Обман - Анна Бялко

Да-да, все так. Плавали-плавали. У Вальки есть заместитель, Гриша, такой симпатичный мужик, чуть помладше меня. Неженатый, между прочим. Или разведённый. Валька сам мне сказал, все сетовал, что у меня подруг нет, а то могли бы познакомить. Мы с Гришей периодически встречаемся на всяких их швайнфестах, и, честное слово, я ему всегда радовалась, как родному, без всякой задней мысли. Милое открытое лицо, и разговаривать с ним можно. В разговоре он случайно обмолвился, что часто бывает по делам недалеко от нашего дома. И я позвала его заходить. И он как-то зашёл.

Все было очень мило. Оказывается, я необычайно красива и чертовски умна. Он давно на меня смотрит и боится открыть рот. Он и подумать не может, Валя ему как брат, но я так хороша, что…

Да, Господи, мне не жалко. Я, как говорится, не облезу. Валя, думаю, тоже. Он для начала ничего не узнает, тем более не облезет. И очень удобно, что Гриша работает под ним, на всякий случай: не столько мою репутацию будет беречь, сколько свою карьеру.

А по сути… По сути — ничего. Ласковый мальчик, очень старательный, очень умелый, но как-то все это… Пусто. Телу хорошо, спору нет. И глаза потом светятся, и волосы вьются, а на душе пустота. Даже не противно, а просто все равно, как на сеанс массажа сходить.

Гриша приходил ещё пару раз. Честно говоря, его было жалко. Почему-то казалось, что я его использую, забираю у него что-то, что ему очень нужно, а мне вовсе нет, а взамен ничего не даю. Хотя тут-то как раз все было по-честному. Он говорил, что такого даже вообразить себе не мог. Смешным образом, с ним я была гораздо активнее и раскованнее, чем с Валькой, именно потому, что было все равно. Все равно, что он подумает, все равно, что увидит. И ходила потом голой по квартире (при Вале я давно себе этого не позволяю, знаю, что вид уже не тот). Как римлянка, которая не стесняется наготы своей перед рабами. А он смотрел и млел. И если в первый раз эти восторги ещё как-то трогали за душу, то потом и это исчезло.

А потом и Гриша исчез. Я наплела ему что-то про Валю, про совесть, про своё положение и репутацию. Он соглашался, только кивал с тоской. И теперь ещё при редких встречах поедает меня печальными глазами. Собственно, после истории с Гришей я и заказала те билеты в Париж…

Париж не случился, так и остался мечтой в синеватой дымке… И ничего не случилось — ни со мной, ни с Валей, ни даже с мальчиком Гришей. Да и что, собственно, должно было случиться… Что вообще может случиться с той, которая живая только снаружи? Ведь если у вас нету тёти — вам её не потерять, правда же?

Я и сама иногда, пытаясь взглянуть на свою жизнь как бы со стороны, не могу понять, чего же мне, собственно, не хватает. Положа руку на сердце, оснований для счастья у меня более чем достаточно. И все мои претензии к мужу абсолютно дурацкие и высосанные из пальца. Потому что не пьёт, не бьёт, денег в дом приносит — чего же ещё желать?

Я ничего не желаю. И претензий к Вальке у меня нет. И ни к кому нет. Чтобы быть счастливой, никаких оснований вообще не нужно. И ничего не нужно. Счастье либо есть, либо нет. И если его нет, то не помогают ни уговоры, ни неземные блага.

Конечно, можно жить и без счастья. Это, если вдуматься, совершенно необязательно. Счастье — понятие эфемерное, а жизнь — это жизнь, сугубо материальная штука. Был бы достаток, комфорт и уют. Сиди себе в тепле, живи и радуйся. Я, безусловно, сижу в тепле, вот только жить у меня не получается. А видимость счастья изобразить можно кому угодно, только не себе самой. И с какой стороны ни смотреть, я-то все равно знаю, что, если мне плохо самой с собой, нет у меня ни счастья, ни жизни. Вот так все просто, хотя и трудно понять.

Но на самом деле все не так просто. Или наоборот — просто как раз до банальности и банально до отвращения. В доме было полно спиртного. Валин бар, запас для гостей, всегда. Богато и разнообразно.

Я вообще не пила. Никогда, ещё со времён беременности и Митиного младенчества. Я как-то не видела от этого кайфа, а что до расслабления… Зачем мне расслабляться — я же не напрягаюсь.

А тут я попала под дождь во время прогулки. И бежать-то было недалеко, а вымокла вся до нитки. Стояла ранняя осень, в доме ещё не топили, горячая вода была отключена на профилактику (богатые тоже плачут), а греть встроенный нагреватель было долго. Я выпила чаю, но меня продолжало знобить. И, чтобы согреться, я влезла под одеяло и взяла с собой полстакана какого-то ликёра из бара.

