Гора трех скелетов - Артур Баневич

– Мы о Боснии. – Голос у нее был мягкий, я бы сказал ласковый. Так и хотелось погладить ее, приласкать… Отнести на кушетку, прижаться, заплакать, забыть обо всем на свете… Босния… Ах ты, нехорошая девочка! Почему все красивые такие нехорошие?

– Понимаете, Босния – это… И вообще…

Комната покачивалась и плыла куда-то в сторону Балкан.

– Босния… Там ведь живут боснийцы. То есть мусульмане. Самые настоящие… Нет, правда. Вы только представьте себе – две жены… Три! Целый взвод жен, и все законные… И на кой черт это им, зачем?! У меня вот – ни одной. И я ни в кого, подчеркиваю, ни в кого не стреляю!.. Давай выпьем! Классная ты баба!.. Как это хорошо, что ты пришла ко мне…

Она улыбалась. Улыбалась и слушала.

Иглы, торчавшие из обтянутого плетенкой водительского кресла, были длиной в три сантиметра. Если учесть, что у мужчины средней упитанности слой мяса примерно такой же величины, тому, кто сел на них, я бы не позавидовал.

– Похоже, это кровь, – предположил я, приглядываясь к ржавому налету на иглах. – Неужели сработало?! А сирена?

Анджей Хрусляк, хозяин «тойоты», уж никак не был тем, кто испытал на себе действие моей ловушки: вся кровь его до единой капли была при нем. Судя по цвету лица, ее было даже больше, чем надо.

– Сирена?! – завопил он. – Да вся улица на ушах стояла. Она что у вас – корабельная, эта сирена?!

Тихая, вся в виллах и коттеджах, улочка с интересом слушала нас.

– Не хочу ничего слышать, – давился злобой пан Хрусляк. – В два часа ночи устроить такое светопреставление! А тут знаете кто живет?! Ну ладно, с соседями я как-нибудь объяснюсь, а как я объясню вот это? – Он указал пальцем на мое приспособление.

– Полицейские видели?

– Вся свора!

– Свора, вы говорите? – искренне удивился я. – Их было так много? И это из-за попытки угона?

Судя по всему, соседи у пана Хрусляка были действительно люди серьезные. Собственно, чтобы убедиться, достаточно было взглянуть на припаркованные у заборов тачки здешних оболтусов. А то и прислуги. Картину портили только мой серенький «малюх»[2] и какая-то старенькая «шкода» с помятым бампером.

– Вы понимаете, что натворили?! – Он вдруг перешел на шепот: – Этот фраер сыграл жмура. Копыта откинул. Вот здесь…

– Копыта…

Мой клиент был одет как Берлускони, а изъяснялся как уголовник. Но вовсе не форма его высказываний поразила меня. Поразило содержание. И даже очень…

– Ты что, глухой? У этого гада случился инфаркт, вот здесь. Вот на этом гадском месте. Из-за твоей холерной сирены… Или из-за того, что у него вся жопа была продырявлена!.. Я разговаривал с юристом. Так вот, если дело не удастся замять, мне знаешь, что светит?! Это же, считай, мокруха!.. – Сказанное до такой степени поразило самого пана Хрусляка, что он даже снова перешел на «вы». – Мы так не договаривались, пан Малкош. Труп – это уже слишком. Не знаю, может, все и рассосется, может, эти дырки в заднице не свяжут с инфарктом… Ну я, конечно, дал на лапу сержанту… тому, что писал протокол… Так вот знаете, сколько я ему дал? Семь сотен, курва!.. – Голос его опять окреп. – Все, что было в бумажнике!.. В общем, этот мусор про эти ваши иглы не написал… Так что с вас семьсот злотых, пан Малкош.

– С меня?! – Я чуть не поперхнулся. – И это после того, как у вас, пан Хрусляк, не угнали любимый автомобиль?! Мне, конечно, жаль…

Он не дал мне договорить:

– Жа-аль?! Ему, видите ли, жаль!.. А вот мне вас – нисколько!.. Вы эти семьсот злотых принесете мне в воскресенье. В зубах принесете. И снимете эту свою гадскую механику. И с машины, и там – на моем складе. Разговор закончен… Это чтобы я из-за какого-то идиота парился на нарах?!.

Руку мне пришлось срочно сунуть в карман. Она как-то сама собой сжалась в кулак.

– Но ведь я же показывал вам… И потом ни один прокурор, даже самый, как вы выражаетесь, гадский…

И опять он перебил меня:

– Все, хана! Конец базара. До воскресенья. А в понедельник я позвоню тому, кто мне порекомендовал вас… Я всем вашим клиентам позвоню! Всем, слышите?!

И я пошел в сторону ворот из кованого железа, из этаких невозможным образом выгнутых и переплетенных прутьев. Богатая, сытая, самоуверенная сволочь… Гад, ползучий гад, тронуть которого не было никакой возможности. Попробуй-ка тронь ядовитую гадюку!..

Я сидел в темном вагончике, любуясь смутным силуэтом поллитровки. В ней еще было. И если б я прибавил оставшееся к тому, что уже употребил, пан Хрусляк стал бы величиной с пробку от «Житней». Ну хотя бы в моем возбужденном воображении.

Когда я услышал этот звук, решение упиться в хлам еще окончательно не созрело. Сидеть и решаться я мог еще долго, еще часа два как минимум. И все же я встал. Я взял валявшийся в углу полуметровый кусок тяжелого кабеля, я взял его в руки и вышел наружу. Кто-то ходил по стройке. Опять. В третий раз за последние несколько ночей. Было темно и холодно. На электричестве у нас экономили, так что весь свет на территории был от соседнего здания. Но сейчас, в третьем часу ночи, света практически не было.

