Игры ветра. Рассказы, миниатюры - Ольга Мацкевич

Становится чуточку легче, когда видишь, как она торопится к тебе на встречу, как перебегает улицу, как, входя в кафе, отряхивает зонт, одновременно развязывая шарф, но легче становится не надолго, потому что видишь, даже отвернувшись и уткнувшись лбом в стену, все равно видишь, как она садится за пустой столик, оглядывает зал и терпеливо безропотно ждет тебя, ждет несколько часов, в то время как ты здесь, на улице, мокрый, грязный и без цветов, стоишь, прижавшись к шершавому камню, и холодные струи дождя текут по твоей спине. Ведь ты этого не выбирал, ты просто сам не заметил, как так получилось, ведь ты в жизни не обидел бы это дорогое тебе существо, может быть последнее, которое тебя еще любит. Конечно это оно всему виной, это темное воинство, эти мыслящие (и хитро мыслящие!) существа!

Большой глоток обжег человеку горло, он закашлялся и с силой потер глаза, то ли пытаясь привести себя в чувство, то ли чтобы избавиться от стоящих перед глазами образов.

На репетиции в понедельник. Разве он хотел говорить друзьям все эти грубые глупые вещи, разве хотел вести себя как безумный, молотить кулаками в стены, бить чашки, разбрасывать вещи, будто они его злейшие враги? Напротив, он всегда с почтением относился к вещам, ведь их кто-то делал, кто-то вкладывал в них свою душу, свое умение, свой талант. Талант… он похож на варенье, на которое летят осы и мухи.

– Может быть, не будь его у меня, эти сущности оставили бы меня в покое? – но в голосе его не надежда, а лихорадка, и случайный собеседник качает головой и отодвигается еще немного дальше.

– Нет, – думает один человек, – стоит совсем немного расслабиться, и они уже тут как тут, уже грызут, уже набрасываются, как тараканы на оставшиеся после ужина крошки, как только выключишь свет. Свет нельзя выключать, никогда нельзя выключать свет!

Влажные синие сумерки обступают человека со всех сторон, будто желая успокоить начинающуюся лихорадку. Он касается руками темных деревьев, потому что они всегда понимают, всегда слушают, в отличие от тех, кто остался в маленьком душном баре за закрывшейся дверью.

Желтые реки электрического света льются по мокрому асфальту, человек закрывает глаза и шепчет прямо во влажную кору дерева.

– Они никогда не слушают, они только едят, едят и трепятся, трепятся и едят! Но они же все чувствуют, все понимают, они же просто не могут, потому что никто не позаботился о них, никто не оставил для них зажженную лампу в коридоре, никто не приоткрыл для них дверь. Их же тоже обманывают, их же тоже заманивают в эту трубу и там показывают только тарелки и вилки, мягкие диваны и жестокие новости.

Люди не виноваты, это все эти ненасытные темные существа, эта жадная орда, которая присосалась к каждому, вот к каждому глубоко-глубоко, так глубоко, что сердце выворачивается, когда пытаешься хотя бы представить насколько.

Темнота хлюпает под ногами мелкими лужами, человек идет по улице и жадно глотает открытым ртом воздух. Ему кажется, что он пьет саму темноту и отказаться от этого яда нельзя.

Можно ли нас еще разделить? Ведь они у каждого из глаз глядят, эти темные существа. Они хитры и коварны, но я хитрее, ведь я человек, и у меня есть скрипка, которая дает мне еще одну пару глаз, еще одно сердце, еще одну душу, чтобы разгадать их хитрый камуфляж, чтобы сломать их зловредные планы. И они знают это и потому летят на меня все.

Всего несколько часов назад они почти обманули, почти смутили меня. Она была так похожа на нее! Нет, не просто похожа, она была в точности как она. Я же не сумасшедший, я из миллиарда узнаю этот профиль, этот оттенок волос, эту манеру прикладывать руку к горлу, будто бы ей не хватает воздуха в душном зале, среди всех этих людей и их взглядов. Я играл соло, и в это время у нее зазвонил телефон, и она сняла трубку. Сняла трубку и стала говорить по телефону. Она не слушала! Боже, не знаю, как я не кинулся со сцены, чтобы придушить ее там же, за уставленным закусками столиком! Наверное, потому, что звучала музыка, и я должен был продолжать играть. Кто-то из музыкантов наступил мне на ногу, потому что скрипка визжала в моих руках, будто зверек, которого медленно давит гранитным прессом. И тут она повернулась и посмотрела мне в глаза. Фатальная ошибка! Можно подделать что угодно – жест, мимику, весь внешний облик, – но только не взгляд, только не взгляд! Это был двойник, двойник с ее лицом и с их темными глазами. Я понял, я разгадал. В эту же минуту они заставили двойника собрать вещи и уйти. Партия сыграна со счетом 1:0 в мою пользу.

