Альтер Эго. Московские Звезды (СИ) - Вересов Иван
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кэтрин не испытывала страха в руках Сергея, она легко шла на поддержки, предугадывала, помогала. А он продлевал ее полет, казалось, Кэтрин парит, не касаясь пола. Легкая и пластичная, вся отдается танцу. И в какой-то момент балерина исчезла и появилась виллиса Жизель…
Язык классического танца красноречив, глубок и целомудрен, он возвышает душу. Когда Катя и Сергей станцевали адажио, Виктория заплакала.
Катя подбежала к ней, обняла.
— Вика, ну что ты, почему?
А Сергей остался в стороне, он понял: Вика плачет об их несостоявшемся спектакле, о том, к чему они подошли так близко, но не смогли осуществить. Он встретил взгляд Вики, ее заплаканные глаза светились счастьем.
— Спасибо, Сереженька… Вы с Кэтрин чудесные, она… лучше меня.
— Нет, Вика, — протестовала Катя, — не лучше, у меня многое не получилось, если бы не Сергей Константинович — я бы на обводке упала!
— С ним не упадешь…
Теперь они смеялись и плакали обе.
— Давайте пешочком, с остановками, а потом еще раз, — сказала Виктория. И совсем уже репетиторским тоном в сторону рояля: — Станислав, сыграйте раньше, с выхода Альберта…
— Коньяк пить пойдем нескоро, — вздохнул Макс и уселся рядом с пианистом. — Валяй, Стас, с выхода Альберта.
После репетиции всей компанией поехали в гостиницу «Москва», где остановились Виктория и Кэтрин. Ужинали в номере. После ужина Макс со Стасом уединились. Вика на это не обратила внимания, она Сергея от себя не отпускала, все смотрела, как будто не могла поверить, что вот он, перед ней. И расспрашивала бесконечно, с живым интересом, слушала жадно.
— Я про тебя все-все узнать хочу, мне важно, как ты жил. Танцевал? Я видела какие-то статьи про балет Манфея, там твое имя мелькало. Дифирамбы! Сергей Залесский — звезда современного балета. А потом исчез, что случилось?
— Ногу повредил, выбил колено, не долечился, это неинтересно, Виктуся, ты лучше про себя расскажи.
В самом деле, не стал бы он рассказывать, как пытался уйти в спорт, работал стриптизером, метался из одной крайности в другую, как фанатично восстанавливал форму. Зачем ей знать это? Хорошо, что они встретились снова, сейчас, когда он смог выглядеть достойно, а не вызывать жалость.
— Бедный! — Вика обняла его по-матерински, сердцем услышала все, о чем он умолчал.
Сергей почувствовал это — ее доброту, она всегда была доброй девочкой. И он не оттолкнул, не закрылся. С ней он согласился быть слабым, пусть бы жалела.
Они сидели на диване и приканчивали бутылку красного французского вина. Номер люкс, хороший ужин, душевная беседа. Сергей усмехнулся про себя — тут бы и осуществить задуманное еще днем, напиться. Но вместо этого поставил бокал на журнальный столик — завтра нужны светлая голова и хорошая координация.
Он смотрел на Кэтрин, которая дремала в кресле напротив. Завтра они снова будут репетировать. Странная штука жизнь, еще утром пустота и отчаяние, безразличие ко всему, а сейчас — нетерпение, скорее бы время прошло.
Кэтрин — несравненная Жизель! Они могли бы станцевать спектакль, Сергей не сомневался. Не завтра, конечно, и не через неделю, работы непочатый край, получается не все, но он испытал с ней то, о чем не позволял себе думать с училища. Этого никакой работой не добиться. Искра нужна.
Расставшись с Викой, Сергей потерял душу дуэтного танца, за эти годы он становился партнером многих, но настоящего, живого дуэта у него с тех пор так и не было, одна техника.
И вот Кэтрин! Сергею нравилось называть ее так, ей это шло. Странная, молчаливая, замкнутая, за весь вечер она и десятка слов не произнесла. Сначала он думал, что девушка плохо понимает по-русски, но Вика развеяла эти сомнения еще в репетиционном зале.
— Катя все понимает и говорит прекрасно, когда захочет. А танцует так, что слов не надо.
