Человечина - Сергей Агафонов

После того как стихли аплодисменты, мужички одетые весьма приметно: красные кушаки, фиолетовые кафтанчики запахнутые на женскую сторону, кружевные розовые панталоны, лапти не на ту ногу — ввезли на телеге корыто с главным блюдом. Это были круто сваренные в кувшинках жабы.

От такого сюрприза жаренные петухи захлопали крыльями и запели, морские свинки воскресли и бросились наутек, саранча застрекотала, а пиво выдохлось. Но что поделать, если даже в аду человечины не видали со времен гастролей знаменитого престидижитатора Лео ди Толстого, читавшего лекции о непротивлении злу насилием…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

После этого случая с Татаем и его женой Цуной все в деревне пришли к твердому убеждению: Цуна наконец — то понесла!

Никто уже не умывался, не готовил горячую пищу и не ходил до ветру ни по маленькому, ни по большому. Хозяйство забросили. Все лежали по возможности в тени своих хижин, а то и просто на солнцепеке и лениво сквернословили.

Пуганам было раздолье. Они приносили свою хань прямо под нос деревенским. Пока деревенские ее лопали, пуганы ходили по домам и дворам и прихватывали все, что приглянулось. Никто им в этом не препятствовал.

Один Татай время от времени отвлекался от восстановления своего жилища, чтобы шугануть пуганов и обегал односельчан с увещеваниями, что, мол, поспешили они забить на нынешнее свое бытие, ведь Цуна сама не понимает — понесла она или нет.

Действительно, Цуна, как ни в чем не бывало, ходила в лес собирать съедобные плоды и коренья, на речку ловить рыбу и раков, ковырялась в огороде в поисках посеянных по весне корнеплодов, ухаживала за домашней живностью, затеяла вывести вшей у Татая, для чего мазала его по три раза на дню керосином.

Но это никого ни в чем не убеждало. Повальное ожидание светопредставления продолжалось.

Остроухие лизуны и их признанный вожак Наяп презирали и одновременно жалели соседей и родичей за такое глупое поведение. Но что поделаешь. Не всем дано, окуклившись, выйти затем на вселенские просторы остроухими перепончатокрылыми долгоносиками. Большинство все же превращается, еще хорошо, если в бородавочников, как Татай, или в чесапелей, как его жена Цуна, а то, ведь навсегда остаются тапирами, древопийцами и козоблюдками, что, вообще странно — колдовать обучены все.

Однажды лизуны собрались за околицей, чтобы погасить солнце и заодно потолковать о последних деревенских событиях. Только встали, сцепившись крыльями в круг, и начали топтание против солнца как из-за ближайших зарослей орешника выглянула бабушка Наяпа — Янга.

Причиной, оторвавшей почтенную козоблюдку от сладостного ожидания светопредставления, были частые визиты ее младшего сына Татая. Он являлся к матери с увещеваньями не лопать хань и заняться личной гигиеной, а так же домашней экономикой так как лоно Цуны пока никаких обнадеживающих сигналов не подает и одновременно рассказывал подробности событий предваривших их столь знаменательное для всей деревни соитие. Мимоходом Татай разобрал родительский хлев и свел их мерзотов к себе на двор.

В результате старуха сделалась в обиде на внука за его иронические высказывания в отношении деда. Эта обида действовала на нее сильнее, чем долгожданная беременность Цуны. Поэтому Янга оставила Пачу лежать и лопать хань в тенечке, а сама побежала сживать Наяпа со свету.

"Хорошо бы" — думала она по дороге — "и друзей его сжить…" При этом ее бурый морщинистый пятачок покрылся жемчужным потом, а пот благоухал сиренью.

Остроухие начали обмениваться жвачкой из глины, банановых листьев и крупной соли, чая необыкновенного возбуждения без которого солнце не погаснет.

Янга, уразумев чего удумали огольцы, бросилась со всех ног в деревню к колдуну по имени Фуема. Бабка так ловко перепрыгивала через ямы, что нарыли беспризорные теперь пучеглазые коги, что зловонные блестящие щаповеи вместо того, чтобы оплестись вокруг двенадцати ножек Янги и не дать ей сойти с этого места пока не расскажет сказку, довольно загукали и встали в стойку прихода.

Фуема, наханившись, крепко спал. Пришлось козоблюдке пустить колдуну в нос газы. Фуема побледнел и проснулся. Собрал свои щеки с земли, подобрал живот и спросил:

— Чего тебе, Янга, накануне конца времен понадобилось?

— Я нынче здорово сомневаюсь на счет конца времен, — ответствовала солидно подбоченясь старица, — Сейчас мой собственный племянник Наяп со своей бандой солнце гасит за околицей, где орешник растет.

— Да ну! — изумился Фуема и стал соскребать с травянистого двора свой липкий зад.

— Насколько я знаю, — продолжала ошарашивать колдуна старица, — если конец света наметился, то солнце всякая шпана, хоть и с высшим образованием, а хоть и с ученой степенью так запросто не погасит, а вот глядишь ты…

Солнце погасло. Из-за его теперь темной громады вышел некто в колпаке с бубенчиками и длинным носом. Некто раскланялся и столкнул солнце в бездонную пропасть. Вместо солнца на небосвод черти выкатили луну и все вокруг оказалось залито мертвено-серебристым светом, а в неровностях окружающей действительности легли глубокие синие тени. Некто в колпаке с бубенчиками и длинным носом сделал дяде и тете ручкой и зашел за серебрянный диск Луны.

— Во, блин… — протянул Фуема и тут же взвился, — Ты, старая, куда смотрела? Не могла смазать им?

— Я не смазать им хочу, а извести их. — спокойно сказала Янга.

Фуема серьезно посмотрел на пожилую козоблюдку.

— Ну пошли…

— Они идут. — прохрипела рация.

— Понял. Группе захвата приготовиться…

— Девять, восемь, семь, шесть… Отбой, группа!

— Что такое?

— "Кукушка" идет.

— Ничего, успеем… Отсчет!

— Девять, восемь, семь, шесть, пять…

— "Черусти", «черусти» — вызывает "отдых"!

— Отбой, группа! Я — «черусти». "Отдых", в чем дело? Мы их уже видим…

— Мы тоже. Сворачивайтесь, и на базу. Приказ отдал "наркотик"…

— Вечно он…

— Ладно тебе, майор… Отдыхайте!

— Есть!.. Уходим, ребята. На базу…

— Чего так, батя?

— Караван опять заказан?

— Учебная тревога, пацаны…

— Тяжело в ученье — легко в бою!

— Эх, какая потеха сорвалась!

— Разговорчики!

— Да вот же они идут! Я могу до крайнего рукой дотронуться…

— Ты ему лучше подметки срежь…

— Ха-ха-ха!

— Старшина, объявите им наряд вне очереди!

— Доигрались…

— Что ж, не ценит Родина своих защитников…

— Эй, любезный!