Only Two of Us (СИ) - Grey Izolda

В кабинете директрисы устроилась раздумчивая тишина, которая царила там еще несколько минут. И Гермиона не спешила ее прогонять или возражать Макгонагалл, чьи глаза продолжали смотреть куда-то сквозь, вдаль. Возможно, в более светлое будущее.

Грейнджер было о чем подумать. Если до этого все ее мысли чаще всего сосредотачивались на тех, кто был в ее лагере, кто понес потери, навсегда потерял близких или себя, то сейчас ей предложили подумать о другой стороне. Которой, если посмотреть объективно, больше не было. Не должно быть.

Однако настойчивый червячок продолжал копошиться в мыслях, выискивая, почему именно все это не казалось такой уж правильной идеей. И нашлось название для проблемы весьма скоро: «Драко Малфой». Именно этот пункт мешал признать замысел Макгонагалл удачным.

Затем директриса, вернув привычно строгий и уверенный вид, добавила:

— Естественно, мы пересмотрим все при первой же проблеме.

У Гермионы не было сомнений в мудрости и дальновидности Макгонагалл, поэтому противоречить тогда она не стала. Напротив, решила приложить все усилия, чтобы сомнительное сотрудничество оправдало надежды. Даже если для этого и приходилось выносить невыносимое в течение долгих месяцев; терпеть нестерпимое, сносить несносное; и круглосуточно мириться с непримиримым желанием запустить в высокомерное лицо Малфоя нечто настолько же тяжелое, как его общество.

Но вот сейчас, находясь у ворот Хогвартса, атакуемая холодными снежинками, в ожидании мистера Не-Стану-Выполнять-Свои-Обязанности-Если-Не-Заставишь и господина Эй-Я-Не-Буду-Никому-Помогать-Пока-Меня-Не-Прижмут-К-Стенке, Гермиона проклинала себя за те минуты сомнения. И за все следующие, когда могла избавиться от него, предоставив директрисе весь список объективно-очевидных причин, почему замысел данный был изначально обречен на тотальный провал.

И почему она просто не могла сказать «Нет, такой напарник мне не подходит, лучше уж назначьте Кровавого Барона, ведь от него будет больше пользы и меньше проблем»?

— О чем задумалась, Грейнджер? — вывел ее из раздумий неприятно-знакомый голос.

— Ты опоздал почти на час, — уведомила Гермиона, усиленно сверля наглое лицо слизеринца убийственным взглядом. И будь на его месте кто-то хоть чуточку обремененный совестью, он, скорее всего, превратился бы в сосульку. Но, к сожалению, покрываться густым слоем обвиняющих льдинок Малфой не спешил. Напротив, был укутан в шарф и теплую мантию.

— И ты все это время смотрела на часы, размышляя: «Возможно, мне не следовало заставлять Драко заниматься этими глупостями в такую паршивую погоду; может, стоит оставить его, наконец, в покое и заняться поганым списком самой»?

— Я думала о том, что ты, — она указала на него замерзшим пальцем, — самый безответственный человек во всем магическом мире. И я совершенно не понимаю, почему ты согласился на должность префекта, если абсолютно не заинтересован в выполнении даже элементарных возлагающихся обязанностей.

— Ох, Мерлин… — Малфой театрально изобразил головную боль. — Избавь меня от своих неинтересных мыслей.

— Ты сам спросил, о чем я думала! — вскипела Гермиона, чувствуя, как даже зимняя стужа отступает под гнетом разбушевавшегося огня раздражения.

— Я и представить не мог, что ты все это время думала обо мне, — самодовольно усмехнулся Малфой, и Гермиона поблагодарила гриффиндорский шарф за то, что так надежно укрывал ее вспыхнувшие от злости и смущения щеки. Малфой тем временем уже направился в сторону Хогсмида, очевидно начислив на свой счет еще одну сомнительную победу. Затем, чуть замедлив шаг, добавил: — А на должность согласился, чтобы скрасить твое скучное существование, довольна? И давай покончим со всем этим побыстрее, чтобы я смог вернуться к своим делам.

— И какие же у тебя дела, позволь поинтересоваться? — догнала его Гермиона, чтобы удобнее было сверлить недовольным прищуром.

— Не позволю, Грейнджер. Это очень невежливо с твоей стороны.

