Семя скошенных трав - Максим Андреевич Далин

Голограмма мигнула и пропала.

Старпом длинно, фигурно выругался.

Капитан зажмурился и потёр переносицу.

— Чёрт бы их взял с их ублюдками, — пробормотал он. — Что ж нам делать-то теперь? Сиротки, мать их… Саня, передавай на Землю, шифром: «Ракетоносец „Святой Петр“ — базе. Обнаружена военная станция Шеда. Персонал вышел на связь»… как бы сказать?.. Ну, давай: «По их уверению, на станции находятся пять тысяч детей из их мира. Запрашиваю указаний». Твою дивизию, подкинули подлянку… стой, это уже не надо!

Экспространственная волна идёт быстро. Наш командующий на Земле получил сообщение, и система известила, что он получил сообщение — но ответа мы ждали ужасно долго. И молча. Старпом ходил по рубке взад-вперёд, то и дело начинал вжикать застёжкой на нагрудном кармане — потом спохватывался, переставал, потом — снова… Капитан барабанил пальцами по пульту. Только канониры наблюдали за станцией в прицельной сетке и обменивались какими-то односложными комментариями, видимо, профессионально канонирскими, потому что я их не понимал. Я пытался слушать космос в паре светолет вокруг, но ничего не находил, кроме треска помех, создаваемых активностью местного солнца.

Со станцией «Форпост-8» никто не связывался.

Логично: ведь некому.

Я пытался представить себе этих детей. Сирот. Бедных деточек, чьи родители, глазом не моргнув, расстреливали наши безоружные базы в колонизированных мирах — где наши дети были. И беременные женщины. И ничего, не останавливало это шельм. Вот такие же у них были бесстрастные морды, когда они клали ракеты на цели.

Но мы — гуманные, мы — пожалеем, да?

Кровь у них синяя, но дышат они кислородом, как и мы. Говорят, Шед был очень холодной планетой — и шедми могут купаться в воде, температура которой приближается к нулю, да и вообще — любят холод, хоть и теплокровные. Но не млекопитающие — а какие, интересно? У их женщин нет грудей, у их мужчин клыки, как у кабанов, но, вообще-то, на людей они здорово похожи. Форма удобная, конвергентное сходство.

Гуманоиды. Братья по разуму.

Расплакаться над их горькой судьбой?

Интересно: мы все напряжённо ждали сигнала с Земли, но он всё равно пискнул, когда я на миг отвлёкся — и я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Земля ответила шифрограммой: «До прибытия специалистов ничего не предпринимайте. От базы на 548-Ан-Эр-050 „Эльба“ к вам вылетели представители КомКона и Этнографического общества. Исследовать станцию разрешаю только в их присутствии».

— Прекрасно, — сказал капитан зло. — Начали разводить антимонии и сопли сосать. Теперь будем тут ждать у моря погоды, а потом прилетят… голуби мира… ворковать и гадить…

— Не заводись, Антон, — тихо сказал старпом. — Пусть, в самом деле, комконовцы решают, это их дело. Тебе надо возиться с такой толпой выродков, а? Ты знаешь, что от них ждать?

— А кто вообще знает, что от них ждать? — сказал капитан. Он был очень раздражён, но держал себя в руках. — По мне, и взрослых, и детей надо бы… В общем, нет Шеда — нет проблемы. А пока есть шельмы — и проблема есть. У всей Земли, мать их…

— Так ведь Шеда и нет, — негромко сказал канонир Стас, самый старший в экипаже и воевавший дольше всех. Он носил нашивки за ГЦ-471-зет, за Плутон и за караван, который ещё в самом начале войны сопровождал к нашей базе на Незабудке. Какая там была заваруха — он избегал распространяться; я только знал, что с тех пор у него треть костей распечатана и пересажена. — Что мы, фашисты — открывать огонь, заведомо зная, что там их детёныши?

В последнее время ВИД постоянно держал в «горячо рекомендуемом» плоскую и чёрно-белую хронику почти двухсотлетней давности. Напоминал, что с нелюдью мы уже воевали, победили — ну и сейчас справимся. Только они назывались «нацисты», Стас перепутал — наверное, от напряжения и усталости. Я не посмел поправить.

— Заведомо? — старпом поднял бровь.

Сходу поверить шельме — это додуматься нужно. Но Стас — святой человек, всем известно.

— Связываться с ними не надо было, — сказал второй канонир, Арман, молодой, чуть старше меня. — Теперь-то — конечно, а вот врезали бы сразу…

Капитан вздохнул, сдерживая раздражение: он был согласен с Арманом. И я был согласен с Арманом. Им с капитаном в этой войне досталось больше всех в рубке. У капитана погибли сыновья, оба, вместе с нашим крейсером «Справедливый», взорванным ещё в первых боях, а Арман потерял всю семью, работавшую на уничтоженной станции связи в районе системы Т-897-омега — на Земле по этому поводу был объявлен трёхдневный траур. Как он вообще умудрился удержать себя в руках, а не всадить ракету сразу — даже понять тяжело. Дисциплина, да. Но я бы на его месте…

— Дети, — почти шёпотом сказал Стас. — Дети же.

Ясное дело. Он одинокий. Всю жизнь болтался по космосу, чужих детей спасал — своих не завёл. И рана у него в душе на этом месте, ничего не сделаешь.

— Дети, — кивнул капитан. — Не спорю. Допустим. Но в осином гнезде, знаешь, тоже дети. Только не человеческие. И вырастут из них осы. Состоящие, главным образом, из жала. Пожалеешь?

Стас отвернулся и принялся что-то поправлять в прицельной сетке.

— Что ж Землю вызвали, капитан? — спросил Арман. — Ответственность на себя решили не брать?

Капитан промолчал.

«Апельсин» плыл перед нами тихо-тихо, и тень нашего ракетоносца на нём превратила его в луну, убывающую на четверть.

— Сколько их ждать-то? — хмуро спросил старпом. — Так и ждать — по боевой тревоге? Ведь любая провокация возможна, так я понимаю?

Капитан неожиданно улыбнулся.

— Точно, — сказал он. — Вот бы они её устроили, провокацию… Вот пусть только дёрнутся! Пусть хоть шевельнутся — я тогда… и буду полностью прав, перед Землёй и перед совестью. Я всё, что полагалось, сделал.

Эти его слова, по-моему, всем всё объяснили, и все успокоились. Но мне было как-то не по себе.

Я пытался представить себе этих… пять тысяч…

Осы…

Нас и взрослые-то яростно ненавидели, а эти, очевидно, и вовсе… И дело даже не в пропаганде, мне кажется. Ведь у них был дом, история, всякие архитектурные памятники, священные места, где их предки поклонялись каким-нибудь тамошним богам, курорты там, заповедники… Теперь ни чёрта у них больше нет. Ни музеев, ни заповедников, ни курортов, ни школ, ни больниц… ни их домов. А их мамы и папы превратились в радиоактивный пепел. Если подумать, то они должны гораздо больше нас ненавидеть, чем мы их. У меня по спине полз