Семя скошенных трав - Максим Андреевич Далин

Вдобавок от него сильно несло чем-то вроде рыбьего жира. Довольно противный запах.

Наши глазели на него, как на невидаль. Даже не враждебно по-настоящему — просто глазели, ошалев от такого невиданного зрелища. Абстрактный враг обрёл реальность, показался во плоти — мы такого и не ожидали.

Может, у кого-нибудь и чесались руки его убить, но по лицам это не читалось.

Даже у меня — не чесались. Было ужасно интересно; я понял, почему наши пытались брать их в плен, несмотря ни на что.

А старший группы сказал капитану:

— Я — Алесь Прокопович, КомКон, группа, работающая с Шедом. Вот это — Юлий Самойлов, специалист по шедийской культуре, а это — Данкэ из Коро через Урэ, врач-педиатр. Нам просто повезло, что он с нами и смог прилететь.

Этот Алесь так невозможно спокойно представил шедми, как человека представлял бы. Данкэ из Коро через Урэ (как это?), врач-педиатр, нормально, в порядке вещей! С детьми же придётся общаться…

Спокойные такие ребята эти комконовцы! Хоть бы предупредили, что ли…

Капитан посмотрел мрачно, но пожал людям руки, а шедми капитану свою не протянул. И неожиданно извинился, по-русски, довольно правильно произнося слова:

— Я не умэю так здороваться, капитан, — и, кажется, ухмыльнулся. Клыки ему мешали. А может, он так скалился, не знаю.

Капитана передёрнуло. В жизни бы он не стал здороваться с шельмой за руку, побрезговал бы.

Алесь тут же сказал:

— Антон Михайлович, мы бы хотели посмотреть запись вашей беседы с персоналом станции. На основании этой записи нам проще будет сделать правильный вывод.

Капитан пожал плечами.

— Смотрите. Саня, покажи ему.

Я включил повтор.

Все эти трое подались вперёд, слушали с чрезвычайным вниманием и, по-моему, рассматривали того шедми, который с нами связывался. Лица у них были напряжённые и встревоженные. Прямо так переживают и дёргаются, не скрывают даже… не привыкли у себя в тылу.

Когда запись кончилась, Алесь спросил, но почти утвердительным тоном:

— Он же штатский, да?

— Старшие позвали, он пошёл, — сказал Данкэ. — Защищать океан и наших детей. Да, лингвист или переводчик. Конечно, не имеет права говорить за весь персонал, если жив командир.

— Там у них случилась какая-то трагедия, — сказал Юлий. — Беда.

— У всех нас — беда, — сказал шедми. — А у них — ответственность, — и сказал что-то на шельмовском языке, с урчанием и придыханием.

Почему-то, когда он перешёл на свой язык, мне стало не по себе. И не только мне, кажется.

— Давление — как на глубине, — тут же перевёл Юлий, поймав неприязненный взгляд капитана. — Это поговорка такая: ответственность давит, как океанская вода на большой глубине… А с ними можно связаться?

Капитан переглянулся со старпомом. Этот взгляд означал: «Ну вот, началось!»

— Саня, — сказал он, даже не пытаясь скрыть неприязнь, — свяжи их с шельмами. Пусть побеседуют о вечном… — и, по-моему, проглотил какое-то крепкое словцо.

Я стал вызывать «апельсин». Я понимал наших, но сам не злился — и комконовцы меня не особо раздражали. Меня не раздражал даже шельмец, которому, по-моему, было жарко в рубке: я чётко видел, как по его виску ползёт капелька пота.

Мне только было ужасно интересно. Я чувствовал себя героем приключенческого ВИДфильма.

Откликнулись они тут же — тот самый Антэ Хыро, будто он дежурил в рубке около передатчика. И когда он увидел Данкэ, у него на морде дрогнула какая-то фибра. То ли тик на нервной почве, то ли он очень уж сильно дёрнулся, увидав своего — но тут же взял себя в руки.

У них не положено хоть как-то показывать, что чувствуешь.

А заговорил не Данкэ, а Алесь.

— Рэвоэ, Антэ-хиэ, — сказал он тоном, совершенно невозможным ни для кого из наших. Каким-то… братским, что ли. Неправильным. — Мы представители Комиссии по Контактам с Земли. С нами Данкэ из Коро, детский врач. Мы прибыли, чтобы решить вместе с вами, чем мы можем помочь. Возьмёте нас на борт?

Антэ опустил взгляд, первый раз. Он как будто задумался на несколько секунд. Потом медленно сказал:

— Мы откроэм шлюз, чтобы прынят модул.

Наверное, он догадался, что стыковку с ракетоносцем наш капитан ни за что не разрешит.

Пилот «ослика» тут же сказал вполголоса:

— Я этот модуль не поведу.

— Я поведу, — Алесь улыбнулся, как кинозвезда. — Принимайте гостей, Антэ-хиэ. Нас будет трое.

И тут меня чёрт дёрнул. Буквально. Само вырвалось:

— А можно, и я тоже? — и я тут же придумал, как это оправдать. Чтобы никто из наших не подумал, что из дурного любопытства. — Я умею работать с «оком», нашему капитану будет спокойнее, если устроим прямую трансляцию… да, Антон Михайлович?

Я боялся, что капитан сразу всё поймёт и запретит, но он кивнул.

— Хорошая мысль, Саня. Настраивай «око» и сопровождай… — и добавил совсем другим тоном, с сарказмом повышенной ядовитости. — Если, конечно КомКон не возражает.

И эти трое на меня посмотрели. А я вытащил из капсулы портативную камеру, «всевидящее око», и приклеил липучкой ко лбу, где должен быть третий глаз у всяких сказочных существ. И начал ужасно делово настраивать картинку на мониторе — будто ничего меня больше не интересует.

Сердце у меня жарко колотилось. Я же буду — первый человек на станции шедми, которую они сами сдают! Обалдеть, какая сенсация! Эта запись, наверное, попадёт на вечные времена в архив ВИД-ФЕДа.

Если и не геройство, то всё равно — круто! У меня даже ладони вспотели.

Комконовцы переглянулись.

— Не возражаем, конечно, — сказал Алесь. — Антэ-хиэ, прости, не трое, а четверо. Ещё будет оператор связи. Хорошо?

— Мы вас встрэтим, — кратко сказал шельмец и отключился.

Видимо, шедми сразу начали маневр. Я увидел, как «кожура апельсина» треснула, и её треугольный фрагмент медленно поехал вверх, открывая посадочный стенд для модуля.

— Пойдёмте, — весело сказал Алесь. — Не годится заставлять их ждать. Они и так нервничают.

Капитан шевельнул губами. Я, вообще-то, по губам читать не умею, но в данном конкретном случае догадался, что он сказал про себя.

«Не подохнут».

Ну да. Нервничают, бедняжки. Ага.

Мы с комконовцами пошли к модулю. И команда «Святого Петра» на нас смотрела так, будто мы отправлялись на смертельно опасное и не особо необходимое дело. Сочувственно — но к сочувствию примешивалась, по-моему, какая-то тень осуждения.

Но это — на людей. На шедми все по-прежнему просто глазели. Мне кажется, он воспринимался как дополнительная проблема.

* * *

В модуле было прохладно, уж точно не стандартные плюс 18 по Цельсию на ракетоносце.