Амаркорд - Тонино Гуэрра

Директор Зевс, дон Балоза - преподаватель закона божьего - и учитель греческого языка, прозванный за свой тоненький голосок Писклей, занимают позицию справа.

Но в тот самый момент, когда фотограф, испустив вопль: "Спокойно, снимаю!", уже готов щелкнуть затвором, Бобо симулирует припадок, вновь нарушая с таким трудом составленную композицию. И тут вмешивается директор Зевс. Он награждает Бобо парой тумаков - у того голова мотается из стороны в сторону, - а затем яростным взглядом пригвождает его к месту.

Именно такое выражение лица директора и запечатлел групповой снимок. На фотографии мы видим его грозный, чтоб не сказать кровожадный, взор, устремленный на Бобо, который замер, вытянувшись по стойке "смирно" и глядя прямо перед собой.

Урок физики

Из отверстия, проделанного в черном ящике, выбивается лучик света и освещает шар, укрепленный на небольшом стеклянном основании. Шарик отбрасывает овальную тень на стоящий рядом экран.

Мы слышим голос учителя физики Бонджованни и время от времени видим его руку, появляющуюся в световом поле, - каждое слово он подчеркивает выразительным жестом.

- Как вы можете убедиться, тень по своим размерам кажется больше, чем отбрасывающий ее предмет, что является результатом дивергенции, то есть расхождения лучей, которые испускает источник света. Ясно? Откройте окна.

В классе поднимается гвалт. Одно из окон распахивают Бобо и Бочка. Еще два - другие ребята. Окна почти что упираются в стены высоких домов напротив, отчего в классе постоянно царит полумрак.

За партами школьники, которых мы недавно видели во дворе. Среди них две девочки - одна маленькая, худенькая, неугомонная; другая - толстая, бледная и смиренная, как монахиня.

Учитель стоит за кафедрой, на которой в беспорядке громоздятся самые разные предметы для опытов: слепок человеческого уха, сигара, морковка, которую учитель то и дело подносит ко рту и откусывает по кусочку. Потом он ставит ногу в грязном башмаке на сиденье стула и начинает завязывать шнурок.

Урок математики

Учительница математики нарисовала на доске два прямоугольных треугольника.

- Если на сторонах прямого угла C' взять два отрезка, то C'A'CA, а C'B'CB.

Она быстро пишет эти буквы на доске, и ее мощная грудь вздрагивает и колышется под легкой тканью блузки.

Ребята, только что упиравшиеся ступнями в нижние перекладины парт, теперь осторожно опускают ноги на пол и начинают тихонько ими перебирать; парты, словно сами по себе, едут к доске.

Главный зачинщик - Бочка. Он бесшумно скользит на своей парте впереди, а за ним движется весь класс,

Учительница продолжает давать объяснения и писать на доске, по своему обыкновению резко, нервно, порывисто, и ее обширный бюст вибрирует и подпрыгивает все сильнее.

- Как мы уже сказали, если квадрат одной стороны треугольника равен сумме квадратов двух других его сторон, то угол, заключенный между этими двумя сторонами, является прямым. Отсюда следует, что два треугольника: ABC и A'B'C' - подобны, а поскольку угол C' - прямой, то прямым будет и угол C.

Она поворачивается и неожиданно видит придвинувшиеся к ней почти вплотную парты. На месте, посреди класса, осталась только одна парта, за которой сидят две девочки.

Урок истории

Учитель истории вызвал Бобо. Вопросы и ответы звучат так, словно это не урок, а какая-то викторина. Преподаватель - худенький человечек, похожий на усталую лошадь. Он непрерывно курит. Затянувшись, он вынимает сигарету изо рта, задает вопрос, потом вновь затягивается. Говорит он вполголоса, совершенно безразличным тоном. Единственное, что по-настоящему волнует учителя: как бы не уронить пепел с сигареты. Но он любит, чтобы столбик пепла был как можно длиннее.

- Чей сын Друз?

- Тиберия.

- Куда удалился Тиберий, когда отошел от управления государством?

- На Капри.

- Убийство Агриппины?

- Шестьдесят девятый.

Учитель делает пометку на лежащем перед ним листке. Бобо, обеспокоенный этим, спрашивает:

- Что, разве не в шестьдесят девятом?

Учитель медленно вынимает изо рта сигарету, следя за тем, чтобы не стряхнуть пепел. И говорит вполголоса:

- Нет. В пятьдесят девятом.

Бобо с досадой ударяет кулаком по кафедре, отчего столбик пепла обламывается и падает. Учитель в отчаянии закрывает лицо руками. И, не в силах сдерживаться, начинает истерически кричать:

- Я с тобой с ума сойду! Ты меня доконаешь!

