Шаг к (не) Счастью (СИ) - Ким Катя

Лизавета с отвращением стянула с ног мокрые кеды и отшвырнула их в угол, свалив при этом какую-то вазочку с низкого журнального столика. Дурацкого, надо сказать, столика, неудобного и страшного. Добралась до дивана, плюхнулась на него, прямо на ковер поставила пакеты и с облегчением откинулась на спинку. Всё, день окончен. Еще один день в родном гнезде. Спохватившись она стащила через голову намокшую толстовку, расстегнула и сняла джинсы, оставшись лишь в одной футболке. И посмотрела на толстую папку сценария. Затем открыла самый большой пакет с чипсами, открутила пробку с полулитровой бутылки кока-колы — и вскоре в комнате воцарилась полная тишина, нарушаемая только ритмичным похрустыванием да редкими булькающими звуками.

Отложив сценарий Лиза сгораемая любопытством посмотрела на коробку и аккуратно ее раскрыла, а затем вытащила на божий свет небольшую бледно-синюю керамическую вазу. И поставила ее перед собой на столик.

— Красивая. Умеет же Павел Сергеевич делать подарки, интересно только кому?! — хмыкнула Кудрявцева, но завтра узнает, и снова вздохнув взглянула на сценарий, затем быстренько вскочила и нацепила на себя накладной живот прикрепляя его ремнями, облачилась в длинную темно-зеленую юбку и светлую рубаху. Теперь оставалось только причесаться — если это можно так назвать. Буйные золотые локоны по жизни не поддавались на ухищрения, к которым прибегала Лизавета в надежде обуздать шевелюру. Локоны не желали укладываться, им нравилось рассыпаться блестящей волной по плечам, падать на глаза и в дождливые дни завиваться мелким бесом. В итоге она убрала волосы под косынку и покрутилась перед зеркалом. Ну ничего так… почти на шестом месяце… или седьмом? А что в сценарии написано? И Лизонька, прочитав несколько страниц приступила к роли репетируя перед зеркалом. Она должна понравится режиссеру и сыграть так, чтобы ее заметили, оценили и подумали: а не дать ли этой девочке главную роль?! Поди какой-талант-то пропадает!

— Может мне наконец повезет?! — печально вздохнула Лиза, смотря на себя в зеркало. Ну почему при всей ее внешности, ей не везло?!

Дело в том, что природа — в неизбывной щедрости и мудрости своей — наградила Елизавету Алексеевну Кудрявцеву совершенно убийственной внешностью. Благородное золото волос, изумрудные глаза со взглядом олененка Бемби, чуть заметная россыпь золотистых веснушек на лукаво вздернутом носике, длиннющие ресницы… На Лизоньку совершенно обоснованно заглядывались буквально все особи мужского пола — от пяти до девяноста пяти лет.

Иногда Лизавете казалось, что она — невидимка. Нет никакой Елизаветы Кудрявцевой, есть только набор отдельно взятых фрагментов — ножки, глазки, фигурка.

Точеная фигурка, говорите? Глазки, разящие наповал? Ножки? Ну-ну. И ведь каждый раз одно и то же, одно и то же. Глазки, ножки, фигурка. Фигурка, ножки, глазки. Иногда еще волосы, в смысле локоны, в смысле кудри. Естественно, как шелк. Разумеется, бурной волной по плечам. Конечно же словно расплавленное золото. И далее со всеми остановками: глазки, фигурка, ножки…

Кто придумал, что фигура — точеная? Из чего в таком случае ее точили? Глазки не могут разить наповал, это не гаубицы и даже не пулеметы. Да, они зеленого цвета, но это не самая большая редкость в мире людей. Вот если бы они были, например, ярко-оранжевые или малиновые — тогда да, тогда пожалуйста. Ножки ладно, ножки нормальные. Не кривые, не волосатые — и хорошо. Правда, все равно непонятно, чего так уж от них с ума сходить, ноги есть у всех.