– Но чего мне это стоило! Видите, как они хитры, видите, что они делают? – крикнул он спрятавшимся от дождя под козырьком дворовым собакам.

В подъезде пахло землей и котлетами, и этот запах напомнил человеку еще один вечер. В тот раз они хотели подобраться к нему через инструмент.

Скрипка была вялая, совсем не звучала, он ничего не мог из нее выжать, играл механически и в какой-то момент вдруг понял, что кто-то другой управляет его мыслями и действиями, а он сам только наблюдает за всем этим со стороны.

– Но она помогла мне, мой ангел, – шепнул он пожарной лестнице, – и скрипочка зазвучала, затрепетала, задышала снова, паучьи слюни исчезли и показались крылья бабочки, прекрасные разноцветные крылья.

Я не помню, что было потом, и как я вернулся домой. Это плохо, потому что постоянно нужно быть начеку, чтобы не допустить их новой атаки, но так трудно сохранять ясность сознания, когда у тебя жар. А у меня жар, я болен, я потерял слишком много сил, но здесь, в этой комнате я в безопасности, здесь они до меня не доберутся, нужно только больше света. Моя последняя победа подорвала и их силы тоже, теперь они вынуждены будут, наконец, предоставить меня себе самому хотя бы на время.

– Но где же свет, почему так темно?

Она улыбается грустно, но берет его за руку, она зажигает свет.

Если есть темное воинство, должно быть и светлое. Если есть светлое воинство, в нем должна быть она.

– Ты и скрипка – вот мое белое воинство, – думает человек.

Она обнимает его, она шепчет «все хорошо, поспи». Она будет рядом всегда: он будет играть, она будет слушать – вот их неприступная белая крепость, которая выстоит против дикого натиска темного воинства.

ПИСЬМО

Ветерок вырывается из узкого медного носика и разлетается по комнате паром. Человек снимает с горячей плитки чайник, обжигаясь и вздыхая. В голове у него темно и холодно как в космосе.

Под руку привычно бубнит маленький телевизор. Благообразный седой еврей сообщает, что ежедневно в Иерусалим в департамент потерянных писем приходят тысячи посланий Господу Богу. Там их освобождают от конвертов, раскладывают по ячейкам, а затем отвозят к Стене Плача, где сжигают со специальной молитвой. Еврей говорит, что один предприниматель, бывший на грани разорения, после такого письма выиграл в лото приличную сумму, а одна семейная пара, которая никак не могла завести детей, теперь счастливо живет, имея полную семью. Загадочно щурясь, он приводит еще множество примеров людей, которые растерялись, оступились, запутались, устали, измучались и, наконец, обрели надежду.

Откуда-то из глубин подсознания, как из черной дыры выходят на поверхность и выстраиваются перед взглядом человека различные предметы. Их очертания неверны и стерты, и потому он никак не может вспомнить, что именно все их объединяет.

Пар от горячего чая поднимается вверх и щекочет нос. Человек чихает и сдавленно хихикает. От этого в голове как будто проясняется, и из холодной темноты к нему на встречу выступает изящный женский силуэт. Вместо лица маленькая белая звездочка.

То зажигается… то гаснет.

Никогда и ничего в своей жизни человек не желал так сильно, как вспомнить ее лицо. Передача сменяется рекламой, затем фильмом, последними вечерними новостями, анонсом на завтра. Чай совсем остыл. К сахарному печенью подбирается кошка.

Человек силится вспомнить женское лицо, всматриваясь в свое собственное отражение в черном стекле окна, но думает уже не о ней. Щемящая, волнующая жалось к себе самому наполняет все его существо. Жить, значит выбрать одно из двух: либо помнить, либо не помнить. Нельзя оставаться посередине. Чертова передача, ведь уже почти получилось забыть, ведь с самого утра почти получилось…

От этой мысли человек пугается, хватается за ручку и бумагу – пишет. Он просит у Бога еще одной встречи с ней. Еще хотя бы одной встречи… во сне.

В полночь человек отправляется спать.

Через раскрытое настежь окно вместо долгожданного сна ветер всю ночь шепчет ему о чем-то своем.

БЕНГАЛЬСКИЕ ОГНИ

В тихий снежный вечер накануне Нового года один человек отправился на литературную встречу. Впервые в жизни он решился прочесть свои стихи кому-то еще. В одиночестве человек шел по белой от снега улочке в маленькую библиотеку. Снег уютно скрипел под ногами и мягко падал ему на плечи, будто подбадривая, будто говоря «не бойся, все будет хорошо».