Урок родного языка

Вонючка следит взглядом за мухой. Жердь чешет руку. Бочка расстегнул штаны и любуется тем, что там увидел.

Солнечный луч неожиданно освещает кафедру. Он падает из крайнего окна, чудом пробившись через заслоны высоких стен. Сквозь пляшущие в воздухе пылинки мы видим лицо учителя, он щурится от яркого света. Мы слышим его хриплый, простуженный голос и видим, как вылетающие изо рта брызги слюны сталкиваются с танцующими пылинками.

- "И она распустила свои шелковые косы на трепещущую грудь..." Ну, и так далее, и так далее.

Ребята за первой партой прикрывают лица носовыми платками, чтобы защититься от слюны декламирующего учителя.

Директор

Лицо директора гимназии Зевса. Злющим взглядом сверлит он одного за другим сидящих в классе учеников. На физиономии у него застыла постоянная угроза. Так и кажется, что он все время твердит: "Все вы у меня в кулаке! Всех вас вижу насквозь!"

Наконец, достигнув максимума тишины и внимания, он начинает урок грозным, рокочущим басом, скандируя для внушительности каждое слово:

- Аль-бу-ин под-пи-сал мир!..

Урок закона божьего

Дон Балоза ведет урок с закрытыми глазами. То и дело он обмахивается платком, который не выпускает из рук.

- Иисус представляет нам бога в виде отца. Бог - это отец всех людей. Но прежде всего он отец Иисуса. Иисус не присоединяется к всеобщему зову: "Отче наш!", а взывает: "Отец мой!"

Ученики слушают рассеянно, с отсутствующим видом. Мысли их витают где-то далеко.

Кто зевает, кто опустил голову на крышку парты. Слова дона Балозы повисают в воздухе:

- Иисус прежде всего сын божий. Он обладает таким же могуществом, как и его отец...

Бочка пытается дотянуться до сидящей впереди девочки. Вонючка и Жердь на цыпочках выходят из класса. Дон Балоза закругляется:

- А кроме того, существует еще дух святой, которого следует рассматривать в том же плане, что и отца и сына. Он, как и они, есть бог. Существует лишь один бог, но он в то же время и Иисус, и святой дух. Вот почему мы говорим, что бог триедин, то есть един в трех ипостасях...

Наконец священник открывает глаза и с удивлением видит, что класс опустел. На местах остались лишь две девочки.

Урок греческого языка

Пискля с большим пафосом декламирует по-древнегречески стихотворение Архилоха. Он почти в экстазе.

- Эпта некрон гар пезонтон ус эмарпсамен позйн кейлиой фонэес эймен... [семеро мертвыми пали, когда мы пешком их настигли, а нас - их убийц тысяча было... (древнегреч.)]

Затем смотрит на Бобо и повторяет специально для него особенно труднопроизносимое слово:

- Эмарпсамен.

Бобо, весь напрягшись и вспотев от усердия и страха, пытается повторить:

- Эмарп...

Но язык не слушается, и с губ его срывается звук, не только неблагозвучный, но почти что непристойный.

Класс разражается смехом. Бобо оглядывается на товарищей и говорит с притворным раздражением:

- Не смейтесь, идиоты, у меня и так ничего не получается.

Затем вновь поворачивается к Пискле, который смотрит на него с добродушным и снисходительным видом. Учитель даже слегка растроган его упорным стремлением справиться с нелегкой задачей. Бобо просит:

- Пожалуйста, повторите еще раз...

- Эмарпсамен. Обрати внимание на положение губ и языка... Эмарпсамен...

Бобо собирается с силами и совершает новую попытку:

- Эмарп...

Но вновь язык его подводит, и с губ срывается негромкий звук, вызывающий в классе дикий хохот. Мальчишки хохочут неестественно, преувеличенно громко. Один даже катается по полу от смеха. А Бобо снова оборачивается и говорит:

- Ну перестаньте, прошу вас... вы же видите, как это трудно...

Пискля вновь повторяет трудное слово:

- Эмарпсамен, эмарпсамен... Попробуй и ты быстро произнести два-три раза подряд, без перерыва... Может быть, в первый раз ты и ошибешься, но потом поправишься... У тебя обязательно получится...

Бобо несколько секунд молчит, чтобы вновь получше сосредоточиться. Потом решительно приступает:

- Эмарпс...

Вместо двух последних звуков опять раздается нечто неприличное, но теперь уже куда отчетливее. Бобо пытается произнести хотя бы только "псамен", но всякий раз изо рта вырывается одно и то же.

Он издает эти звуки все быстрее и быстрее, упорно и нахально, прямо в лицо учителю, который наконец начинает подозревать, что над ним насмехаются. Лицо у него мрачнеет, и, чтобы избавиться от Бобо, он кричит: