София в парандже - Александр Афанасьев

С генералом мы ехали достаточно долго – настолько долго, что я начал подозревать нехорошее. Проехав километров тридцать от Софии, мы остановились, водитель высадил нас и газанул.

– Он пока подготовит стол, – сказал генерал.

Я огляделся. Место было потрясающим – почти пустая горная дорога, впереди – полукруглый свод пробитого в ней тоннеля. В долине течет река, и вокруг – безумие красок, зеленой, желтой, красной, оранжевой. Какие-то листья уже пожелтели, какие-то еще оставались зелеными. Где-то вдалеке, внизу у реки, виднелись маленькие, почти игрушечные домики. И над всем над этим – синее, в белесых проплешинах облаков, бездонное небо…

Мне это сразу напомнило Аргунское ущелье в Чечне. Ущелье, обильно политое русской и чеченской кровью…

– Красиво, да? – с гордостью спросил генерал. Мы медленно шли по обочине дороги, метров пятьдесят было под нами, и метров сто – над, дорога проходила по стенам ущелья… – Это Искырское ущелье, одно из самых красивых мест Болгарии. Я часто приезжаю сюда. Очень тихо…

– А эти люди, – показал я на домики, – кто там живет?

– Крестьяне.

– Мусульмане?

– Нет, православные. Мусульмане в другом месте. Почему вы так подумали?

– Мусульмане обычно бывают в горах. Я сталкивался с этим.

– Я знаю… ваш Кавказ. Очень похоже. Я был там.

– Зачем?

– Чтобы знать врага. Эта война продолжается уже более тысячи лет. И мы – на ее переднем крае.

– С мусульманами?

– Да. Вы, русские, просто не знаете, что это такое – быть под пятой мусульман.

– Ошибаетесь, – вздохнул я, – знаем. Просто восемьсот лет прошло, и мы забыли про это.

«Мерседес» ждал нас за поворотом. На капоте был накрыт импровизированный стол, с лепешками, которые надо есть с оливковым маслом и чесноком, с нарезанным суджуком – знаменитой болгарской сухой колбасой, которая отличается от нашей тем, что имеет форму сильно приплюснутого овала – ее раскатывают скалкой. На столе было много чего еще, а также – водка и пиво. Охранник занял место за машиной, а водитель – перед ней, при этом у охранника был короткоствольный автомат.

Генерал, подавая пример, взял хлеб и положил на него несколько ломтиков колбасы.

– У нас, у болгар, нет традиции есть хлеб с мясом, у нас хлеб обычно делают сладкий или лепешками. Есть хлеб с мясом я научился у вас.

– Евгений рассказывал, – неопределенно ответил я.

Суджук и в самом деле был очень вкусный

– Евгений рассказал вам про мое дело? – спросил генерал.

– Местами, скажем так.

– Простите?

Я мысленно сделал себе замечание – за границей наш сленг вряд ли поймут.

– Рассказал, но, возможно, не все. В свою очередь – вы знаете, что интересует меня?

– Да, американцы…

– Вам что-либо известно?

– Боюсь, ничего, за исключением того, что они пропали примерно в тех же местах, где пропадали и мои агенты. Думаю, те люди, которые находятся там, не хотят, чтобы кто-то знал про них много, понимаете, да?

– Что с ними могло произойти?

– Все, что угодно, – вздохнул генерал. – Видите ли…

– Александр.

– Александр… В Болгарии сейчас ситуация очень… – Он пощелкал пальцами, подбирая слово, – непростая, да… Наша страна больше не принадлежит нам, мы – часть Евросоюза. Из полиции, из служб безопасности изгоняются все профессионалы, особенно те, кто учился в Советском Союзе или России… они считаются… ненадежными, да. Большая часть из тех, что пришли, имеют за плечами курс в шесть месяцев в международном полицейском колледже… и еще стажировку. В России я учился полицейскому делу пять лет. Нам запрещено вести работу среди опасных этнических групп, потому что это… недемократично. Вы видели цыганские кварталы, Александр?

Я отрицательно покачал головой, потом, спохватившись, что у болгар это означает «да», просто кивнул.

