Обман - Анна Бялко

Как будто я не знаю, что у него есть баба. Бабы. Любовница — мерзкое слово, я его не люблю. Да это у него, пожалуй, и не любовница. Несмотря на всю мерзостность, понятие «любовница» требует какого-то постоянства, а этим тут не пахнет… Секретарша. Каждый раз другая. Референтка, профурсетка — я не вникаю, мне уже все равно.

Мне честно все равно. Я ни разу Вальке ничего не сказала. И я даже довольна, что он спит в другой комнате, а то, пожалуй, пришлось бы говорить. Потому что светски молчать и делать вид, что все нормально, я могу, а ложиться с этим в постель — нет. Пришлось бы говорить, Валька, как джентльмен, стал бы отпираться, а никаких прямых доказательств у меня действительно нет, он все-таки умный мужик, ну и началось бы… Гадость. Нет, суда нет — и не надо, и очень хорошо.

Кроме того, я на самом деле легко могу без этого обходиться. Меня, в общем, это как-то утомляло последнее время. Кстати, когда это было? Митька ещё не уехал, значит, год, нет, больше… Неважно. В конце концов, мы женаты почти двадцать лет и знаем друг друга до глубже костей, и никакой тени романтики, кроме привычки, давно уже не осталось. А гимнастикой можно заниматься в фитнес-клубе.

Конечно, Валька нормальный мужик с нормальными потребностями, так что я на него не обижаюсь. Глупо как-то было бы.

Чего мне действительно жалко, так это, пожалуй, той дружбы, которая между нами была. Потому что в той же постели мы могли, обнявшись, долго-долго разговаривать обо всем на свете, и это было гораздо интереснее, чем то, за чем, собственно, ложатся в постель. И это тоже куда-то ушло. То некогда разговаривать, то незачем, потом, как я понимаю, он уже не все мог мне рассказать, а потом говорить стало не о чем. Последний год при встречах мы обмениваемся короткими «как дела» и сведениями о Митькиной жизни, в зависимости от того, кто последним общался с сыном по телефону. Деньги Валька переводит на мою кредитку, не обсуждая, расходами в нашей семье давно никто не интересуется, так что общих тем для беседы практически нет. А ещё иногда он спрашивает о моем здоровье и узнает, не нужна ли мне вторая домработница, от чего я решительно отказываюсь.

Нет, я предпринимала какие-то попытки борьбы за своё семейное счастье. Хотя довольно глупо бороться даже не с тенью, а просто с отсутствием человека. И потом, я же не с ним собиралась бороться. И вообще непонятно — с кем?

Но я старалась. Я честно изображала из себя всю такую красивую и изящную к его приходу. Беда в том, что когда приход реализовывался, всем было ни до чего. Потому что когда муж приходит в два ночи, даже если на самом деле с работы, а жена хороша как никогда в изящном наряде и с макияжем, то, что бы ни писали на эту тему женские журналы, это глупо. Лучше честно притворяться спящей.

С обедами было примерно то же. Я готовила еду (я хорошо готовлю, без дураков) и ждала мужа с обедом, но опять же, среди ночи — какой обед? Даже ужин никому не нужен. И получалось, что я готовлю сама себе, а это ещё глупее. Тогда я перестала готовить, и когда Валька как-то раз внезапно вернулся домой к семи, жрать было нечего. В холодильнике уныло жили продукты для завтрака — апельсиновый сок, йогурты и яйца. Потому что он дома только завтракает, а я вообще почти ничего не ем. Ну и, конечно, Валька, отметя мои горячие предложения сварить кашу из топора, поехал ужинать в ресторан. А я осталась дома с яйцами. Теперь уже даже не вспомнить, почему, собственно, я не поехала с ним, но это уже и неважно.

Собственно, и с домработницей то же самое. Я действительно не убираюсь в доме — для кого? Для себя — мне это не нужно, я могу жить в пыли, а больше в доме никого нет, потому что по ночам все равно темно. Но раз меня напрягает вытирать пыль, считает Валя, пусть будет домработница. Ну, пусть будет, она мне почти не мешает, я её вынесу, а ему так спокойней.

У меня была ещё одна убогая попытка в этой жалкой борьбе. Как-то под весну меня что-то дёрнуло, я позвонила в турбюро и заказала нам на выходные билеты в Париж. В пятницу туда, в воскресенье обратно, и гостиница на бульваре Сен-Жермен.

Мы с Валькой как-то были в Париже, лет пять назад, нет, уже больше. Это была не первая поездка за границу, но тогда нам впервые удалось поехать вдвоём — Митька остался с бабушками. На нас тогда что-то нашло — от непривычной свободы мы ошалели, бродили по городу, держась за руки, как дураки, плавали по Сене на кораблике и целовались под мостом. Мне удалось затащить его в музей, и я рассказывала ему про искусство Ренессанса, а он слушал меня, открыв рот. Стояла ранняя осень, каштаны были в золоте, цвели розы. Ну вот, я почему-то и подумала, а может…

Валька даже сначала не возражал. Удивился, конечно, поднял бровь, но не возражал. Счастье длилось час. А потом он вспомнил, что на выходных у него совещание, заседание, консультация… Предложил перенести на следующие, а там случился праздник, потом не было билетов, потом… Потом мне уже было ничего не нужно. Я не борец. Можно было, конечно, напрягшись, все это превозмочь, но мне так не надо. Если бы он сам вспомнил… Но все — свободные люди в свободной стране.

