Враг из прошлого - Валерий Гусев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава II
«А что я нашел!»
Да, видно, и в старости наш отставной Матвеич тосковал по морю и кораблям. Нижняя комната у него называлась кают-компания, а верхняя, которую он отдал в наше распоряжение, называлась рулевой рубкой.
Она, правда, на рулевую рубку не очень-то была похожа. Но кое-что «рулевое» здесь имелось. Возле окна, похожего на иллюминатор, висел на стене настоящий дубовый штурвал, окантованный блестящими медяшками, и настоящий морской бинокль в кожаном футляре. А на другой стене висел в кобуре пистолет – при чем тут рулевая рубка?
– Располагайтесь, – сказал Матвеич. – Личные вещи можете сложить сюда. – Он приподнял крышку длинного деревянного сундука. – Рундук называется, спальное место. Кладовка по совместительству.
Кроме рундука здесь была еще и раскладушка-брезентуха.
– Я буду в рундуке спать, – сразу же заявил Алешка. – Уютненько.
– НА рундуке, – поправил его Матвеич. И напомнил: – Штурвал не крутить, пистолет не трогать.
– На карьер не ходить, – напомнил и Алешка. – А он где?
– А тебе зачем знать? – хитро спросил Матвеич.
Но не на того напал.
– А чтобы знать, куда не ходить, – хитренько ответил Алешка.
Матвеич подозвал его к круглому окну.
– Вон, видишь, лесок такой, реденький. За ним и карьер. Опасное место.
– Там кто-нибудь водится? – спросил Алешка с большим интересом. И с тайной надеждой. – Какие-нибудь монстры?
– Насчет монстров не скажу, не знаю. Но когда карьер закрыли, местные жители стали туда за песком ходить. Ну и таких нор нарыли, вроде пещер. А они время от времени обваливаются. Это ясно?
Алешка кивнул. Ему понравилось. Монстров нет, зато пещеры обваливаются. Тоже не скучно.
– Все, – сказал Матвеич. – Отбой!
– Еще не отбой, – возразил Алешка. – Димка еще посуду не помыл.
А я и не собирался. Но добавил:
– А Лешка – уши.
– Уши до завтра подождут, – снова возразил он. – До вечера.
Ага, или до четвергового вторника.
– Ладно, – отмахнулся Матвеич. – Сегодня отдыхаете, а уж завтра – на вахту. Отбой. – И он пошел к лестнице, обернулся: – Пистолет не трогать.
Как же, прямо сейчас и не тронем.
Как только шаги Матвеича стихли внизу, Алешка вытащил пистолет из кобуры. Он был какой-то странный, неизвестной нам системы.
– «ТТ», – со знанием дела заявил Алешка. – Боевое старье.
На рукоятке боевого старья была сделана красивая надпись: «Полковнику Сухареву от руководства МУРа».
Я забрал у Алешки пистолет и попытался вытащить обойму – не получилось. Курок тоже не взводился.
Мы не стали долго об этом думать и уложили пистолет на место – в кожаную, потрескавшуюся кобуру. Потом покидали свои вещи в рундук и застелили постели.
За окном уже совсем стемнело. Луны на небе не было, только мигали многочисленные звездочки.
– Дим, – вдруг прошептал глазастый Алешка, – а там что-то светится. В карьере.
Я всмотрелся в темную ночь. И правда: где-то вдали, за лесочком, светился желтый огонек. Иногда он на мгновенье исчезал, будто его заслоняла чья-то неясная тень.
– Болотные огни, – сказал Алешка с надеждой. – Привидения.
– Там нет никаких болот, – охладил его я. – Один сухой песок. А для привидений еще рановато.
– Да, – согласился Алешка, – привидения появляются в полночь. – Он помолчал. – Но что-то там ведь светится! Нормальные люди ночью на заброшенном карьере светиться не будут. Пошли посмотрим.
– Завтра, – я повалился на заскрипевшую раскладушку. – При ярком дневном солнышке. Отбой на корабле.
Алешка тоже улегся, поворочался. Я стал засыпать – день все-таки был трудный, – но мне показалось сквозь сон, что Алешка несколько раз прошлепал голыми пятками к окну и долго шептал что-то себе под нос. Наверное, как в сказке про Буратино: «Здесь кроется какая-то ужасная тайна!»
Ближайшее будущее показало, что он не ошибся. Крылась тайна. Не только мрачная и ужасная, но и опасная…
Утром нас разбудили два голоса в кают-компании. Один голос был Матвеича, а другой – густой и низкий – неизвестной нам личности.
Мы быстренько оделись и ссыпались вниз. Матвеич оживленно беседовал с пожилой женщиной немного странного облика. Она была в длинном платье, вся очень рыжая; поверх ее огненных кудрей лежала задиристая соломенная шляпка с красными вишенками на тулье. В одной руке женщина держала пестрый цветастый зонтик, а другой рукой обмахивалась распахнутым веером в зеленых драконах.