– Экономика Болгарии в плохом состоянии, – продолжал генерал, – ничего не работает, люди уезжают. Многие из тех, кто уволен из милиции и органов безопасности, встали на преступный путь…

Я вспомнил Пламена – интересно, знает ли его генерал. Еще смешно… украинцы проводят одну люстрацию за другой… интересно, а они что думают, куда денутся уволенные менты и «безопасники», тем более такие, которых не увольнять, а расстреливать надо…

– …В Болгарию хлынули беженцы, а цыгане, которых раньше заставляли работать, встали на антисоциальный путь. Они занимают целые кварталы в городах, есть даже в Софии. Приезжают из деревень, селятся в городах, чтобы заниматься воровством, попрошайничеством, проституцией. Селятся в многоэтажки. На первом этаже обычно проламывают стены и делают конюшню. Мусор выкидывают прямо в окна, он там до второго-третьего этажа. Разбирают и продают угнанные машины, воруют детей…

Генерал говорил с болью в голосе, было видно, что ему действительно не все равно, что происходит с его страной. И правительство Болгарии явно ошиблось, уволив его: найти в наши дни неравнодушного человека большая удача. Но все его слова ни на шаг не приближали меня к разгадке исчезновения коммандера Сикерда.

– Господин генерал, я должен найти у вас одного человека.

– Да, конечно. Я делаю все, что могу, в милиции… полиции у меня еще остались друзья. Но мы не нашли следов вашего человека ни в одной из гостиниц. Это значит, он, скорее всего, поселился где-то нелегально, заплатил наличными. Если человек сам не хочет, чтобы его нашли, это сложно сделать. Кроме того, в нашей стране есть американские военные базы…

– Он выделяется тем, что не знает болгарского языка. И он может быть связан с наркомафией, – выдал я часть информации.

– С наркомафией? – заинтересовался генерал. – Какой?

– С албанской.

– Плохие люди. Всегда были плохие. – Генерал вытащил блокнот и, сделав запись, добавил: – Будем искать, спасибо, что сказали.

– Теперь ваша очередь.

Генерал вытащил из блокнота фотографию и подал ее мне:

– Генерал Драгомир Стоянов.

Я смотрел на фотографию… явно из личного дела. Генерал был суше в кости, иранский, скорее всего, тип. Выделялись седые усы при черных волосах. Выглядел он импозантно, если бы я не знал, кто это, принял бы за иранца или турка.

– Кто он?

– На сегодняшний день – министр.

– Кто он вам? – заподозрив неладное, спросил я.

Генерал долго молчал, перед тем как ответить.

– Генерал Стоянов был человеком, который учил меня. Генерал Стоянов назвал мое имя, когда шла речь об отправке молодых милиционеров на учебу в СССР. Он тогда не был генералом, и он, и я… как это называется… отвечали за порядок в городе.

– Патруль.

– Да, патруль. Я всегда считал его своим отцом в милиции. Вот почему я никак не могу понять, каким образом он мог принять ислам.

– Может, это не так? Может… – Я осекся – как сказать, чтобы не обидеть генерала, – и продолжил: – Может, он действовал… из политических соображений?

Вместо ответа генерал протянул мне еще одну фотографию, на ней был запечатлен человек, которому перерезали горло.

– Это было несколько лет назад. Я был начальником второго спецотдела МВД Болгарии, занимался секретной работой, понимаете?

– Агенты… понимаю.

– Да. Агенты. Этот человек… он был мусульманином и моим агентом. Я работал с ним сам… знал, что в Болгарию проникают опасные люди из Югославии… очень опасные люди, Александр. Много оружия. Как думаете, какая страна производит больше всего опиумного мака?

– Афганистан?

– Нет, Турция. В Турции семьдесят тысяч фермеров выращивают опиумный мак легально. Именно турки вывели сорта мака, которые позволяют получить в несколько раз больше наркотика, чем обычный природный мак. Они экспортируют все это для потребностей лекарственных компаний. Но никто не знает, сколько мака они утаивают и перерабатывают на героин. Все это идет в Европу… через нас и через Украину. Афганистан – мировой враг, американцы воюют с ними, а Турция – друг, они помогают им, чтобы снова были османы.

– Я только что из Турции, – сказал я, чего говорить был не должен.

– Тогда что я говорю… Они хотят вернуться в девятнадцатый век, понимаете? Хотят, чтобы был ислам.

– Мы говорили о Стоянове, – напомнил я.

– Постепенно мой человек поднялся очень высоко в тайной иерархии. В девяносто седьмом Усама бен Ладен приезжал в Боснию, собирались все. Там был и мой человек. У меня есть снимки и записи бен Ладена, которых нет больше ни у кого в мире! И вдруг – его убили. Жестоко убили, видите фотографию?

– Он мог провалиться по тысяче разных причин.

– Да. Но это был не просто агент. Это был… дальний родственник. Я много лет тайно вел расследование…

– Служебное.

– Да. Чтобы понять, что произошло. В конце концов, я решился на эксперимент. Была информация, о которой знали только я и Стоянов. Через два дня исламисты об этом тоже узнали. Человек, которого я якобы должен был арестовать, скрылся.

– Он мог просто испугаться.