Огонь без дыма - Зинаида Миркина

Внутри Господнего огня,

Чтоб ни одной моей черты,

А только Бог – через меня…

У смерти тоже есть предел.

Возможен сквозь нее прорыв:

Ведь Бог есть Тот, кто весь сгорел

И потому так полно жив.

«Я провожаю свет. А может быть, тебя…»

Я провожаю свет. А может быть, тебя.

А может быть, к тебе иду вослед за светом,

И, в розовый разлив всю душу погребя,

Я, может быть, сейчас вдруг понимаю, где ты.

«Одной душой, единым телом…»

Одной душой, единым телом

Мы были много лет подряд.

И я в глаза твои глядела,

Как в море на заре глядят.

Ты всей зарей, всем морем мне был.

Теперь, как на тебя, смотрю

Я только в утреннее небо

Да на вечернюю зарю.

Раздел II

«Говори – потому что умела молчать»

«Я молчу потому, что сосна говорит…»

Я молчу потому, что сосна говорит.

Я молчу потому, что поет красота,

Потому что божественный голос разлит

И я слушаю речь не имущего рта.

Я молчу потому, что есть крылья зари,

Я молчу потому, что речёт благодать

И я слышу верховный приказ: говори!

Говори – потому что умела молчать.

«А это важнее всего…»

А это важнее всего —

Окошко, ведущее в осень,

Летящей листвы колдовство

И шёпот задумчивых сосен.

Ни иволги, ни соловьев:

Задумались певчие птицы.

И вечное сердце моё

Внутрь смертного сердца глядится.

«Пусть годы жизни на исходе…»

Пусть годы жизни на исходе,

Пусть это твой последний миг,

Но если только взгляд Господень

Хотя бы раз в тебя проник,

Прожег своим священным жаром

Всю грудь твою хотя бы раз,

То жизнь твоя прошла недаром

И след горящий не погас.

«О Боге говорят так много!..»

О Боге говорят так много!

А я молчу перед сосной,

Сосновый запах – запах Бога.

Дух Божий – аромат лесной.

И прекращаются кочевья:

Ведь мы у мира на краю.

Остановитесь, как деревья,

И душу слушайте свою.

Какой-то звук, глубокий, верный,

Позвал – и снова тишина.

О Боже, как душа безмерна

И как незыблема она!..

«Свет закатный весь лес исследил…»

Свет закатный весь лес исследил,

Собирая всех единоверцев —

Тех, в чьей хрупкой, в чьей смертной груди

Вдруг забилось бессмертное сердце.

Есть один бессловесный пароль,

Обладающий сказочной властью:

Это нáсквозь пронзившая боль

И её затопившее счастье.

«Я мгновенье прекрасное длю…»

Я мгновенье прекрасное длю.

Я пишу, потому что люблю.

У любви – ни долгов, ни забот,

Ведь любовь постоянно поёт.

Даже если безмолвна она,

Неумолчно поёт тишина.

И поющее это молчанье,

Может быть, есть само мирозданье.

«Молчанье набирало силу…»

Молчанье набирало силу,

Как ствол древесный – вышину.

Молчанье душу мне растило,

Вот так, как Бог растил сосну.

Молчанье было той дорогой,

Что проходила через грудь

И приводила прямо к Богу.

Но это очень долгий путь.

«А вам нужна теодицея?..»

А вам нужна теодицея?

Снять надо с Господа вину?

Но кто промолвить слово смеет,

Разбив лесную тишину?

Утихли все земные вихри.

Великий штиль. Святая гладь.

О, Господи, дай мне затихнуть,

Чтоб увидать и услыхать!

Дуб, на царя царей похожий,

Обнялся с вековой сосной.

Та к Ты глядишь в меня, мой Боже?

Та к Ты стоишь передо мной?

Покой расправленной Вселенной…

Весть, не вместившаяся в ум.

Прости меня, мой Совершенный,

За эту дрожь, за этот шум…

«Не кончаются напасти…»

Не кончаются напасти

Ноги движутся едва.

Что же кружится от счастья

Майским утром голова?

А душа листвы моложе…

Неужели впрямь пойму,

Что Господь прорваться может

Через смерть, как свет сквозь тьму?

«Ты так спокоен, потому что прав…»

Ты так спокоен, потому что прав.

Ты так спокоен только потому,

Что Ты живешь, Собою всех обняв

И просквозив глубинным светом тьму.

Ты так спокоен, как высокий храм,

Ты так спокоен, как морская гладь.

Ты так спокоен, потому что нам

Свою всецелость должен передать.

«Ты говоришь: все наше море плача…»

Ты говоришь: все наше море плача

Осушит ликованье бытия,

Когда поймем, что ничего не значит

Ни боль моя, ни даже смерть Твоя.

