Ленин-кышь, Ленин-мышь, Ленин-тохтамышь! Рассказы о «самом человечном человеке» - Голованов Антон

Помирившись с Зиновьевым уже на следующее утро, как это бывает у российских социал-демократов, два матерых большевика, затащили в свое купе младшего офицера Вильгельма Бюрига и безжалостно обули его в преферанс. Получив паровоз на мизере, немецкий служака, лишился месячного денежного довольствия, золотых швейцарских часов и янтарного мундштука. Будучи настоящим арийцем, Бюриг с нордической стойкостью перенес поражение и даже не требовал реванша. Весь остаток пути он ехал, молча Пару десятилетий спустя, гоняя пломбированные вагоны в Заксенхаузен и Майданек, Бюриг, очень сожалел, что путевые стрелки в том, уже далеком 1917-м, имели другое направление.

Когда поезд прибыл в Гамбург, где чумная бацилла, как называл ее позже Уинстон Черчилль, то бишь, социал-демократический десант, должен был пересесть на пароход, идущий в Швецию, никаких слез, навеянных расставанием, не было. Немцы, сдав пассажиров таможенным властям, удалились строевым шагом в промозглое, туманное утро. Зиновьев послал Аксельрода попытаться выменять у докеров, на бюриговский янтарный мундштук спиртного. Надежда Константиновна ежась от холода, куталась в манто и на кончике ее носа застыла мутная капелька. Ильич был бодр, ибо стоял перед разверзшимися вратами и готовился шагнуть в историю. Остальные беспредметно голосили, кашляли, сморкались. Холодный воздух резали пароходные гудки.

Всех пассажиров того эпохального пломбированного вагона, как мифический Уран пожирает своих детей, схарчила их же революция. Немногих оставшихся, в назидание потомкам сгноил Иосиф Виссарионович Сталин в колымских лагерях. Может быть, если бы кто ни будь, тогда в Германии не долил в паровоз воды, или не насыпал в тендер угля, или сломал стрелку, а то и все вместе, история бы сложилась иначе. Однако в Германии, пусть даже голодающей и воюющей, по другому быть не могло. Очень хочется надеяться, что в следующий раз, когда кто то захочет отправить подобный состав в Россию, то доморощенные логисты проложат маршрут через другие земли, например, Грецию, Болгарию, Румынию или на худой конец, Польшу. И пусть заранее предупредят, что бы успеть разобрать на границе рельсы.

История одного госпереворота.

Всемирный исторический процесс – вещь, по сути, многофакторная. Это значит, что на его развитие влияет множество условностей, иногда даже недоступных невооружённому глазу. Подобно тому, как астроном Гершель высчитывал траектории планет, визуально не наблюдая их, но лишь примечая производимые ими пространственные возмущения. Так и любой мелкий камушек, попавшийся на пути стремительного бега событий, может перенаправить их в какое-нибудь непредсказуемое русло.

К примеру, если бы памятный Октябрь 1917 года выдался не столь холодным или скупые Петроградские буржуи-мироеды добровольно открыли винные склады для беснующейся черни, не вынуждая толпу их брать приступом, – возможно, мы бы жили в другой, более сытой и счастливой стране. Позднее коммунистические идеологи как могли, отрицали объективность этого факта. В некоторых случаях, используемый ими метод диалектического материализма подменял собою здравый смысл. А придворные щелкоперы возводили частную, малопривлекательную теорию в ранг вселенской аксиомы. Каждый из них хотел отметиться перед своим партийным руководством, выпрыгивая из штанов, в надежде что заметят и пустят поближе к корыту. Вот это железный закон, проверенный временем. На самом деле всё случилось куда более витиевато.

…Холодный промозглый ветер гулял вдоль прямых, как линейный аршин каналов и тёмных Петроградских улиц, задирая полы пальто редким прохожим и срывая с них шляпы. Обыватель предпочитал носа из дома не показывать – по улицам шастали рабочие военные патрули, а по подворотням хозяйничали бандитские шайки. И те и другие могли запросто ограбить, пустить пулю в затылок, а тело сбросить в канал. Отличались одни от других, только тем, что уголовники были пьяны наполовину и могли бегать, пролетарская же милиция,«в хлам» и могла только стрелять. Причем многие из патрулировавших, крайне плохо разговаривали по-русски, а некоторые языка не знали вовсе. Наступала новая эпоха и ее герои уже начинали делить мир, нагибать его под себя. Без винтовки, а ещё лучше без ручного пулемёта выйти подышать воздухом представлялось крайне рискованным предприятием.