Ночной гость, который уже наказал охранную фирму «Марк-секьюрити» на тысячу баксов (мы ведь оплачивали украденное), проникал на стройку одним и тем же путем: через наваленную у забора кучу кирпичей. Так ему было удобней – спускаться на территорию как по ступенечкам. В том, что это был именно он, не было ни малейшего сомнения. Негодяй заявлялся на вверенный мне объект только в мое дежурство. Два его прежних визита могли бы сойти за случайность, но этот третий!..

Я положил на кирпичи несколько пустых консервных банок. Как ни странно, ловушка и на этот раз сработала. Бряканье уроненной железяки было для меня как пение военной трубы. И тут уж я показал класс. В первую очередь я метнулся к воротам. Спугнутые грабители, как правило, дают деру, и чаще всего в сторону своей автомашины. Бежать в панике они могут, разумеется, и на своих двоих, но что-то подсказывало мне, что тачка имела место. На худой конец, велосипед. Этот тип, спускавшийся на дело по кирпичикам, знал толк в удобствах и комфорте. Он просто должен был быть автомобилистом. Взобравшись на ворота, я осмотрел улицу. Из трех находившихся на ней машин одна показалась мне знакомой. Старенькая «шкода» стояла дальше других. Если бы спугнутый звоном бросился к ней, я бы увидел его бегущим по улице. Но на улице никого не было, и слава богу: вряд ли я смог бы догнать его после возлияния…

Спрыгнув на землю, я обошел стройку вокруг. Было хоть глаз выколи. К тому же дул ветер, заглушавший мои шаги. Я даже не крался, я просто шел. Шел и, честно говоря, не верил, что в здании кто-то есть. И тут я увидел свет, промелькнувший на втором этаже. Все дальнейшее было делом техники. В доме был черный ход. Вот к нему-то я и побежал, опять же вокруг здания. Фонарик я включил только на лестнице.

Тому, кто меня интересовал, света вполне хватало. На этот раз воровством он не ограничился. На втором этаже разгорался костер из сложенных штабелем дверных рам. Когда я заглянул в квартиру № 4, этот вандал уродовал стальным прутом оклеенную обоями стену. Она уже вся была изодрана. В строящемся доме мало что можно привести в полнейшую негодность так быстро и эффективно. По самым скромным прикидкам, касса моего работодателя лишилась еще нескольких сотен баксов. А ведь расходы господина Марковского были в каком-то смысле и моими расходами.

Я хотел с ходу врезать ему по башке. Увернулся он в самый последний момент. Кабель со свистом обрушился на плечо вредителя и рикошетом сокрушил его челюсть. Мгновением позже кто-то из нас опрокинул стоявший на полу керосиновый фонарь. Тот, кому я, похоже, сломал ключицу, чуть не сшиб меня, когда рванул на лестницу. Ударившись о косяк, он, громко вскрикивая от боли, побежал вниз по ступенькам.

Я уже был в каком-то метре от него и на этот раз наверняка не промахнулся бы, если б не другой, свалившийся мне на голову с третьего этажа, с ломом в руках. Я так и не достал преследуемого. Кабель уже был у меня над головой, когда тот, неизвестно откуда взявшийся, попытался размозжить мою голову. Свободной рукой я успел перехватить другой конец кабеля, и лом, скользнув по нему, врезался в стену. Собственно, заминка и спасла того, ушибленного мною. Новый противник оказался помоложе и пошире меня в плечах. К тому же он был совершенно трезвый. Впрочем, это не спасло его. Внезапно отпрянув – благо было куда! – я ударил его коленом в подбрюшье. Придурок с ломом крякнул, согнулся пополам, вот тут я и врезал ему по темечку кабелем. Это было что-то из области бильярдных фокусов. Голова его, отскочив от собственного лома, – классический свояк! – ударилась о стену. Я сверху врезал по ней левой, а когда он, вытаращив глаза, скрючился, поддел его коленом снизу. Лом, звякая, покатился по лестнице, а мой противник завалился на костер из дверных рам. На этом наш поединок и закончился. В дальнейшем бил только я, причем поначалу потому, что таких ублюдков бить надо, а потом уже с целью погашения его загоревшейся одежды. Может быть, со стороны это и не выглядело очень уж эффектно: бить лежачего всегда как-то неудобно. Но того, кто мог бы упрекнуть меня, на поле боя уже не было, и я попытался догнать его. Сбежав по лестнице, я, перепрыгивая через лужи, помчал к забору, к той куче кирпичей, которая любителю настенных художеств так приглянулась. С какой-то непостижимой легкостью я взлетел на ее вершину, перевалил через забор и спрыгнул на улицу. Опомнился я, когда был уже на полпути к тому самому дальнему и подозрительному, как мне казалось, автомобилю. Он-то и сбил меня с толку. «Шкода» стояла на прежнем месте, ушибленного в поле моего зрения не было. Да и гнаться за ним мне почему-то разом вдруг расхотелось. Слишком уж быстро он исчез. И только я подумал о том, что побежал он в другую сторону, как совсем уже близкая тачка заверещала вдруг стартером, завелась и, словно поперхнувшись, заглохла. И, уже схватившись за дверную ручку, я вспомнил, где видел этот драндулет с помятым бампером.