Очнемся мы от спячки непробудной

И вдруг увидим цель и смысл пути.

Но это трудно, бесконечно трудно —

Быть может, так же, как на крест взойти.

Ни счастием, ни мукой не измерить

Твою непостижимую красу.

Я верую, мой Господи, я верю

И потому свой крест сквозь жизнь несу.

А песнь души так схожа с птичьим пеньем!

Ее не передаст ничей рассказ.

Кто знает, что такое воскресенье,

Тот, может быть, еще научит нас.

«Мне предназначено всё небо…»

Мне предназначено всё небо.

Меня оно, раскрывшись, ждет.

О, если б сил хватило мне бы

Раскрыться так, как небосвод!

Плывут белеющие горы

Над золотом лесных вершин,

Приоткрывая мне просторы

Моей, зажатой в плоть души.

Как почка эта плоть тугая.

Душа моя свернулась в ней

И содрогается, пугаясь

Неизмеримости своей.

«Мне нужно неба очень много…»

Мне нужно неба очень много,

Мне нужно много тишины,

Чтоб доросла душа до Бога,

Перерастая наши сны.

Мне нужно море, нужно поле,

Не разделенное межой,

Чтобы вобрать всю меру боли

И не назвать ее чужой.

«Немое небо было Словом…»

Немое небо было Словом,

Непредсказуемым и новым

В нем смыслы тайные, иные

Бледны, как знаки водяные.

«Миг совершенной красоты…»

Миг совершенной красоты.

Есть миг, в который время встало.

Душа вовнутрь себя вобрала

Господни вечные черты.

И миг, очищенный от сора,

Вдруг стал насыщенным раствором —

Переполненьем бытия,

В котором слиты Бог и я.

«О, Господи, как много сил мне надо!..»

О, Господи, как много сил мне надо!

Да нет, совсем не сил, а тишины,

Чтоб не бояться дьявола и ада,

Чтобы понять, что это только сны,

Что это лишь пугающие тени.

О, Боже, как Ты глубоко молчишь!

Какая тишь нужна для пробужденья!

Шум усыпляет. Пробуждает тишь.

«Бог остается нам не слышным…»

Бог остается нам не слышным.

Плоть – это плоть, а дух есть дух.

Он говорит намного тише,

Чем может различить наш слух.

Да, он не различим для слуха,

Не виден глазу наш Господь.

Дух обратится только к духу

В часы, когда замолкнет плоть.

«Высь в бледно-розовом узоре…»

Высь в бледно-розовом узоре.

Пространство стынет в тишине.

И точно так же, как в просторе,

Свет расправляется во мне.

Богослуженье в небосводе.

Рассветный час глубок и чист.

В сей час из сердца Бог восходит,

Как из набухшей почки лист.

«Нет больше блещущей лазури…»

Нет больше блещущей лазури,

Немого ликованья нет.

Но небо не нависло, хмурясь,

А мягко затаило свет.

Подсвет чуть видимый, случайный,

Высь переливчато бела.

И к сердцу прикоснулась тайна,

И тайна в тайну увела.

«Преображенье… Это очи…»

Преображенье… Это очи

Горе — и дальше, выше гор,

И сердца стиснутый комочек

Развернут вдруг во весь простор.

Настал конец тоске, обиде,

И унялась земная дрожь.

Та к вот когда ты все увидишь.

Та к вот когда ты все поймешь.

«В листве – луча косого нить…»

В листве – луча косого нить,

Плеск, веянье, прохлада.

Деревьям надо только быть,

А большего не надо.

Забуду помыслы свои,

Свои заботы скину.

Всё тише, тише, тише – и

Я с Деревом едина.

Я всей собой прильну к нему —

Совсем недвижны ноги —

И тут-то, тут-то, тут пойму

Всю истину о Боге.

Ну да, пойму сегодня я

Всем сердцем, так, как дети,

Что Он – условье бытия

Для каждого на свете.

И не прервется жизни нить,

Сквозь боль проглянет радость…

Ведь Богу надо только быть,

А большего не надо.

А как распелись соловьи

На празднике Господнем!

Я с ними в Божьем бытии

Участвую сегодня.

«Участвовать в росте деревьев…»

Участвовать в росте деревьев,

В рожденье и росте листа.

Участвовать в миротвореньи,

В восстанье из смерти Христа.

Бог нас не давил своей властью,

Он так нескончаемо тих…

Он только лишь просит участья

В делах чудотворных Своих.

«Совпасть с движением ствола…»

Совпасть с движением ствола,

С направленностью ели,

Чтобы душа, как лес, могла

Идти к незримой цели.

О, только б, только не свернуть,

Следя с сердечной дрожью,

Чтоб совпадали цель и путь

И наша воля – с Божьей.

Деревьям

Когда я с вами, я жива,

Хоть так же, как и вы, безмолвна.