И она вся была очень сияющая и восторженная. Такая восторженная, что многие слова не договаривала до конца. Будто ей не хватало дыхания выразить свой восторг от окружающей среды.
– Матвеич, – томно тянула она, постукивая сложенным зонтиком в пол и помахивая зелеными драконами, – у тебя гости! Это очарова-а-а! Это прелее-е-е! А вот и они! Мальчики! Изуми-и-и! Но я зайду попозже. Когда они приведут себя в поря-я-я!
Тут она оказалась права. Мы так спешили, что спустились вниз в беспорядке. Я не успел застегнуть рубашку, Алешка – джинсы. И лохматые были. Как два Карлсона разом.
Дама протянула: «Великоле-е-е!», трубно высморкалась в носовой платок и величественно удалилась.
– Явление, – озадаченно сказал Алешка. – Изуми-и-и!
– Не хихикай, – одернул его Матвеич. – Это моя соседка. Бывшая актриса театра. Несчастная женщина. У нее крохотная пенсия, все ее забыли и бросили, она очень одинокая. Все понял? Тогда застегни штаны.
Алешка хмыкнул:
– А если бы не понял? Тогда не надо штаны застегивать? Великоле-е-е!
Матвеич отвернулся, скрывая улыбку. И сказал:
– Купаться, умываться, за стол!
Мы захватили полотенца и помчались к озеру. Собственно, чего там мчаться, оно было рядом, прямо за участком.
Наш берег был почти весь затянут камышом. Только в одном месте имелось узенькое песочное место – пляжик такой, минимальный.
А дальний берег опять был затянут легким туманом. И этот туман не висел неподвижно, а задумчиво клубился, будто кто-то там, в его белесой глубине, водил хоровод. Его клубы все время меняли очертания, сливались, разбредались, поднимались вверх и опускались вниз.
– Супер, – сказал Алешка, сбросил джинсы и по-мчался в воду, разбрызгивая ее блестящими, искрящимися фонтанчиками.
Искупались мы славно. Вода была теплая, песчаное дно – чистое и ровное. Солнце уже пригревало так, что мы даже не стали вытираться. Оделись и пошли «за стол».
Матвеич заварил чай, как он говорил, «со всяким сеном»: добавил в заварку разные полезные травки. Не знаю, какая от них польза, но чай получился очень вкусный.
– Садитесь, – сказал Матвеич. – Ты только штаны застегни.
– Молния испортилась, – объяснил Алешка. – Еще в прошлом году. На утреннике.
– А утренник был в Кремле? – усмехнулся Матвеич.
– Да! Откуда вы знаете? Вы там тоже были?
– В газетах писали. Об этом случае. И вообще, хватит болтать. Пищу надо принимать размеренно и с удовольствием.
– И в больших количествах. Ведь мы этого достойны, – добавил Алешка, опять круто наворачивая в розетку варенье. – Федор Матвеич, а на этих карьерах, там кто-нибудь живет?
– Ну кто там может жить? – Матвеич пил чай по старинке, вприкуску, громко хрустя сахаром. – Здесь вообще – безлюдье. Место для участков отвели не очень удачное. И многие отказались от них. Тут всего-то несколько домов построено. И то в них почти никто не живет. А уж на карьере-то…
– Ну… Какие-нибудь бездомные люди. Или дикие.
– Еще один вопрос за столом – и ты тоже станешь бездомным!
– Лучше диким. Все – молчу. Пищу надо принимать с молчаливым удовольствием.
– Так! Встали, сполоснули чашки и пошли знакомиться с окрестными достопримечательностями. А я буду работать.
– Мемуары писать? – спросил Алешка. – Вы про меня и Димку что-нибудь напишите. Ведь мы этого достойны.
– Это мы еще посмотрим. Напоминаю: на карьер не ходить.
– Что вы! – Алешка даже обиделся. – Мы пойдем на озеро. Будем смотреть туманные картинки.
– Созерцать, – добавил и я. Для убедительности.
– Ну идите, созерцайте. – И Матвеич перешел к письменному столу.
Мы вышли из дома и, громко переговариваясь о всякой ерунде, направились к озеру. Туман над ним уже рассеялся, и на том берегу виднелись какие-то хилые постройки, а возле них, у берега, какие-то лодки.
– Порт, – сказал Алешка. – Там «Задумчивый» дремлет. И «Застенчивый» прячется. Пошли?
– Пошли.
И мы берегом озера двинулись в запретную зону – к карьеру. Где никто не обитал, но кто-то светил каким-то огоньком в ночи.
От озера мы свернули в лесок. Он был мелкий, из кустарника, но довольно густого.
– Дим, – недовольно сказал мне Алешка, – иди тихонько, ногами не хрумкай.
Сам он пробирался меж кустов, как хитрый, осторожный, гибкий лисенок. И, даже наступая на сухие ветки, «ногами не хрумкал». У меня так не получалось. Я довольно весомый для своих лет.