Черная вода - Виталий Романов

- Уходи, - сказала девушка-весна. - Все прошло.

Он усмехнулся тогда. Весело посмотрел ей в глаза, по-прежнему веря, что все можно исправить. Она много раз говорила похожие слова. Он привык понимал, что ей трудно. У девушки-весны было так много - свой дом, машина, деньги. Он баловал ее как ребенка, покупая дорогие подарки. Иногда возил с собой, рассказывая о тех странах, куда они обязательно поедут вместе. Потом, позже. Девушка-весна слушала его, смеялась, жадно приникая к нему. А дальше... Дальше все начиналось сначала.

Он уходил с головой в работу. Поздно появлялся дома. Иногда не хватало сил, чтобы съесть приготовленный ею ужин. Он целовал ее в щеку, доползал до постели, устало падал. Чтобы с утра начать все заново. Он не обманывал - просто работал.

И только потом, когда уже стало поздно, понял - это тоже измена. Он изменял ей с работой. Ему казались важными срочные дела. Ему казалось, что девушка-весна будет ждать его. Всегда.

Но однажды "Уходи!" прозвучало в последний раз. Он еще не верил тогда.

Девушка-весна шла по осенней дороге, деревья бросали на нее желтые листья. И он навсегда запомнил ее такой - с желтым, увядающим листом клена на плече. А потом ветер взметнул ее волосы, разбросал по сторонам, лист плавно опустился на землю.

Он стоял, глупо улыбаясь, глядя вслед. Он еще не знал, что не сможет вернуть ее.

Потом были другие - другие женщины, другие ночи - но никто не заменил ему ту, что ушла однажды осенью...

"Тик-так, тик-так", - вспомнилось ему. Это было дома, в пустой холодной квартире. Он ломал дорогую мебель. Разбил вазы, которыми украшал спальню. Он метался из комнаты в комнату, раненым зверем. Выл, как волк. А потом засыпал на постели, на ее подушке, вдыхая аромат духов... Засыпал, чтобы ночью, привычно вскочить, думая: "Как она там? Не надо ли укрыть одеялом? Все ли в порядке?" И его вытянутая ладонь находила пустоту...

"Тик-так, тик-так". Почему он оставил старинные ходики, доставшиеся еще от бабушки? Ведь когда пошел "в гору", он выбросил из дома кучу ненужного хлама.

Безжалостно избавился от старых вещей. А ходики оставил. Видимо, для того, чтобы слушать "тик-так" в пустой холодной квартире... Теперь, когда рухнула его крепость, которую строил много лет...

"Тик-так". Он вспоминал малыша, плачущего у разрушенной плотины. Снова видел могучий поток, вырвавшийся на простор: веселый и шумный бег воды. Он вспомнил горе от поражения, первого в жизни настоящего поражения...

"Тик-так, тик-так", - чуть слышно стучали ходики. Мужчины не плачут, мужчины огорчаются...

- Станция "Один день до конца света", - вкрадчиво прошептал голос... Серый день за окнами. Серый пепел прошлого...

Пассажир не вышел в открывшиеся двери...

- Следующая станция "Конец света".

Человек не слышал голоса...

Сколько лет прошло, прежде чем она вернулась? Два года? Или три? А может четыре?

Он не помнил точно. Все стерлось из памяти - важные дела, победы, сумасшедшая карьера. Тогда, после ее ухода, он потерял смысл. У него были деньги, чтобы жить. Без той, что ушла однажды осенью, ему не нужны были дорогие рестораны.

Наскучили шумные компании. Потускнели и стали нелепыми прежние успехи. Бизнес умирал на глазах... Ему было безразлично. Были деньги на еду. А остальное мало его заботило.

"Тик-так", - считали ходики. Месяц за месяцем, год за годом. Время тянулось медленно и страшно. Прошлая любовь жила внутри, не хотела умирать. Но день, когда девушка-осень снова пришла к нему, все же настал.

Он не сразу узнал... Похудевшая, вытянувшаяся, с черными кругами под глазами. И во взгляде было что-то другое: чужое, незнакомое.

"Ты ведь любил..." Он не сразу понял, что она хочет. "По-мо-гиии!" шептали губы. "По-мо-ги!" - просили глаза. А он никак не мог понять и поверить.

- Ведь это мог быть твой сын...

"Мог бы, но не стал", - хотелось кричать ему. "Не стал, не стал, не стал!" И он готов был снова выть от горя... Только теперь смысл ее просьбы стал понятен ему..

"Это мог быть мой сын... Но не мой..."

- А где... тот... - с трудом разлепив губы, спросил он. Ему было очень больно объяснять, о ком речь. Но девушка-осень поняла его.

- Мы одни... Сыну нужна операция. Срочная... Иначе он умрет... Помоги...

И в ее глазах не было боли. Не было счастья. Была только рабская покорность, готовность выполнить любое желание, любую прихоть, лишь бы только простил, хоть ненадолго.

"Чтобы... сыну... денег... чужому..."

"Мог бы. Но не стал!" - кричал голос внутри. И он упал бы на пол, бился бы головой о стену, но ничего нельзя вернуть обратно.

Он должен был сказать ей, что империя давно развалилась. Что уже нет того человека, который несколько лет назад готов был возить ее в любые страны. Тогда весь мир лежал у ее ног. Но бизнес рухнул, как карточный домик. И ему ни за что не набрать такую огромную сумму, которая требуется на операцию. Он промолчал.

"Ты ведь любил?"

Ее глаза молили: "Помоги!" Его кричали в ответ: "Мог бы! Но не стал!" Она отвела взгляд.

- Деньги... будут... завтра... - с трудом прохрипел он, отворачиваясь.

Он не хотел видеть, как девушка-весна будет унижаться.

- Встань с колен, - попросил он, мягко отталкивая ее. - Уходи. Завтра будут деньги...

Дверь за ней закрылась.

"Любил... ил... ил... ил..."

"Тик-так, тик-так".

"Он мог быть твоим сыном..."

"Мог бы, но не стал..."

"Мужчины не плачут".

"Уходиии!"

Он снял телефонную трубку, набрал номер, дождался ответа.

- Джанас, это я. Привет. Мне срочно нужны деньги. Да... Все сделаем сегодня. Да, квартира, машина... и мебель. Подпишу... Деньги нужны утром. Документы сегодня.

Пока!"

Трубка легла на рычаг...

До утра было много времени. Подписав документы о передаче прав, он перебирал старые коробки с бумагами. Что-то осталось от родителей, что-то казалось дорогим и важным ему самому. Не так уж и много. Он носил все это на кухню - письма, фотографии, смешные любовные записки, еще со школы - и сжигал над газовой горелкой. Серый пепел... Оставил только одно фото. Девушка-весна... Убрал цветную картинку во внутренний карман.

До утра было много времени. Как раз успел...

Видимо, все решил ее взгляд. Он молча протянул толстую пачку.

"Справишься?" - молча спросили глаза.

"Господи, господи, я буду молиться за тебя", - кричал в ответ ее взгляд.

"Справишься?!" - требовательно спросил он.

"Да", - она закрыла глаза. - "Спасибо тебе".

"Прощай!"

Он уходил по дороге. Уходил в никуда, глубоко засунув руки в карманы. Умирающие листья падали ему вслед, желтым ковром закрывая приготовившуюся уснуть землю.

Снова была осень.

Он шел и не видел перед собой дороги. А потом остановился: перед ним была Станция... Последней мелочи, которую он наскреб в карманах, как раз хватило, чтобы купить билет. Билет в одну сторону.