Это оказалось правдой, в танце Сергей понимал Кэтрин, предугадывал ее движения и удивлялся, как с ней легко. Еще она поразила его смелостью — ни тени сомнения перед воздушными поддержками, полное доверие партнеру. Сергей всегда ценил это в Виктории, узнавал и в Кэтрин.
Но в жизни они сильно различались. Виктуся была скромной, но открытой, а Кэтрин полностью отгородилась от мира. Вне танца она уходила в свои мысли, словно продолжая в уме повторять партию. Возможно, и сейчас так было. Вика перехватила взгляд Сергея.
— Теперь не станешь отказываться от Альберта?
Он не был готов ответить «да», оставался не уверен в себе: одно дело, пройти па-де-де, а другое — станцевать спектакль целиком. Сергей неопределенно мотнул головой, но Вика расценила это как согласие.
— Ты слышишь, Катя, он согласен!
— Правда? — Кэтрин стряхнула задумчивость. — Значит, завтра будем репетировать?
— Конечно будем, — заверила Виктория.
— Постой, Виктуся, ну ты ведь ничего не знаешь, как я жил. Какая мне Жизель?
— В Нидерландах тебе Жизель, и не спорь, ну представь только, восстановить спектакль Петипа и Лавровского, у нас уже есть эскизы тех костюмов и декораций. И спонсоров Макс нашел.
— Он ничего не говорил мне.
— Я просила, думала, если не получится, чтобы тебя не сдергивать. Как жил, ты мне сейчас расскажешь, а Катя пусть спать идет, вам работать с утра.
И снова Сергей удивился, как переменилась Вика. Стала решительной, безапелляционной. Неужели статус хозяйки балетной школы так отпечатался на ней?
— Да, пойду я, — сказала Кэтрин, — спать правда хочется.
И это была самая длинная фраза, произнесенная ею за вечер. Жили в ней две сущности, и та, что принадлежала балету, являлась в репетиционном зале, когда она могла выразить себя танцем. То же, только многократно усиленное, как думал Сергей, должно было раскрываться на сцене. И он хотел увидеть, прикоснуться, стать частью рождения ее образа.
Кэтрин встала, Сергей поднялся вместе с ней и поклонился, Кэтрин сделала реверанс. Это вышло у них так по-ученически, что Вика рассмеялась.
— Так и вижу нас с тобой, Сережа, лет десять назад… Или больше?
— Больше, Виктуся, — вздохнул он, — потому я и сомневаюсь.
— А ты не сомневайся. Иди, Катя, иди, а мы с Сереженькой тут посекретничаем.
Следующие часа полтора Сергей пространно рассказывал Вике про свои попытки сделать карьеру на сцене. Про работу у Манфея, гастроли, про свою антрепризу. О том, что не касалось танцев, он скромно умолчал. Про Макса тоже не распространялся, предполагая, что Вика и сама догадывается. Рассказывал и в целом о том, что творилось вокруг в те годы, что Вика жила за рубежом.
Слушала она внимательно, грустнела, крутила кольцо на пальце.
— Все гораздо хуже, чем я думала. Ты знаешь, я от политики и всякого такого далеко, поверить не могу, что здесь было, как в Чикаго. Бандитский Петербург, путч в Москве. Ужас какой-то, Сереженька, да как вы жили? Правда есть было нечего?
— Случалось. Карточки вводили продуктовые, гуманитарную помощь получали те, кому везло быть при конфессиях и фондах. Я в «Петербургконцерте» получал.
Сергею не хотелось вдаваться в подробности. Не любил он вспоминать то время, когда все рушилось, ладно бы только театр.
— А про бандитов правда?
— Не знаю про Чикаго, но в Питере на улице стреляли, разборки бандитские средь бела дня устраивали, повезло тебе, Виктуся, замуж вышла, уехала в Голландию и не знала, что это такое — лихие девяностые, как теперь то время называют.
— Да, видно, повезло… Надо было мне раньше за тобой приехать!
— Да почему ты так уверена, что я соглашусь?
— Ты уже согласился, я видела, как ты с Катей танцевал. Ты же сам этого хочешь!
— Да, хочу, очень хочу, у нас… может получиться.
— У вас получилось!
Сергей не мог спорить, перед своей тягой танцевать с Кэтрин он оказался бессилен.
— Она молчунья такая, как с ней общаться?