Змея в тени орла - Наталья Игнатова

– Если ты устанавливаешь Закон, кто мешает тебе нарушить его?

– Я же и мешаю. – Она досадливо махнула рукой. – Зачем говорить об этом, Судир? Я становлюсь мужчиной не для того, чтобы думать, а для того, чтобы брать женщин. Тело хочет любви, а я не хочу, чтобы брали меня, понимаешь?

– Может быть. – Старик пожал плечами. – Мне трудно судить. Я никогда не был женщиной. Не хочешь съездить в Лахэ?

– Хочу. Там умные люди. Я не нужна тебе здесь?

– Пока нет. Поживи там. Послушай, о чем говорят, чего ждут, к чему готовятся. И подумай заодно о том, почему все-таки ты не выполнила задания. Ступай. – И уже когда она была у дверей, Судир поднял сухую руку:

– Зфа, там, в Лахэ, среди молодых ребят посмотри, кого бы ты хотела видеть моим наследником.

– Помирать собрался? – спросила она, не оборачиваясь.

– Когда-то надо. Выбери. А когда вернешься, расскажешь, почему сделала выбор. Кстати, ты еще помнишь, как называла себя тогда, пятнадцать лет назад?

– Когда ты нашел меня?

– Да.

Она постояла, когтем скребя резные двери. Замшевая безрукавка висела мешком, штаны были подвернуты чуть не в два раза. Потом развернулась:

– Не помню. Что-то рычащее, да? Р-рысса? Р-росса?

– Ладно. Иди.

Девушка скользнула в коридор. Хлопнула в ладоши. Низкий голос далеко разнесся под каменными сводами:

– Зухра! Гюльназ! Быстро ужин!

И тихий шелест босых ног. Девушки-рабыни боялись госпожу Эфу едва ли не больше, чем самого старика Судира. Впрочем, насколько мог он судить, эти же самые девушки ничего не имели против мужчины, которым становилась Эфа время от времени.

«Тресса. – Хозяин набил табаком видавшую виды трубку. – Тресса Эльрик де Фокс. Интересно, а становясь мужчиной, она (он?) помнит свое прежнее имя?»

Школа Лахэ располагалась к югу от Гульрама, в Огненных горах, что протянулись вдоль побережья и даже дерзко врезались в океан гигантским волноломом, изрезанным гротами и пещерами. Твари морские, земные и подземные населяли Огненные горы и считали их своими, но с людьми предпочитали не ссориться. Во всяком случае, с барбакитами. Зато всех пришлых, любопытствующих или случайных бродяг убивали с удовольствием, совмещая таким образом приятное с полезным. И человечинкой полакомиться, и в Лахэ никого не допустить.

Эфа торопила коня, по привычке забывая о недовольстве охраны. Ей не в тягость было палящее солнце, превратившее степь в раскаленное жерло печи. Если люди такие нежные, если им после легкого обеда обязательно нужно поспать в тенечке, если не могут они ехать круглыми сутками, останавливаясь лишь для того, чтобы дать отдых лошадям, – пусть и не берутся ее охранять. В конце концов, она сама может постоять за себя. Судир, конечно, головы снимет охране, если с Эфой что-нибудь случится. Но почему ее должны беспокоить чужие головы?

Она подгоняла коня. Пятерка гулямов, ругаясь сквозь зубы, спешила следом.

Эфа торопилась в Лахэ.

Ей нравилось бывать там, в горах, где скалы рушились в океан, а белопенные валы снова и снова с безнадежной яростью кидались на неприступные стены. Ей нравились птицы, гнездящиеся в горах. Нравилось смотреть, как кружат они в нереально синем небе. Нравилось, как звенит воздух от грохота волн и бесконечных птичьих криков.

Небо… Оно должно было быть светлее. Прозрачнее. А океану полагалось бы быть не зеленым, а сизым, серым, седым. «Почему?

Она не знала и не задумывалась над этим. Так было бы лучше. Но и то, что есть, тоже неплохо.

А в толще скал, укрытая от мира, от людей, от всего, что могло помешать, жила, трудилась, воспитывала убийц и правителей, лазутчиков и воров, воинов и ученых школа Лахэ. Там, в огромной библиотеке, хранились и переписывались книги. Древние книги, хранящие сказки, знания, веру и ереси прежних времен. Новые книги. Тоже сказки, знания, вера и ереси, но иные. Там были стихи. Там были забавные истории о ненависти и любви, верности и предательстве, слабости и силе. Там были философские умопостроения, часто нелепые, иногда логичные, иногда просто лишенные смысла – набор красивых слов, сплетающихся в красивые фразы.

Эфа читала людские книги и смеялась над людьми.

В Лахэ ее учили именно этому.

Смеяться.

И презирать.

Жалкие, слабые, маложивущие люди придумывали себе богов, а потом начинали бояться их. Они сочиняли для себя божественные законы и слепо следовали за собственной выдумкой. Рабы своих иллюзий, они боялись смерти, но жить не умели. Некоторые из них способны были постоять за себя. Таких приятно было убивать. Остальные… убивать остальных тоже было приятно, но совсем не так весело.

Барбакиты давно поняли, что мир – это кусок плоти, поддерживаемый разумом. В мире нет места сказкам и богам. Зато есть место людям. Кто-то из людей правит. Кто-то выполняет приказы. А кто-то наблюдает со стороны, время от времени вмешиваясь и подправляя события так, как считает нужным.

Разумеется, право наблюдать было лишь у избранных. У тех, кто нашел в себе силы и мужество понять, что законов не существует и никто не может ни устанавливать их, ни выполнять. Именно такие люди учились в Лахэ, а потом выходили из ее классов, скрытых в толще угрюмых скал. Уходили, чтобы стать тенями в больших городах, в могучих государствах, за спинами владык и жрецов. Тенями, имеющими власть большую, чем у всех царей.

Были и такие, кто верил, что барбакиты близки к богам и напрямую вещают на земле божественную волю.

Из них выходили исполнители. Хорошие исполнители. На один, на два, может быть, на три раза. Рано или поздно их убивали. Или они умирали сами. Дурманная трава удерживала этих людей на грани реальности и сновидения. Эфа ухмыльнулась, вспомнив, как пытались одурманить ее. Что ж, в этом была своя польза. Она узнала, что ей не страшны никакие яды.

В Лахэ было хорошо.

Те, кто учил там, боялись ее. Боялись так же, как все остальные. Судир был единственным, кто находил в себе силы смотреть ей в лицо, но даже он отводил взгляд, когда она снимала маску. Человеческий страх – лишнее доказательство того, что люди слабы. А она, Эфа, сильнее и лучше всех их. Но зачем она здесь? Почему? Из каких миров появилась она в степях Эзиса? Судьба ли уготовила барбакитам приобрести такого союзника? И ей, Эфе, начертано теперь быть с ними и помогать им во всем?

Не человек.

Тварь.

Разящая!

– Хэй-йях-ха-а! – Она ударила пятками в бока коня, и тот пошел легким стремительным галопом. Два заводных тоже прибавили шагу, вытягивая узкие морды. Ветер дунул в лицо. Горячий ветер, пахнущий травами и солнцем. И короткий посвист стрелы слился с его пением.