То ли с непривычки, то ли оттого, что я замёрзла, но на меня впервые в жизни это подействовало. Стало тепло, сонно и как-то легко. Куда-то исчезли пустота и тоска, почему-то быстро кончился вечер…

А через пару недель я с удивлением заметила, что немалая часть бутылок в баре как-то почти опустела. Пожав плечами, я купила новых — чтобы не оставлять мужа без стратегических запасов. Заодно купила кое-чего и на свою долю…

Главное, я каждую минуту понимала, что это не дело. Что нельзя пить в одиночку и не закусывая, что от сладких ликёров тоже спиваются, что женский алкоголизм вообще неизлечим. Но вместе с тем другая часть меня — наверное, та, которая ещё не совсем умерла, — тоже понимала, что, если выпить всего стакан густой сладкой жидкости, вечер кончится, и пустота сожмётся в почти незаметный комок где-то в глубине, а не вокруг меня, и тишина в квартире перестанет так бить по ушам. Что если выпить ещё немного целебного настоя и лечь в постель, то, может быть, удастся быстро заснуть и не лежать часами, прислушиваясь, не вертится ли наконец ключ в двери…

И если я пыталась по старой, не вытравленной интеллигентской привычке задумываться над тем, что со мной происходит, кто виноват и что делать, то у меня получалась полная неразбериха. Выходило, что та, хорошая часть меня, которая читает книжки, любит мужа и сына, ведёт дом и варит обед, никому не нужна и поэтому умерла, а другая, которая пьёт втихаря и пытается гулять на сторону, оказывается востребованной и потому живой. Но при этом хорошая часть из своей могилы тянет её к себе, уговаривая отказаться от порока, чтобы стать хорошей и тогда тоже умереть? А что же останется у меня? Вернее, от меня? И кому нужны все эти дохлые благодати? А если не нужны, чего я за них цепляюсь? И может ли мёртвое за что-то цепляться?

В общем, я совсем запуталась. Ясно было, что надо куда-то бежать и что-то менять, но вот куда и на что… И тут ещё разразилась осень со своей хнычущей промозглой погодой, это и обычных-то людей вгоняет в депрессию…

В тот день я вышла из дому неранним серым утром. Было начало ноября, с вечера шёл дождь, с ночи подморозило, на улице было скользко, сыро и противно. Я бы и не попёрлась никуда в такую мерзоту, да и идти мне было в общем некуда, но, с одной стороны, пришла домработница, а с другой — я уже успела выпить свою утреннюю рюмку, и если остаться дома, то я не смогу остановиться, а домработница увидит, нехорошо.

И я, как приличная, сняла у себя в спальне халат, оделась и нарисовала что-то на лице, закрыла бутылку и засунула в свой шкаф с одеждой, куда домработнице лазать запрещалось. Пока совала, наткнулась там на три пустых, что настроения мне, естественно, не улучшило.

Ходить по такой погоде три часа пешком было бы безумием, поэтому я сразу направилась к машине. Выпить я успела совсем немного, езжу я аккуратно, но даже если что-нибудь и нарушу, никакому менту в голову не придёт проверять меня на алкоголь.

Моя машина единственным ярким пятном выделялась на унылом фоне ноябрьского двора. Когда Валя год назад спросил меня, какую машину я хочу, я не стала просить ни дорогущего «Мерседеса», ни навороченных итальянских и французских жестянок, а выбрала простой честный «Фольксваген-Гольф». Но, очевидно, та часть меня, которая отвечает за пороки, не могла вынести такой умеренности, и поэтому мне захотелось машину ярко-красного цвета. Вообще-то подобная гамма мне совершенно несвойственна — у меня вся одежда или чёрная, или серая, а в качестве ярких деталей я использую максимум что-нибудь темно-зелёненькое. Даже мой муж тогда удивлённо охнул. Но каприз выполнил — и теперь я рассекаю на совершенно убойной, просто глаз вырви, алой машине. И что самое смешное, мне это нравится. Особенно весело смотреть, какие лица бывают у тех, кто наблюдает, как из тормозящего с визгом вызывающе-яркого агрегата выходит изящная неяркая дама средних лет.

Верный «Гольф» радостно заурчал мотором с полоборота, я включила печку, поставила себе какую-то музычку и двинула потихоньку в сторону центра.

Мы живём возле Октябрьского поля, ехать я решила по Ленинградскому шоссе, но на выезде попала в дурацкую пробку, решила объехать, развернулась, захотела срезать, и каким-то чёртом меня вынесло на площадь Красного Балтийца, причём не в ту сторону.

Если кто знает — это жуткое место, открытая площадь, на которой пересекается несколько больших дорог, и тут никогда нельзя проехать так, чтобы попасть в нужный ряд в нужную сторону, даже если точно знаешь, куда тебе надо. А уж если выехал не с той стороны, пиши пропало. Я даже не стала сопротивляться, просто поехала, как была, и, естественно, вместо Ленинградского шоссе в сторону центра меня вынесло куда-то поперёк, и я попала в какое-то унылое место, похожее то ли на задворки овощной базы, то ли на заводской посёлок, в общем, мрак.