Особое задание - Юрий Колесников

— Кое-где пытались переправиться на этот берег, но им дали прикурить... — заметил шофер. — Есть, правда, и у нас потери...

«Неужели война?» — подумал Евгений.

В то утро многие еще не верили: «Не беспокойтесь, все обойдется, увидите... Ведь с Германией — договор!»

В горотдел непрерывно поступали сведения обо всем, что происходит в городе: самолеты с черными крестами сбросили бомбы на базарную площадь, убито несколько крестьян; около райисполкома сразило постового милиционера; на вокзал сброшены зажигательные бомбы; на нефтебазе загорелась цистерна с нефтью; пожар угрожал бакам с бензином, краны перекрыл сам заведующий нефтебазой, но это стоило ему жизни: он сгорел; пожар ликвидирован подоспевшими воинскими частями, которые уже заправляют свои бензовозы и танки...

Под конец примчалась городская пожарная команда. Долговязому начальнику команды намяли бока...

Евгений уехал с сотрудниками горотдела на «пикапе» к границе. На окраине города у развилки дорог красноармеец-регулировщик взмахнул флажком. «Пикап» остановился. На обочине стояла молодая женщина в нарядном белом платье. На руках она держала пухленького мальчика в матроске с игрушечной саблей через плечо. Регулировщик попросил довезти жену командира из пограничной части до деревни Вулканешты.

Сотрудник горотдела и шофер ответили, что они недавно оттуда и что сейчас там идет бой, но женщина стала упрашивать взять ее. Рыдая, она объясняла, что приехала накануне с границы к врачу, что дома остались две маленькие девочки, и все порывалась взобраться в кузовок «пикапа». Сотрудник уступил женщине с мальчиком место в кабине, и «пикап» помчался по дорожным ухабам. Навстречу шли санитарные машины и повозки, а к границе подтягивались артиллерия и пехота. Где-то в районе железнодорожного моста загрохотали зенитки. Далеко в небе вспыхнули белые шарики разрывов, в воздухе нарастал гул моторов. Приближались бомбардировщики с черными крестами. Они летели на большой высоте и, судя по всему, держали курс на военный аэродром.

«Пикап» мчался к границе. Жара в этот день была невыносимой. В пыльном мареве двигались войска. Красноармейцы шли с полной боевой выкладкой: в касках, со скатками, противогазами, саперными лопатками, флягами, котелками...

«Пикап» то останавливался, когда впереди создавалась пробка или шли встречные транспорты, то вновь срывался с места. У длинного и узкого деревянного моста, где брало свое начало тридцатикилометровое озеро Ялпуг, движение и вовсе замерло. Женщина с мальчиком решила... идти пешком, надеясь найти по ту сторону моста другую попутную машину.

Наконец передние машины тронулись. Юркий «пикап» вырвался вперед, но через некоторое время снова остановился. Из-под пробки радиатора со свистом выбивался пар.

— Окончательно перегрелся! — сказал шофер и выключил мотор. — Пойду к болоту за водой, иначе заклинит поршни — и тогда нам хана...

Женщина с ребенком тотчас же вышла из кабины. Ей удалось остановить обходившую «пикап» легковую автомашину, и она, забыв даже проститься со своими прежними попутчиками, уехала.

Вернулся шофер, ему помогли залить воду, потом по очереди крутили ручку. Наконец мотор заурчал, и «пикап» снова тронулся в путь.

Далеко впереди послышались глухие взрывы. Вскоре из-за бугра поползло вверх и стало растекаться в стороны облако густого черного дыма. Когда «пикап» добрался, наконец, до гребня бугра, Евгений впервые по-настоящему ощутил, что война началась...

Перед железнодорожным переездом творилось нечто невообразимое. Горели грузовые машины. Бушевало пламя вокруг трехтонного бензовоза, опрокинутого в придорожный кювет. Из разорванной взрывом цистерны ползли огненные языки. Темное облако дыма заволакивало небо. Люди метались среди этого хаоса: одни сбрасывали грузы с горевших машин, другие пытались сбить с них пламя. Отовсюду подносили раненых и грузили их в уцелевшие машины.