— Ты, надменный хорек…

— Ох, я думал, мы переросли все эти обмены любезностями, мисс Бобер, — он закатил глаза.

— Да, ведь это так по-взрослому — отшучиваться от серьезных тем, сеньор Лицемерие.

— Не проверял, но уверен: в мои обязанности не входит отчитываться перед вами, мадам Всезнайка. Так что, будьте любезны, прекратите лезть туда, куда не просят.

— Просто признай, что у тебя нет важных дел, Малфой, — она сузила губы.

— Да будет тебе известно, Грейнджер, что мне хотелось почитать, — невозмутимо ответил он. — Это же ты можешь понять?

Это она могла понять. Однако смириться со всем остальным — вряд ли. Впрочем, день только начинался, и портить настроение с самого утра Гермионе не хотелось. Поэтому, поглубже вдохнув свежий, морозный воздух, она очистила мысли, выветрив все, кроме необходимого списка покупок.

Дорога в Хогсмид была заснежена, как и все кругом; деревья скрыли отсутствие листвы снежными комьями; Черное озеро превратилось в огромное зеркало, где, если внимательно присмотреться, можно было заметить трещинки и таинственные движения под коркой непрочного льда; туманность скрыла все, что было за пределами магического барьера; и даже небо, пасмурно-серое, старалось не слишком отличаться от земной поверхности.

В замершей тишине их шаги сопровождались громким хрустом свежего снега, в котором слышались непрошеные воспоминания. Зима всегда умела напомнить все те счастливые мгновения, которые превращали неприятную стужу в уютные часы тепла. Неважно, как леденели конечности, потому что внутри разливалось горячее веселье. Оно согревало лучше любого заклинания, трансфигурировалось в нечто родное, незаменимое. Поэтому даже летом иногда появлялась странная тоска по зиме, по рождественским праздникам, когда все становилось чуть проще обычного. Когда можно было вернуться домой и ощутить запах имбирного печенья и горячего шоколада. Когда все было… на своих местах.

Они ступили на расчищенную хогсмидскую дорожку, и Гермиона бросила быстрый взгляд на Малфоя, еле сдерживая обреченный вздох.

Понять, о чем он думал, всегда было сложно: по непроницаемо-презрительному лицу прочесть что-либо не представлялось возможным; на прямые вопросы Малфой либо отшучивался, либо плавно, практически незаметно переводил тему в другое русло; порой и вовсе ограничивался простым «Заткнись». Конечно, все это превращалось в ничто, стоило ему выйти из себя и показать настоящую сущность, начав плескать ядом по всем, кто имел неосторожность оказаться рядом, но Гермиону все не покидало странное любопытство, навеянное смутным подозрением. Будто ей подложили весьма своевольную и закрученную головоломку.

В любом случае вопрос о том, что он вообще забыл в Хогвартсе на рождественских каникулах и почему не вернулся в любимое поместье, так и остался неозвученным. Вместо этого Гермиона выбрала другой, не менее провокационный:

— Почему ты решил, что мое существование скучное? — спросила она, сверяясь со списком, где первым пунктом шли приятные сюрпризы для домовиков. Затем указала на нужную лавку.

— Потому что у тебя нет никакой личной жизни за пределами префектуры? — предположил Малфой, придерживая тяжелую дверь в «Сладкое королевство». В дверном проеме зазвучали маленькие колокольчики.

— С чего ты вообще это взял? — возмутилась Гермиона, проходя вперед и быстро оценивая новую продукцию.

— Брось, Грейнджер, — он прошел за ней, кивнул торговцу, презрительно окинув взглядом празднично украшенное помещение, заполненное приторно-сладким ароматом сластей. — Очевидно же, что в последнее время, когда рядом не оказалось двух придурков, которых нужно постоянно вызволять из проблем, когда не нужно спасать мир и бороться со злом — ты заскучала. — Малфой закинул в ее корзинку с покупками упаковку «Тараканьих гроздьев» и «Кислых шипучек». — Если раньше ты могла занять досуг решением головоломок для всеобщего блага, теперь у тебя отняли и это. Отсюда и тяга к постоянной занятости, все эти тошнотворные списки обязанностей и мерзкое стремление к активной общественной деятельности.