Иногда моросил мелкий холодный дождик. Тротуары были грязны, их никто не убирал. Дворник, хоть и пролетарий, но классовой сознательности ему было далеко. Элемент, в основной массе своей подавшийся в родную деревню, предвидя скорый голод и разруху. «Революционная» фронда: матросня, фронтовые дезертиры, мешочники-спекулянты, просто пролетарии, уставшие от снулой беспросветной жизни, оценив прелесть безделья и вольницы, сбивались в разношерстные неуправляемые стаи и у больших жарких костров, которых в тот вечер по Питеру полыхало великое множество. На топливо шла мебель, заборы, магазинные вывески, а так же припасённые обывателем на зиму дрова. Все жили только настоящим днём. Завтрашний день, если и будет, то он не интересен. История делается сегодня и только сейчас. Всюду в мистическом, зловещем зареве слышались гогот, ругань и шум потасовок.

Владимир Ильич Ульянов (Ленин) пробирался к Смольному институту – бывшему пансионату благородных девиц, а ныне месту, где располагалась вся большевистская тусовка, позднее поименованная «штабом». Его сопровождал «верный пёс», он же проверенный товарищ, чухонец по фамилии Ряхья: худой, высокий, отталкивающей внешности человек, сжимающий по карманам два нагана и нервно озирающийся по сторонам.

Пара инкогнито пробиралась парками, подворотнями и тёмными улицами. В кронах деревьев Летнего сада метались зловещие тени, поверхность Невы ветер морщил крупной рябью. Выйдя из очередной подворотни на набережную, будущий вождь мирового пролетариата и его спутник неожиданно увидели ярко освещённый, ощетинившийся бортовыми орудиями гвардейский крейсер «Аврора». На корабле, судя по всему, шло гульбище. На пугающем чернотой, ненастном небосводе хаотично мелькали пускаемые с крейсера лучи прожекторов. Играла гармонь. Осипшие матросские глотки нестройным пьяным хором орали матросские песни. Иногда диссонансом звучал развратный женский смех.

– Пьют, суки! – больше с завистью, нежели со злобой или осуждением, сквозь зубы прошипел Ленин.

– Да-а, сейчас везде пьют, кому есть чего – согласился Ряхья по-фински, минут через пять.

Вскоре оба революционера вышли к Смольному. Здесь они почувствовали себя в относительной безопасности, подобно рецидивистам, укрывшимся в «малине». Тротуар вёл их вдоль красивой бесконечной изгороди литого чугуна, сквозь которую виднелся больших размеров особняк. Окна его ярко светились электричеством, слышался шум, возня, оклики, несмолкаемый гул голосов. Во дворе, перед парадным входом и по сторонам, пылали вышеупомянутые костры, на их фоне неуверенной пьяной походкой проплывали чёрные силуэты.

Российская политическая ситуация к тому моменту достигла небывалого накала. Ушло в небытие, организующее укрепляющее и карающее организационное начало. Теперь каждый босяк, подобно королю Людовику IV, государством считал себя. Однако в отличие от короля, он не полагал на себе никакой ответственности. Грабь награбленное! Жри от пуза, бухай, пляши на костях, чем не жизнь! А если пустишь кому кровь, так и уважать начнут. Просто так, по исконной русской традиции: «Боятся – значит уважают!».

Наступало время решительных действий. Пока страна еще бьется в агонии, не все потеряно. Необходимо было найти выход, иначе не выжить. С одной стороны – немец, с другой – саботажник, с третьей – бандит, а с четвёртой – голод с разрухой. А над всем этим безобразием всё явственнее проступает силуэт страшной и неопрятной старухи с косой. Различные партии изводили себя склоками, травили друг друга, лгали и сводили на «нет» любой политический дивиденд, который удавалось приобрести неимоверными усилиями. К октябрю инициативу в этой вакханалии перехватили большевики как самая популистская, бессовестная и беспринципная сила. То, что с люмпенами и бандитами они разговаривали фактически на одном языке, давало им немалую фору перед другими. Бандит и люмпен грозная революционная сила. Бежит не далеко, зато быстро. Сгорает на раз, зато горит жарко. Ленин это прекрасно понимал. Политическая арена России 1917 года изобиловала массой разнообразных, подчас комических персонажей. Некоторые из них шутили, но так, что смеяться не хотелось, напротив, бросало в холодный пот. Всеми правдами и неправдами, где угрозами, а где подкупом проникнув в российский политический бомонд и желая добить его окончательно, Ильич и компания решают провести так называемый, II Съезд рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Это конечно была не воровская сходка, но и не народное вече. Глубоко сомнительное, рисковое предприятие устраивалось для небольшой горстки авантюристов, разбиравших рельсы на пути локомотива под названием «Великая Россия», на всех парах, летящего под откос.