Словом, Елизавета Кудрявцева абсолютно не понимала, почему весь мир относится к ней как к набору картинок из анатомического атласа. Ну и что, что она любила носить легкие платья с широкими юбками, туфельки на высоком каблуке, легкие блузки и свободные футболки, спать голышом, обливаться холодной водой, есть фисташковое мороженое, смотреть старые комедии, писать настоящие письма на бумаге, а не по электронной почте. И училась в школе она нормально, не хуже и не лучше многих, поступила в колледж секретарей-референтов, закончила курсы дизайнеров, потом курсы флористики — в общем, получила нормальное гуманитарное образование, которое, как известно, не дает конкретной профессии, но позволяет заниматься практически чем угодно, если это «что угодно» не связано с точными науками и атомной энергетикой.

В двадцать лет Лизавета выпорхнула в большую жизнь, готовясь с благодарностью принять все ее беды и радости. Такой уж у нее был характер. Оптимистка, понимаешь!

Как выяснилось, никто ее в Большой Жизни с распростертыми объятиями не ждал. Дизайнеров в большом городе пруд пруди, секретари в дефиците тоже не значились, как и флористы. Оптимистка Лизавета не впала в отчаяние, а стала искать работу.

И тут ей пришлось туго. Секретарем ее брали охотно, но буквально через пару дней она сама увольнялась. Сами понимаете почему — глазки, ножки, фигурка… а директора мужики, которые так и норовят распустить руки.

Курьером она была, поработала няней в детском саду, в праздники подрабатывала флористом в цветочных бутиках и даже официанткой в Макдональдсе — это святое! И наконец ей повезло, ее взяла к себе в театр на работу мамина подруга, а потом выяснилось, что Лизонька умеет шить. С тех пор Елизавета работала, правда неофициально, в штате театра костюмершей и в тайне мечтала стать актрисой, она даже на курсы актерские записалась. Но увы.

— Нет таланта, — вещал ей Бобров. — Природа и так щедро одарила тебя Лизавета, — говорил он, оглядывая ее ножки, глазки, а потом и все остальное.

Мужчины… Да, они в ее жизни были. Бывали. Случались. Редко. Давно. Нет… в общем, мужчину своей мечты она себе хорошо представляла, но никогда не видела. Те, кто… с кем… ну, в общем, те, с кем у нее завязывались отношения, не дотягивали не то что до Прекрасного Принца — вообще ни до чего не дотягивали.

Елизавета с ожесточением сорвала косынку и тряхнула золотой гривой буйных кудрей отгоняя воспоминания о своем последнем бойфренде. Игорек был скучным, как головная боль, раздражающим, как боль зубная, и настолько приличным, что просто отшить его не представлялось возможным. Не говоря уж о милой Зинаиде Львовне, его маменьке. Вот уж кто дарил Лизавете незабываемые моменты счастья! Ибо Зинаида Львовна больше всего на свете любила упражняться в доведении до нервного срыва вот таких вот девочек в жизни ее сыночка — и упражнения давали свои результаты, уж будьте уверены. В итоге Лизонька не выдержала и порвала одним махом сперва с его маменькой, а потом уже и с Игорьком.

Лизавета подошла к окну и вздохнула. На город обрушился ливень, ветер и глобальная депрессия. И плевать, что чаще всего она проходит рука об руку с одиночеством.

В конце концов, это ведь ее собственный выбор.

Ну ничего… она бодра, весела и талантлива! Ей не снятся кошмары, она не страдает бессонницей, не глотает горстями таблетки и не плачет по утрам злыми и отчаянными слезами. И ей абсолютно наплевать, что она одна.

Это и называется — независимостью.

И Лизавета не жаловалась. Она вообще никогда не жаловалась. Ни на что. Ну… почти.

Родилась Елизавета в самой обычной, самой среднестатистической русской семье, состоявшей из отца-преподавателя информатики, матери-домохозяйки и трех, включая ее саму, детей. Лиза была самой младшей, брат и сестра уже давным-давно жили отдельно, а Лизавета… Лизавета жила с мамой.

Единственное, что в их семье произошло несколько нетипично — это уход отца. Всеми уважаемый преподаватель информатики местного университета, сорокапятилетний отец семейства Алексей Юрьевич Кудрявцев в один прекрасный день воспылал преступной страстью к собственной студентке, а та неожиданно ответила ему вполне искренней взаимностью. Будучи человеком порядочным, жене господин Кудрявцев не изменил, просто дождался, когда возлюбленная получит степень бакалавра, после чего подал на развод, благородно оставил все нажитое бывшей теперь уже супруге и детям, наскоро расписался в загсе и укатил на другой край страны, на Север.