В условиях этой полной и ничем не ограниченной свободы можно было бы, наверное, заняться какой-нибудь деятельностью на пользу обществу, но я, честно говоря, не могла себе ничего придумать. То, что я знаю, люблю и умею, я и так делаю — для себя. Больше это не нужно никому. Я прочла миллион книжек, выучила итальянский язык и побывала в тысяче музеев. Здорово было ходить туда с Митькой — ему интересно, и я чувствовала, что училась не зря. Но я и без Митьки уже ездила куда-то — одна. Не так здорово, но все равно приятно. Хотя работой это трудно назвать даже с натяжкой. У меня иногда руки чешутся, и слова рвутся на бумагу — каких статей можно было бы написать! Но писать статьи по искусству самой для себя — даже не идиотизм, а просто диагноз.

Настоящих подруг у меня нет. Впрочем, ненастоящих тоже. Школьно-институтские приятельницы как-то позатерялись в ходе времён, возможно, отпугнутые неудержимо растущим Валькиным благосостоянием, а новых уже не завелось. Жены нужных людей, перед которыми я блещу интеллектом на тех приёмах, куда по статусу положено приходить с супругой, почему-то не вызывают желания знакомиться, а тем более дружиться, с ними поближе. Впрочем, со стороны я, наверное, тоже противная — воображаю из себя невесть что, подумаешь, искусствовед. Так меня всем представляет Валька: «Моя жена Арина Николаевна, искусствовед».

Пару раз я делала попытки организовать себе какое-то дамское общество, для чего ходила в фитнес-клуб и салон красоты. Но, честно говоря, это ещё хуже, чем на приёмах. Там хоть иногда встречаются люди, с которыми можно разговаривать, не надувая нос и не растягивая гласных. «Ну, вы понима-а-ете-е…» Кроме того, гимнастика и прочие упражнения, как я уже упоминала, не моя стихия. И мазать лицо серыми глинами с альпийских высокогорных лугов по восемьдесят долларов порция — не моя стезя. Может, конечно, кожа лица потом и светится, но кто ж её видит?

— Тебе надо просто что-то изменить в жизни, — сказала мне как-то знакомая, старший менеджер в бутике, где я иногда покупаю тряпки. Цены там просто неприличные, поэтому над каждым клиентом трясутся, как над родным, поят кофе с пирожными и беседуют за жизнь. И милая Наденька изо всех сил старалась меня утешить, когда я, как дура, отчего-то расползлась на жалостливые причитания по принципу «жизнь не удалась».

— Это у всех бывает, просто такой период, кризис среднего возраста. — Она назвала это по-английски, «middle life crisis», звучало прелестно и убедительно. — Надо что-то изменить, а потом все опять будет хорошо.

В знак признательности и стремления к переменам я купила у Наденьки дорогущую сумку, которая отличалась от моей предыдущей наличием лишнего внутреннего кармана, а по пути домой пыталась применить совет к собственной жизни.

Поменять работу я не могу за неимением таковой. Поменять мужа тоже проблематично: во-первых, не на кого, во-вторых, это ничего не изменит, а в-третьих — у Мити должен быть отец. Можно, конечно, не менять мужа, а просто уйти от него, жить одной, но — какой смысл? Я и так живу практически одна. Кроме того, с Вальки станется, он может при разводе и ребёнка отсудить. Ребёнок, конечно, все равно в Швейцарии… Да нет, это маразм какой-то.

Поменять место жительства, конечно, было бы можно, Валька даже говорил как-то мельком что-то о загородном коттедже, но ещё один евроремонт я не вынесу. Машину Валька мне поменял в прошлом году, а смена более мелких предметов погоды не делает.

Можно, конечно, завести любовника и поменять его. Но опыт показывает, что возни будет много, а толку чуть. Плавали, знаем.

Да-да, все так. Плавали-плавали. У Вальки есть заместитель, Гриша, такой симпатичный мужик, чуть помладше меня. Неженатый, между прочим. Или разведённый. Валька сам мне сказал, все сетовал, что у меня подруг нет, а то могли бы познакомить. Мы с Гришей периодически встречаемся на всяких их швайнфестах, и, честное слово, я ему всегда радовалась, как родному, без всякой задней мысли. Милое открытое лицо, и разговаривать с ним можно. В разговоре он случайно обмолвился, что часто бывает по делам недалеко от нашего дома. И я позвала его заходить. И он как-то зашёл.