«Пикап» затормозил у самого переезда. В жиденьком кустарнике Евгений заметил ту самую машину с двумя запасными колесами сзади, в которую пересела женщина с мальчиком. Машина уткнулась в кустарник, боковые дверцы были распахнуты. Она напоминала подбитую птицу с распростертыми крыльями. Евгений подбежал к машине. Возле нее лежал убитый подполковник. Шофер сидел за рулем, безжизненно свесив окровавленную голову. От ветрового стекла остались одни осколки в углах. Но где же женщина с мальчиком? Озираясь вокруг, он заметил поодаль, в кустарнике, белое пятно. То, что увидел Евгений, приблизившись, заставило его содрогнуться. На земле, раскинув руки, лежала та самая женщина. Ее лицо было залито кровью. Возле нее, ухватившись ручонками за ее шею, сидел мальчик и, всхлипывая, твердил: «Мамочка, мамочка...» Подбежавший шофер пытался взять его на руки, но малыш кричал, отбивался и еще крепче прижимался к матери.

«Что же это такое?» — подумал Евгений и зажмурился. Из состояния полной растерянности его вывел окрик. Надо было ехать. Он взял на руки обессилевшего от крика малыша и направился к машине.

К границе они не попали. Оттуда в переполненных машинах и на подводах везли раненых. Пришлось «пикап» тоже отдать. Сотрудник горотдела поехал к границе на подножке попуткой машины с боеприпасами, а Евгений с малышом вернулся обратно в город. Там он передал мальчика родительскому комитету, только что образованному при Доме Красной Армии. Детей, оставшихся без родителей, было уже немало.

За эти несколько часов болградцы переменились неузнаваемо. Все как-то посуровели, повзрослели. Радио передавало правительственное сообщение о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. У госпиталя, разместившегося в школе, толпились молочницы. Они бесплатно раздавали молоко раненым.

Значит не провокация, а настоящая война! Но неужели же везде так? По всей границе? Мысли Евгения путались...

Вечером Евгений пришел в горотдел. Кое-кого из сотрудников уже не было в живых, несколько человек ранило, их отправили санитарным поездом в Одессу. Ранен был и начальник отдела Михаил Игнатьевич Студенцов, но работу не оставил. А ее прибавилось. Из разных мест поступали сведения о появлении парашютистов-диверсантов. Вести об этом быстро распространялись среди населения. Лазутчиков искали повсюду, хотя, как оказалось, их сбросили не так уж много. Но слухи! Они ползли и ползли: говорили, что диверсанты убивают крестьян, едущих в город на рынок; клялись, что видели в нескошенных хлебах несколько человек в необычной одежде; утверждали, что приземлилась группа головорезов во главе с бывшим жандармским офицером — сынком местного помещика и что они в какой-то деревне уже перерезали весь сельсовет; одни говорили, что наши войска отступают, другие, напротив, уверяли, что Красная Армия перешла в контрнаступление и теперь гонит врага на его территории...

С началом военных действий личный состав городского отдела полностью влился в действующую армию. Его сотрудники остались в частях, а Студенцова направили в распоряжение штаба корпуса. Туда же был откомандирован и Евгений Алексеев. Студенцов взял его в отдел, который ему было приказано возглавить. Вчерашние чекисты стали военными.

Как-то вечером Алексеев забежал домой. Мать поставила на стол молоко и пирог — пусть сынок поужинает. Но не успел Евгений сделать и двух глотков, как за ним зашел Смилянный. Он носил уже другую форму. Вместо синих петлиц на его гимнастерке алели малиновые и вместо двух «звездочек» выстроились в ряд четыре «треугольника». Оказалось, что начальника пожарной охраны за плохую подготовку команды уже сняли с должности и направили в распоряжение военкомата. По званию Смилянный был старшиной, и надо же было случиться, чтобы он попал в тот же отдел, куда был зачислен и Евгений. В отделе Смилянного назначили завхозом. Правда, вид у него был уже не такой заносчивый, однако он не преминул уязвить своего соседа:

— Для вас, молодой человек, война будто и не начиналась! Прохлаждаетесь... Молочко попиваете... Идите скорее, вас начальник требует!..

Студенцов начал разговор издалека. Военное командование интересовалось положением в тылу вражеских войск, наличием резервов немецкой армии и их передвижением по румынской территории.

— Установить все эти данные можно только взяв «языка», — сказал Студенцов. — Но сделать это не так просто. Противник осторожен. Время от времени он пытается форсировать Прут, но при этом не проявляет особой настойчивости. По мнению начальника штаба полковника Крылова, это ложный маневр. По-видимому, главный удар враг попытается нанести на севере Бессарабии, чтобы таким образом отрезать наши войска, расположенные южнее...

Студенцов замолчал. Достав из коробки длинную папиросу, постучал мундштуком о крышку и, поглядывая на карту, висевшую на стене, добавил: