослав резко затормозил у проходной. И как был, в шортах с грязным гироскутером подмышкой, поднялся в кабинет отца.

Глава 3

— Кристина Валерьевна, я говорила, что у вас свободный график и вы предупреждали, что сегодня с утра вас не будет, но он и слышать ничего не хочет, — тараторила секретарь, пока я шагала по коридору. И говорила больше сама с собой, чем с личной секретаршей директора:

— Блин, какого чёрта! В кой веки выйдешь на работу к обеду, а не в восемь утра раньше всех, и обязательно именно в этот день что-нибудь срочное.

По спине пополз холодок: надеюсь, он не знает, куда я ходила? Не поэтому рвёт и мечет? А то голову мне генеральный директор компании «Органико» открутит за визит к конкурентам в «Экос» быстрее, чем красавчик Мирослав колесо.

Нарушаем, Кристина Валерьевна… улыбнулась я вспомнив.

Не просто нарушаем — рискуем по-крупному!

— А что за отчёт?

— Я не знаю, — едва поспевала за мной секретарь. Испуганное выражение, как приклеилось к её маленькому бледному личику с редкими веснушками в первый день работы, так и не проходило, словно она работала в радиоактивной лаборатории, а не в шикарной директорской приёмной. Девчонка выглядела затюканной, измождённой и на последнем издыхании. — Степан Аркадьевич сказал, вы должны были какой-то сделать.

— Должна? Я директору не подчиняюсь. Я подчиняюсь главному бухгалтеру, вот пусть с неё и требует, а я сделаю, если она мне скажет. Странно только, что она ничего не сказала, — пробубнила я себе под нос.

— Но он требует вас. К себе в кабинет.

— Серьёзно? — резко остановилась я и развернулась. — Ну, пошли. Раз требует.

— А отчёт? — чуть не врезалась в меня секретарь.

— Вот заодно и про отчёт узнаю.

И я, конечно, догадывалась, откуда растут ноги у этого неожиданного интереса директора к моей особе. То к обеду выкати ему выписку. То вечером занеси в кабинет сверку. То позвони в банк. То ответь на один вопрос, то на другой. Я и вакансии начала просматривать не потому, что он мало платил или расти в компании некуда. Мне здесь нравилось, но намёки генерального становились всё прозрачнее, намерения всё определённее, мой рабочий день всё длиннее и всё больше совпадал по продолжительности с его. И всё шло к тому, что выбора он мне не оставит.

— Вы что, прям так и пойдёте? — догнала меня секретарь, когда, бодро вышагивая на каблуках и опасно размахивая сумкой, я дошла до нужной двери.

— Ну, хотелось бы, конечно, принять ванну, выпить чашечку кофе, или хотя бы руки помыть, — усмехнулась я. — Но человек же сказал: ему срочно. А кто я такая, чтобы заставлять себя ждать?

— Но к директору так нельзя, — сглотнула перепуганная секретарь. — Без звонка. Без доклада.

— И что случится? Он меня съест? Не успеет превратиться из дракона в человека и испепелит на месте? Испугается и подавится?

— Нет, но… — совершенно не понимала бедняжка шуток. И это я даже про «не успеет застегнуть ширинку» не сказала.

— Неужели уволит? — страшно округлила я глаза и прикрыла рот. — Ужас, где же ещё я найду другое такое замечательное место с мизерной зарплатой, неограниченной нагрузкой и бесконечным унижением? И это я сейчас не про себя, — покачала я головой. — Кать, иди хоть воздухом что ли, подыши: лето на дворе, если вдруг ты не в курсе. Кофейку попей в тенёчке на лавочке. Музыку послушай. Парню напиши.

— У меня нет парня, — пискнула она и покраснела.

— Напиши подружке. Иди, иди, Катерина. Расслабься. Ничего с твоим драгоценным Жулебовым не случится. Если что, я умею оказывать первую помощь. Непрямой массаж сердца. Дыхание рот в рот. Приём Геймлиха, — изобразила я резкий толчок под рёбра, как делают, если человек подавился.

Видимо, убедила. Бедняжка слабенько улыбнулась. И ослушаться не посмела.

— И съешь что-нибудь, — крикнула я ей вдогонку. — Это приказ! А то свалишься ещё в голодный обморок, — добавила себе под нос.

Пересекла приёмную и открыла дверь в директорский кабинет. Без стука.

— Степан Аркадьевич! — слегка кивнула, приветствуя генерального. — Звали?

— М-м-м, Кристина Валерьевна, — обернулся он от аквариума. — Наконец-то!

Аквариумами в кабинете было заставлено полстены, но он стоял у того, где в небольшом стеклянном кубе с подсветкой плавал единственный ярко-синий петушок и в данный момент, как бы это сказать помягче, в общем, трахал самочку. Чего-то там крутился вокруг неё, помахивая богатым хвостом, характерно сгибал упругое тельце и делал короткие подрагивающие движения.

— Наконец-то? — покосилась я на падающие на дно белые икринки, хотя, конечно, просилось спросить: «Соскучились?»

— Не поздновато вы являетесь на работу? — демонстративно посмотрел на часы директор.

В тёмно-синей рубашке, ярко-синем шёлковом галстуке с золотым зажимом, он и сам смахивал на нарядную бойцовую рыбку. Хотя ни эта пи…жонская дорогая прищепка, ни аналогия, ввиду происходящих в аквариуме событий, совсем мне не нравились.

— Я предупре… — начала было я.

Он насупил брови и перебил:

— Предупреждали? Главный бухгалтер сказала: вы отпросились на два часа.

Я судорожно втянула воздух, и теперь мои брови уползли вверх по лбу: отпросилась? Вообще-то и не должна была. Но директор постучал пальцем по циферблату часов на руке:

— А прошло три. С половиной.

Хм… Главный бухгалтер соврала. Петушок поспешно собирал со дна аквариума икринки. Парализованная самочка медленно шла ко дну.

— Она что, умерла? — испугалась я за рыбку.

Степан Аркадьевич сообразил не сразу. Повернулся к аквариуму.

— А! Нет. Хотя смертельные случаи бывают. Особенно если петушок активный, опытный, а самочка молодая, — сдвинул он брови к переносице и смерил меня взглядом.

Ну, не так уж я молода и неопытна, хотелось ему возразить. Мне двадцать восемь. И петушки у меня были. Разные. Особенно запомнился последний. Уплыл, правда, с изрядно ободранным гребешком, но хвост тоже пушить умел. Так что не надо меня запугивать. Я не из пугливых.

Невзрачная рыбка пролежала в анабиозе пару секунд, потом дёрнулась и снова поплыла вверх. Я с облегчением выдохнула. Смени телефон и заблокируй его везде на хрен, посоветовала я со знанием дела. Но та, непослушная, глотнув воздуха, сама полезла к красавчику. Бывшие — боль, от которой никак не избавиться.

— Да вы не стесняйтесь, подходите ближе, — проследив за моим взглядом, подозвал Степан Аркадьевич.

Встал сзади. Положил руки мне на плечи. Наклонился.